Ава Рид - Нежно

– Помню лишь, что не чувствовал боли. От алкоголя все затуманилось, но я оставался в сознании. В какой-то момент прибыла полиция и пожарные, не знаю, через сколько времени. Им пришлось вырезать меня из машины, так как меня зажало со всех сторон. На теле, кроме пары синяков и сломанных ребер, не осталось повреждений, только несколько царапин. Но с двумя исключениями. – Подняв руку, я провожу по шраму на щеке. – Это из-за аварии. Ты спрашивала тогда, а… я не все тебе рассказал. Они говорили, что это от крупного осколка старого лобового стекла. Затем последовали больница и операция. Все это проплывало мимо меня, как в каком-то фильме, и реальным стало лишь на следующий день, когда я проснулся и увидел рядом рыдающую бабушку.

Зоуи хочет дотронуться до меня, протягивает ко мне руку, но сейчас я не могу. Поэтому качаю головой, и она ее убирает.

– Мне надо наконец это сделать, – говорю я, и она понимает. Это же хорошо, да? – Бабуля не прекращала плакать и ругаться. Я потянулся вниз, потому что левая нога болела, и не понял, что случилось. Даже когда бабушка все объяснила, а после нее повторил врач. Я просто не понимал.

Теперь моя очередь плакать. Черт. Сижу тут на унитазе с девушкой, которая значит для меня больше, чем можно описать, и реву.

Пальцы трясутся. Несмотря на боль, я встаю и начинаю снимать штаны. Так проще.

Потом одним плавным движением спускаю их вниз, они падают на пол, и я ощущаю на себе взгляд Зоуи. На своих боксерах, на бедре – и вот оно. На протезе.

– Боже мой, – выдыхает она, и мне до безумия страшно, что сейчас Зоуи просто встанет и уйдет. Обвинит меня в том, что не сказал ей об этом раньше. Бросит мне в лицо, что я ни с кем не считаюсь и…

Ничего подобного не происходит. Вместо этого она вновь протягивает руку, а я задерживаю дыхание, пока она не касается моего колена. Мне бы хотелось чувствовать ее пальцы, но они сейчас движутся по моему протезу, и я слежу за ними, наблюдаю, как она узнает меня и изучает. И не буду мешать ей или останавливать.

– Ты потерял ногу, – в шоке шепчет она.

– Да. Ее полностью раздробило. Мне повезло, что спасли колено.

– Вот почему сегодня ты переместил вес. – Она вскидывает голову, чтобы взглянуть на меня. А мгновение спустя поднимается и встает прямо передо мной. – Отсюда боль. Она у тебя всегда?

– Нет, не всегда, но часто. Иногда в культе, иногда от протеза или фантомная. Сегодня появилась, потому что… я не сделал перерыв.

– Ты был со мной. И не снимал его все время. – У нее расширяются глаза. Мне нет необходимости это подтверждать. – Почему ты ничего не сказал? Остальные в курсе?

– Нет. Это так и не всплыло наружу, а в какой-то момент я уже просто не смог. Я его прятал, казалось, что так проще. А еще стыдился.

– Протеза?

– Причины, по которой я его ношу.

– Поэтому ты не хотел со мной спать.

– Это лишь одно из оснований. Второе – правда. У нас есть время. В смысле, оно у нас было и… – Рука Зоуи ложится мне на грудь, а ее губы заглушают все мои следующие слова. Это ласковый, мимолетный поцелуй.

– У нас есть время, Дилан. А ты что думал? Что я сбегу прочь? Что начну над тобой издеваться? Ты такого плохого мнения обо мне? – Мне так жаль.

– Я не хотел тебя обидеть. Но да, я этого боялся.

– Мне все равно. Это всего лишь нога, не более того. И никак не меняет мужчину, который к ней прилагается, – улыбается она. – Того, в которого я влюбилась. – Ее щеки покрываются румянцем, глаза до сих пор блестят от слез, успевших в них собраться. А мое сердце грозит взорваться и разломать грудную клетку.

Она в меня влюблена.

Теперь я целую ее, обнимаю и, видит бог, никогда больше не отпущу. Могу даже с Купером подраться, если до этого дойдет.

– А сейчас моя очередь.

– О чем ты?

– Я хочу рассказать тебе, что именно произошло той ночью. Что я помню и… чего стыжусь.

– У тебя нет поводов стыдиться, Зоуи.

– Легко так говорить, правда? Сегодня я это понимаю, но раньше… Тогда я была потеряна, как и ты – только по-другому. И все же мы оба справились, мы переросли это. Что я имею в виду: ты рассказал мне все, и я собираюсь сделать то же самое. Никаких секретов.

– О’кей. Никаких секретов. – Мы опять садимся, и мне трудно отстраниться от нее. Однако я понимаю, что теперь она нуждается в этом точно так же, как и я пару минут назад.

– Куп тогда совсем недавно поселился в Сиэтле, вместе с Мэйсом. Они оба начали учиться в Харбор-Хилле, и я сразу приехала к ним в гости. Очень переживала. Я ехала всего лишь на выходные и не была трудным подростком. Родители нам доверяли, а мне всего-то и хотелось, что увидеть квартиру брата, посмотреть большой город и, может, сходить куда-нибудь поесть вечером. В пятницу, когда я оказалась у них, Купа и Мэйсона неожиданно пригласили на их первую студенческую тусовку. Они знали того, кто ее устраивал, познакомились с ним на вводных лекциях и хорошо поладили, тут же подружились. Было лето, жаркое, чудесное лето. Мой визит пришелся ровно на те выходные, когда проходила вечеринка, и эти двое встали перед выбором: остаться дома или взять меня с собой. Они оба довольно быстро решили, что ни в коем случае нельзя меня туда брать, поэтому мы никуда не пойдем. Но меня было не так-то легко притормозить. Вечеринка в большом городе. Я непременно хотела на нее попасть! Так что я умоляла их и обещала ничего не пить. Пообещала не отходить от них и не творить глупостей и сказала, что через полгода мне уже исполнится семнадцать, а Купу, в конце концов, скоро двадцать. Они мне поверили, поскольку я не из тех, кто обманывает или устраивает какие-нибудь безумства. Их сопротивление мало-помалу падало. Мы пошли. Тогда я в первый раз нарушила свое обещание. Не специально, но это случилось. Рано или поздно я потеряла Купа и Мэйса среди кучи народа в большом доме, пила то, что мне давали, и танцевала с незнакомцами. – Вздохнув, она мотает головой и заламывает руки. – Я не сдержала слово, хотя должна была. Родители винят Купа, а началось все с моего обещания. И я не имею в виду, что сама виновата… но тем не менее эта мысль возвращается снова и снова. Я общалась с людьми, веселилась и ни о чем не беспокоилась. Застенчивостью я никогда не отличалась и такой угрюмостью, как мой брат, к счастью, тоже. А потому не видела никаких проблем в том, чтобы с кем-то заговорить. Вечер продолжался, мы танцевали дальше, смеялись, и вот один парень, который мне понравился, попросил меня подняться с ним наверх. Я хоть и выпила, но не сильно напилась, так чтобы ничего не соображать и плохо себя чувствовать. Все просто словно стало немного легче и свободней. Я ни о чем при этом не думала. Оглядываясь назад… я была наивной. Мне никогда не следовало подниматься по той лестнице. Но, откровенно говоря, у меня даже мысли не возникало, что в доме, полном людей, со мной может что-то случиться. Да и что? И как? Наверно, я повела себя слишком доверчиво или легкомысленно, но в моей жизни никогда не встречалось такого рода опасностей.

Его звали Кит. Он взял меня за руку, отвел в какую-то комнату, а когда закрыл за собой дверь, что-то изменилось. Не в нем, а во мне. Меня охватило подозрение, что что-то не так, то самое предчувствие. И после того как я обернулась и обнаружила еще двух парней, которых Кит раньше представлял мне как Питера и Эрика, это чувство превратилось в волну, почти не давая мне дышать. Все внутри меня стремилось уйти оттуда, хотело спуститься обратно вниз. «Мне нужно идти», – сказала я и все-таки позволила Киту подтолкнуть меня дальше в комнату. Меня слегка пошатывало, язык казался как будто вялым. Наверх от музыки доносились только приглушенные басы, и я слышала шум собственной крови в ушах. Пахло алкоголем, главным образом пивом, и травкой. На столе лежало еще что-то, я была уверена, что это более серьезные наркотики. Я еще раз повторила, что хочу уйти, но голос дрожал, и все тело тоже. Особенно когда хватка Кита усилилась, а остальные засмеялись. Глаза у них затуманились, Эрик пил пиво, а Питер просто сидел и разглядывал меня, будто я товар, который он собирался купить.

– Зоуи, пожалуйста, ты не обязана…

– Знаю. Но мне кажется, если уж мы это начали, то надо сделать все правильно. – Понятия не имею, как это выдержать. Чушь собачья. Она выдержала это тогда, справилась – значит, и я теперь сумею.

– Из-за паники я слышала только обрывки фраз. «Красивая», «Чем теперь займемся?» – что-то в таком духе. Затем Кит развернул меня, больно прижал к себе и начал целовать. – С каждым словом она говорит тише, пальцы затряслись. Черт, мне хочется ее обнять, но думаю, сейчас она этого не вынесет.

– Сначала я находилась в таком шоке, что даже не пошевелилась. Через несколько секунд все это уложилось у меня в подсознании, и я стала упираться, сказала «нет», хотя его это не интересовало. Он был сильнее меня, выше, крупнее. В какой-то момент мы оказались на полу. На полу со старым ковролином, запах которого тут же ударил мне в нос. От этого и улыбки Кита, от его тела на моем и пивного перегара меня затошнило и вырвало. Я зажмурилась, отбиваясь дальше, и… это ни к чему не привело. Мне стало нечем дышать. Голоса остальных слышались приглушенно, и не знаю, так ли это на самом деле, но сегодня мне кажется, что я твердила только «Нет». «Нет, нет, нет». Плевать они хотели. Это не имело значения. – Из ее глаз тихо катятся слезы, когда она поднимает взгляд и смотрит на меня. – Мои удары попадали в пустоту. Их руки были похожи на стаю муравьев, которая просто напала на меня. Я уставилась в потолок, слушала басы и считала секунды. Их прошло 119, прежде чем они меня перевернули. Больше я ничего не видела, еле дышала. Все поплыло и притупилось. Не помню, в какой момент я прекратила защищаться и двигаться. Я просто лежала, глядя в никуда, пока они меня держали. Даже когда… когда… Кит просунул подушку мне под живот и…

Я громко чертыхаюсь, запускаю руки в волосы и сам дрожу всем телом. Надеюсь, Куп тогда хорошо их избил. Если бы мог, я бы сейчас сделал это опять. Проклятье!

– Было даже не очень больно. Еще помню, как я подумала: Слава богу, все не так плохо.

Теперь Зоуи сотрясается от рыданий. Она прижимает руку ко рту и дает себе минуту, прежде чем продолжить. А я бы хотел, чтобы она этого не делала.

– Мне было так стыдно. В тот момент. За ту мысль. За каждый его толчок в меня, потому что я не сопротивлялась, пока мне прижимали руки к спине, а пальцы остальных удерживали меня за лопатки и шею. Потому что было недостаточно больно. Вместо этого я просто считала толчки, как секунды, и пыталась сдержать тошноту, чтобы меня не вырвало под себя. Вот и все.

После этого они снова меня одели, подняли, и Кит чмокнул меня в щеку. Он сказал просто: «Нам же было классно, правда? Тебе же понравилось, я видел», а я опять просто промолчала. Не знаю, как выходила из комнаты, что говорили или делали другие, помню только, что вдруг опять оказалась одна, а они ушли. В какой-то момент я поняла, что добралась до лестницы, и увидела своего брата. Мэйс стоял позади него. Я чувствовала себя опустошенной и использованной. Без слов, без эмоций. Во мне осталось только это Ничего. – Она резко смахивает слезы, но не успевает за ними, их слишком много, и они текут дальше. – Остальное ты знаешь. Куп их избил, и приехала полиция. Я ничего не сказала. Просто хотела домой. Хотела все забыть. В тот миг стыд был таким невыносимым, что подавлял меня и руководил мной. Лишь два дня спустя я сама пошла в полицию, чтобы изложить свою версию событий. Они хоть и нашли наркотики у Кита, но не очень много. Ни презерватива, ни доказательств. Для медицинского освидетельствования было слишком поздно. И все-таки родители пошли на суд – и мы проиграли.

Мы с Диланом сидим друг напротив друга, как два утопающих в открытом море. Я устала. Делиться всем этим… до сих пор мне удавалось только с Милли. Даже на суде не получалось. Там я просто пересказывала факты, не свои эмоции. Их я сдерживала и запирала внутри себя, чтобы никто никогда о них не узнал. Пока не появилась Милли. А теперь и мужчина передо мной.

Мне неважно, что у него протез. Авария – мы все совершаем ошибки. Его прошлое – это часть его, как и мое – часть меня. Оно делает нас обоих теми людьми, которыми мы являемся сейчас. Мы исцелились уже давно и тем не менее сегодня сумели показать другому человеку свои шрамы. Те, что навсегда сделали нас уязвимыми и напоминают о ранах, которыми когда-то были.

После этого становится хорошо. Наступает облегчение. Словно еще один сброшенный с плеч груз.

Я глубоко вздыхаю, твердо отвечая на взгляд Дилана, который ясно показывает, насколько он потрясен. Насколько взбешен и расстроен.

То, что он выслушал все до конца, что дал мне выговориться, очень много для меня значит. Равно как и тот факт, что он не солгал мне, хотя имел такую возможность. Мог еще раз повторить, чтобы я уходила, что все нормально, однако он решил открыть дверь – и впустить меня. Не только в ванную, но и в свое сердце, и в свою жизнь.