– Ага… Все – детям! Ты как Ленин прям!

– Нина, половину. Ты никак не пострадаешь. У нас большая четырехкомнатная квартира в центре… Можно очень хорошо разменять. Тебе не придется жить в коммуналке, о чем ты?

– А как я буду жить? Как? На что?

– Ты пойдешь работать, – спокойно ответил Глеб.

– Куда я пойду? Ты в своем уме? Мне сорок один год – пятый десяток пошел! Кто меня возьмет? Куда? В уборщицы мне идти?

– Не знаю. Это уж ты сама думай.

– Я больной человек… Я не могу – в уборщицы! У меня сердце… давление…

– Нин, возьми справку, что ты инвалид, и требуй с меня алименты. Имеешь право.

– Какой же ты негодяй, какое ты ничтожество… – схватившись за голову, прошептала Нина. – Я не ожидала!

– Найди другого. Хорошего. – Глеб встал, направился в свой кабинет.

– Куда ты? – вскинулась жена.

– Кое-что соберу. Не хочу тут оставаться. Не беспокойся, я возьму только свои вещи…

Глеб зашел в кабинет, достал из шифоньера чемодан.

Нина встала в дверях, сложив руки на груди.

– А это еще зачем? – воскликнула она, когда Глеб взял фотопортрет, сделанный Евгенией. – Оставь.

– Почему?

– Я… ну пусть хоть что-то… – Голос у Нины дрогнул. – Какая-то память… о тебе.

– Вот фотоальбом с нашими семейными фото. – Глеб указал на полку с альбомами. – Бери все себе.

– Глеб… – В голосе жены опять послышались слезы. – Не уходи. Мне будет плохо без тебя. Не уходи! Глеб!!!

Она вдруг подбежала, обхватила его за плечи:

– Глеб!

Глеб молча оторвал ее руки от себя.

– Глеб! Останься… начнем заново! С чистого листа. Я рожу тебе. Правда, клянусь! Будем вместе. Только ты! Глеб!

– Нина, не надо.

– Не уходи! Все равно у тебя там ничего не получится! Она дура, она шлюха, она собственному мужу не нужна! Она умрет! – бессвязно выкрикивала Нина.

У Глеба сжалось сердце, когда Нина произнесла это – «Она умрет». Он закрыл чемодан, пошел к входной двери.

– Глеб!..

Он захлопнул за собой дверь.

Внизу положил чемодан в багажник, сел за руль. И только тогда почувствовал, как тяжело, муторно на душе. Но не из-за того, что Глеб сожалел о своем уходе от Нины.

Из-за этих слов: «Она умрет».

Глеб взял в руки сотовый, нажал на кнопку.

– Алло… – услышал он в трубке знакомый, милый голос.

– Женя, ты как? – спросил он, стараясь не показывать своего волнения. В трубке что-то тарахтело на заднем фоне.

– Все в порядке. Я еду на катере.

– На катере?

– Да, весь центр перекрыт, сплошные народные гулянья и демонстрации. На катере быстрее и удобнее попасть на Солнечный остров.

– Я сейчас приеду.

– Ты на машине? Глеб, ты не проедешь… Не надо. Я уже скоро вернусь! – засмеялась Евгения.

Глеб нажал кнопку отбоя. Припарковался у дома Евгении, хотел выйти – благо Евгения дала ему ключи от квартиры.

Но на сердце было как-то неспокойно. «Она умрет». Что еще сказала Нина? «Она не нужна собственному мужу».

Откуда Нина знала, что Евгения была замужем? Догадалась? Или – знала? Но откуда? Светка Злобина рассказала? Нет, Света не в курсе того, что Евгения была замужем. Потом, эти звонки. Почти одновременно – звонок Толика и звонок Нины.

Странное совпадение. Нехорошо…

Глеб никогда не страдал повышенной тревожностью, не придумывал себе страхов, но слова жены тревожили его. Не давали покоя.

Минут пять он неподвижно сидел в машине, а затем решительно нажал на педаль газа.

* * *

– Разве «лейка» не у тебя в офисе? Куда мы идем? – удивленно спросила Евгения.

– К моему дому…

– К тому самому?! – воскликнула она. – Толик, а зачем?

– Я оставил твою «лейку» там.

– Но зачем – там?!

– Ты не понимаешь? – раздраженно вздохнул он. – У меня нервы… Ходил вчера вечером, бродил, метался по Солнечному острову… Я ведь разбить ее хотел, твою «лейку», уничтожить – вот как я был зол. Ну, оставил ее в старом доме.

– Толик, зачем? – прошептала огорченно Евгения.

– Я не знаю, – вздохнул он. – Утром сегодня проснулся – на душе кошки скребут. Почему, думаю, не отдал Женьке ее фотоаппарат? Это все из-за матери. Она меня довела.

– Ага, она тебя довела, а ты на мне отыгрываешься… – пробормотала Евгения. – «Лейки» там уже нет. Ее взяли.

– Кто? Бомжи? Перед Днем города из центра всех бомжей выгнали. Дети? Это не жилой район, детей тут нет. И потом, я ж ее, твою «лейку», не на виду оставил, а спрятал на одном из этажей. В углу, газеткой еще прикрыл…

– Толик, ты все равно странный.

– Да там она, твоя «лейка», никуда не делась со вчерашнего дня! – раздраженно закричал бывший муж. – Забирай и уходи.

– На каком хоть этаже ты ее спрятал? – опять вздохнула Евгения.

– На втором. В той комнате, где еще лепнина на потолке. Или на третьем? Нет, все-таки на втором! – твердо ответил Толик.

Было солнечно, вторая половина дня. Вчера дул прохладный ветер, словно отмечая то, что началась осень, а сегодня, второго сентября, лето снова напомнило о себе. Тепло, ясно…

Толик поднял лицо, вдохнул речной воздух. «Хорошо…»

Самое интересное, что Толик был почти спокоен. Когда он наконец решился на поступок, раздражение вдруг исчезло.

«Убьем двух зайцев, – сказала вчера эта женщина, Нина. – Никто ни о чем не догадается. Все подумают – случайность!»

…Толик с Евгенией подошли к старому дому. Здесь было тихо – ни одной живой души поблизости. Да и кому охота в такой день ошиваться на пустыре у заброшенного дома? Все в центре. Все празднуют… Если и гуляют по Солнечному острову, то не здесь, а вдоль набережной, наслаждаясь видами Москвы. А тут смотреть пока не на что.

– Ты быстро добралась… – заметил Толик.

– На катере приехала, – сказала Евгения. – Центр же перекрыт… Толик, я вот думаю все время… Вы правда с Ластиком решили этот дом разрушить? Не надо! – Она остановилась, посмотрела ему в глаза. Бывший муж спокойно вынес ее взгляд. – Это неправильно и… опасно. Я даже не столько за тебя переживаю, сколько за Ластика.

– А ты правда хочешь наслать на меня архпатруль? – с улыбкой спросил Толик.

– Не знаю. Я надеюсь, до этого не дойдет – ведь так?

– До этого не дойдет, – успокаивающе кивнул он. – Я не стану рушить дом. Я… я, в общем, понял, что моя мечта о клубе одиноких сердец – полная туфта. У меня все равно ничего бы не вышло. Мать права. Продадим этот дом другим инвесторам, пусть они с Москомнаследием договариваются, пускай они его реконструируют, если деньги найдут… Под офис или под банк. А клуба не будет.

Евгения вошла в подъезд первой, Толик – за ней. Он вспомнил, как несколько дней назад пытался задушить тут бывшую жену, но вовремя опомнился. Наверное, старый дом притягивал к себе зло. Жаль, что Евгеника этого не понимала…

А еще – она ничего не боялась. Вот сейчас – шла, даже не оглядываясь.

Перепрыгивая через кирпичи, женщина решительно направилась к лестнице.

– Слушай, а лестница не развалится? – спросила она, поднимаясь по ступеням.

– Нет. Раньше строили на века, – успокоил Толик, поднимаясь вслед за бывшей женой. – Этот дом еще сто лет простоит.

– Я вот думаю… Начнут его реконструировать… и вдруг – найдут ее!

– Кого? – с недоумением спросил Толик. – Осторожнее, смотри под ноги – там ступенька отбита…

– Кого? А ту женщину, жену купца-мильонщика, которая пропала. Он ее убил и замуровал где-то здесь… ты сам рассказывал, помнишь?

– Это Аким Петров рассказывал, диггер. Но он соврет – недорого возьмет. Легенда, Женечка… Петров любит людям головы морочить – это его работа.

– Да? Ну и ладно… – Евгения вышла в коридор второго этажа. Облупившиеся стены, битый кирпич, двери без косяков… – В какой комнате ты спрятал «лейку»?

– Кажется, дальше… Ты смотри в той стороне, а я пойду в эту. Да, и поставь свою сумку тут, она будет мешаться. Не бойся, никто ее не утащит…

Евгения послушно поставила свою сумку, довольно объемную на вид, на стул без спинки и налегке побежала в другой конец коридора.

Толик слышал ее шаги, слышал, как трещит старый паркет… Он заглянул в сумку Евгении – сотовый телефон находился в одном из внутренних карманов. Отлично. У нее не было с собой телефона. Толик зашел в одну из заброшенных комнат и стал смотреть в окно.

«Убьем двух зайцев, – сказала вчера Нина Мазурова, глядя на Толика черными – словно без дна – глазами. – Все же знали, как она любила старые дома, обожала именно этот дом…»

«Да. Она постоянно его фотографировала», – согласился Толик.

«Прекрасно. Никто не удивится, что вашу бывшую жену опять понесло к нему. Она фанатичка, фотограф… А дом – старый. Взял да и развалился. Вместе с ней. Чего тут удивительного? Не надо шляться где ни попадя!»

«А если я не успею выйти?»

«Так вы рассчитайте все с другом со своим. Точное время».

«Меня могут увидеть рядом с ней!»

«А что такого? Вы, Анатолий, тоже то и дело к этому дурацкому дому ходили. В этот раз пошли – за бывшей женой. Ей приспичило на дом изнутри посмотреть, а вы ее отговаривали. Потом вы успели из дома выйти, а она – нет. Трагическая случайность».

«Не знаю… Евгения, может, и не станет вызывать архпатруль…»

«Станет! Сами говорили, какая она фанатичка, как любит это старье. Праздники кончатся, и ваша Евгения пойдет в набат бить – спасите старую Москву, спасите! У вас есть один день – сегодня. Это такая удача – День города, центр перекрыт… Глупо не воспользоваться этим шансом – другого-то не будет!»

«Зато расследование начнется, когда дом рухнет. Вместе с Евгенией…»

«Начнется! Обязательно будет. И что? А вы скажете – вот, не снесли вовремя, и развалился дом, человек погиб! Раньше сносить надо было!»

«А если найдут следы, улики?»

«Какие следы, какие улики?! Вы же сами мне битый час рассказывали, что взрыв ваш друг сделает направленным, что гидрология там… фундамент подмыт, пустоты в подвале… что дом сложится сам, от малейшего толчка!»

«Комиссия придет. Каждый кирпичик перевернут, обнюхают».

«И что? А мать ваша – на что? Как я поняла, она уважаемый человек, замнет дело. Она – мать, она не станет вас подставлять… Ну, не вас, а холдинг свой хотя бы!» – тут же оговорилась Нина.

«Если Ластик узнает, что в доме будет Евгения…»

«А кто вас просит рассказывать ему? Вы сами не знали о том, что ее туда понесет! Вы всеми силами отговаривали ее, но она же фанатичка… А его какое дело? Пусть ставит взрывной механизм и уходит. Остальное его не касается».

«Ластик не простит мне, что по моей воле он стал убийцей».

«Убийцей Евгении? Да кто она… Велика потеря! И потом, он же вам сам потом спасибо скажет, когда в этом клубе счастье свое найдет…»

«Не смешите, – вяло отбивался Толик. – Какое в клубе счастье?..»

«Анатолий, ну что же вы… Ни рыба ни мясо! Действуйте! Или вы даже на поступок не способны, а?»

«Я вас боюсь».

«Меня? Господи, да я буду нема, как могила! Я мужа хочу вернуть!»

«А вы уверены, что Глеб вернется к вам?»

«Абсолютно. Если этой… вашей… бывшей не станет, то он вернется ко мне. Я все сделаю, чтобы вернуть его. А когда я забеременею, он сто процентов будет мой. Вы Глеба не знаете, в некоторых вопросах он – скала. Своего ребенка точно не бросит!»

«Так что ж вы раньше-то…»

«А вот это уже не вам судить! Короче – тварь вы дрожащая или кто? Мужчина вы или кто?..»

…Толик вздохнул, потыкал ногой вздыбленную паркетину. Та с грохотом отлетела в угол.

– Нашел? – издалека закричала Евгения. – Я ничего не обнаружила… Хоть какой бы ориентир дал, в какой комнате искать!

Толик вышел в коридор и нос к носу столкнулся с Евгенией.

– Я вспомнил! – улыбнулся он. – «Лейка» – в той комнате, точно… там дверь была, да… и без окон комната!

Евгения бросилась к дальней комнате. Толик пошел за ней по коридору, перешагивая через кучи мусора.

«Я не тварь дрожащая, я способен на поступок. Я, между прочим, тоже рискую, заходя в этот дом!»

«Тогда сделайте это. Сделайте и ни о чем не жалейте!» – крикнула ему вчера в лицо Нина Мазурова.

Евгения вбежала в крайнюю комнату.

Толик быстро закрыл за ней дверь. Припер снаружи заранее приготовленной железной трубой.

– Дурочка… – с тоской прошептал он, мысленно обращаясь к Евгении, и посмотрел на часы. У него в запасе оставалось ровно десять минут.

* * *

Центр был перекрыт, по Тверской шла демонстрация, на Садовом – велогонка в честь Дня города, тоже не проехать на машине… Виляя по переулкам, Глеб добрался до набережной Москвы-реки, и тут ему пришлось бросить свою машину и пешком направиться к пристани.

Там его ждал новый сюрприз – толпа народу жаждала совершить обзорную экскурсию по обводным каналам столицы. Один катер только что отошел от берега, второй тоже был забит практически под завязку.