Джуд Деверо - Незнакомец под луной

Кто-то, очевидно, парень, загремел дверной ручкой.

– Чертова дыра все равно заперта, – буркнул он.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнула девушка. Послышался топот убегавших ног.

Когда все стихло, Ким перевела дыхание, глянула на Трэвиса. Оба рассмеялись.

– Завтра все подростковое население Эдилина будет гадать, какой парочке повезло первой запереться в домике.

– А это всего-навсего мы, старичье, – притворно вздохнул Трэвис.

– Говори о себе! Это тебе вот-вот будет тридцать! А мне до такого ужаса еще годы и годы!

Она шагнула направо.

– Проходи сюда, только пригнись, притолока низкая.

Они оказались в очень маленькой комнатке с коротким, встроенным в стену топчаном.

Ким показала на топчан:

– Считай это столицей любви Эдилина.

– Если в городе имеются два топчана таких размеров, Эдилин вполне может считаться романтической столицей мира.

– Приходится находить интересные занятия в городе, где нет даже «Уолмарта».

Трэвис рассмеялся. Ким села на один конец топчана и жестом велела ему устраиваться на другом. Длинные ноги не давали Трэвису усесться как следует.

– Можешь даже вытянуться. Смотри, как мы подходим друг другу, – улыбнулась она. Их ноги соприкоснулись.

– Мы всегда прекрасно друг другу подходили, – заверил Трэвис.

Ким была рада, что в темноте не видно выражения ее лица.

«Мы друзья», – напомнила она себе.

– Расскажи о Джо Лейтоне, – попросил Трэвис серьезно.

– Я не слишком хорошо его знаю, но когда мы учились в колледже, он не давал Джессе шагу без него ступить. Но если по справедливости, так поступали все наши родители. Взять хотя бы мою маму! Она требовала рассказывать, с кем я встречаюсь и разослала ли свои резюме.

– Похоже, она очень тебя любит. Как она сейчас?

– Требует, чтобы я рассказывала, с кем встречаюсь, когда прихожу домой и каков еженедельный доход от моего магазина.

– А твой па? – засмеялся Трэвис.

– Мой па сделан из чистого сахара. Самый славный и милый человек на свете. Мои родители и младшая сестра Анна отправились в длинный круиз. Вернутся только осенью.

– Так ты в городе одна?

– Нет, здесь мой брат Рид, и у меня есть кое-какие родственники.

Как он вежлив: расспрашивает о ее жизни, хотя ему не терпится узнать побольше о человеке, за которого его мать собирается замуж.

– Думаю, мистер Лейтон – хороший человек. Но все зависит от твоей матери. Верно? Судя по тому, что ты сказал, она не слишком умеет за себя постоять.

Трэвис ответил не сразу:

– Моя мать всегда была очень тихой и незаметной. Думаю, она поняла, что спорить с отцом – только делать хуже себе. Если она оставалась в тени, у него создавалась иллюзия полного контроля над ситуацией. Тогда ему не было нужды вновь укреплять свой авторитет.

– А ты? Как живешь ты?

Трэвис пытался переменить позу, но места не было.

– Я сейчас упаду с этой штуки. Твои ноги… не возражаешь?

Он поднял ее ноги и положил себе на колени.

Ким скорее бы умерла, чем запротестовала.

– Ой! Прости, но у тебя такие острые каблуки…

Ким молниеносно сбросила модные босоножки на высоких каблуках и снова положила ноги ему на колени. Казалось вполне естественным, что он стал массировать ее ступни. Ким поблагодарила Духов Спа за то, что только вчера сделала маникюр и педикюр. Пятки были гладкими, как стекло.

– Так на чем мы остановились? – спросил он.

– Э…

Ким никак не могла вспомнить. Ни один мужчина еще не массировал ей ступни.

– Да, ты спрашивала о моей жизни. Правда в том, что ты все изменила.

– Я?

– Я рос не как другие дети. У нас большой дом на ста акрах в северной части штата Нью-Йорк. Дом был выстроен нуворишем в середине прошлого века и стал свидетельством его алчности. Очень высокие потолки и куча панелей темного дерева. Все это прекрасно подошло отцу. Мы жили там в окружении десятков слуг, и все стали для нас родными. Мы почти не видели отца, но его присутствие чувствовалось всегда.

Большие пальцы Трэвиса ласкали левую ступню. А когда проникли между ее пальцами, она почти перестала понимать, что он говорит.

– До того лета, когда отец полетел в Токио, а мать привезла меня в Эдилин, я понятия не имел, что живу иначе, чем другие люди. Ты научила меня жить, как все остальные, и я всегда буду благодарен тебе за это.

– Думаю, ты все это придумал. Трэвис, а где ты выучился этому?

– В Таиланде, думаю. Или в Индии. Где-то там. Тебе нравится?

– Если я потеряю сознание от экстаза, не обращай на меня внимания.

– Но мы этого не допустим, верно? – усмехнулся он и поудобнее уложил ее ноги. – Расскажи еще о Джо Лейтоне.

Ким разочарованно вздохнула, потому что он решительно прекратил массаж, но села прямее.

– Ну что сказать? Джесса много раз жаловалась на отца, но очень его любит. Я точно знаю, что она – свет его жизни. Когда Джесса была моложе, он требовал, чтобы дочь каждую минуту была рядом. Вернувшись из колледжа после первого курса, она должна была умолять отца разрешить пожить у нас хотя бы две недели. И мистер Лейтон лично допрашивал каждого мужчину, на которого Джесса взглянула хоть раз. Она говорит, что Тристан – тот, кто стал ее мужем, – заплатил выкуп за невесту, подарив ее отцу помещение.

– Для метизного магазина?

– Да.

– И магазин уже открылся?

– Нет. Там многое нужно переделать, вернее, перестроить. Друзья мистера Лейтона приехали из Нью-Джерси, чтобы ему помочь. Он и Джесса здорово поскандалили. Она все твердила, что в Вирджинии полно хороших строителей. Но он и слушать не хотел.

– Похоже, он из тех, кто всегда стремится настоять на своем, – нахмурился Трэвис. – Мой отец тоже из таких. Должен в любой ситуации взять верх.

– Думаешь, твоя мать сказала мистеру Лейтону да, потому что… потому что его поведение ей уже знакомо?

– Именно этого я и боюсь. Хотелось бы увидеть их вместе… но только если он не будет знать, кто я.

– Ты прав. Если тебя представят, как сына Люси, мистер Лейтон мгновенно превратится в пай-мальчика. И ты уж точно не узнаешь ничего близкого к правде.

Она вскинула голову.

– А твоя мать согласится…

– Не говорить ему, кто я? Я сам себя об этом спрашиваю. Не знаю. Я постепенно понимаю, насколько непредсказуемы женщины. Мать может рассмеяться и согласиться или рассердиться и спросить, как я смею думать, что разбираюсь в людях лучше, чем она.

Ким невольно рассмеялась.

– Я как будто слышу мистера Спока!

– Это кто-то из Эдилина?

– Нет. Из телесериала. Поколения моих родителей. Ты часто находишь какие-то пропущенные звенья в своем образовании?

– Целые десятилетия, – искренне признался он. – Люди иногда ссылаются на вещи, о которых я в жизни не слышал. Приходится смотреть на окружающих, чтобы знать, смеяться или нет. Однако я научился никогда не спрашивать, что они имеют в виду. Иначе прослывешь кем-то вроде инопланетянина.

Ким рассмеялась, больше потому, что сделала бы то же самое.

– Меня можешь спрашивать о чем угодно, и я постараюсь ответить.

– Ловлю на слове.

Он помедлил.

– Тогда скажи: доктор Спок и мистер Спок – один и тот же человек?

– Нет, совсем нет. У моего па есть DVD с сериями «Звездного пути», я тебе дам посмотреть.

– Мне бы очень хотелось, – ответил Трэвис, подавляя зевок. – Прости, но я очень устал. Я должен был приехать днем, чтобы сразу поговорить с мамой, но отец потребовал от меня сделать кое-что, и выехал я поздно.

Ким развернулась и спустила ноги на пол.

– Ты ел? И где остановился?

– Если в Эдилине нет отеля и ресторана, открытого… сколько сейчас, девять тридцать? – придется ехать в Вильямсбург.

Ким решила не слишком долго задумываться, прежде чем ответить:

– У меня есть гостевой домик и набитый едой холодильник. Конечно, это всего лишь крошечный домик у бассейна, который прежние владельцы обставили для визитов сына. Тот останавливался в домике, когда приезжал погостить. Едва я купила дом, мой брат Рид решил перебраться в домик, но он оказался слишком мал. Тогда он занял бывшую квартиру Колина – это здешний шериф, – но терпеть ее не может. Хотя Колин ее тоже терпеть не мог.

Она замолчала, чтобы не показаться полной дурой.

– Буду счастлив принять предложение, – тихо ответил Трэвис. – Что же до ужина, я бы повел тебя в ресторан, но…

– О, мы сворачиваем наши тротуары в девять.

– С каких это пор у вас есть тротуары?

– Я ранена в самое сердце! У нас уже три года, как есть тротуары! В следующем году на улицах поставят электрические фонари.

– Бьюсь об заклад, фонарщик рыдает из-за потери работы, – хмыкнул Трэвис.

– Мы женили его на дочери сапожника, так что они счастливы.

Оба рассмеялись.

По пути домой Ким не переставала удивляться тому, что Трэвис вдруг вернулся. Она все время посматривала в зеркальце заднего вида, чтобы проверить, не потеряла ли его. Он вел старый «БМВ», даже без автоматической коробки передач. Может, стоит объяснить, что ему не нужно переключать скорости.

Она умирала от желания задать ему тысячи вопросов, о том, как он жил эти годы… но пожалуй, лучше будет, если он сам ей скажет, в свое время. Она знала, что он работает на своего ублюдка-отца – воспоминание заставило ее улыбнуться, – а у отца есть деньги. Но судя по этой машине, отец не желал делиться с сыном.

Ким подумала о том, в какой кошмар должна была превратиться нынешняя жизнь Трэвиса. Почему он это делает? Жертвует своей жизнью, чтобы защитить мать. Насколько героичен такой поступок?

Свернув на свою подъездную дорожку, она вспомнила, что он просил ее о помощи, и поклялась сделать все возможное.

Трэвис поставил машину рядом и вышел.

– Ты не пользуешься гаражом?

– Я сделала в нем мастерскую.

Она поискала в сумочке ключи.

– Значит, когда идет дождь или снег, или палит солнце, твоя машина остается здесь?

Он взял у нее ключи и открыт дверь.

– Так и есть, – кивнула Ким, входя и включая лампу у дивана, который выбрала вместе с Джессой. Комната была отделана в бело-голубых тонах. Вдоль одной стены высились книжные шкафы, на камине стоял телевизор. Потолок шел до самой крыши, обнажая толстые белые балки.

– Прекрасная комната. Очень уютно, – похвалил Трэвис. Странно, почему его дорогой дизайнер интерьеров не могла сделать чего-то в этом роде? Впрочем, он ничем не помог ей. Даже не объяснил, что ему нравится.

– Спасибо, – пробормотала Ким и отвернулась, чтобы он не увидел ее улыбки. – Кухня там.

– Ким, тебе необязательно меня кормить. Довольно и того, что приютила. Я могу…

Он осекся при виде соединенной со столовой кухни, такой же удобной и теплой, с большим розовым гранитным островком и медными кастрюлями, висевшими на стене. Обеденный стол был большой, выщербленный и, очевидно, старый.

– Мне здесь нравится, – решил он. – Давно у тебя этот дом?

Он знал ответ, потому что следил за сделкой с начала до конца. Он даже попросил Пенни сделать пару звонков в банк, в котором Ким просила кредит. Хотел убедиться, что все пройдет гладко.

– Меньше года.

– И за это время ты привела его в такой порядок?

– Мы с Джессой. Мы…

Она пожала плечами.

– Вы настоящие художники. Знали, что делаете. Помочь тебе с ужином?

– Не стоит, – отмахнулась Ким, но про себя удивилась. Откуда он знает, что Джесса – художник? Может, это она как-то обмолвилась?

– Садись, и я принесу тебе поесть.

Он сел на табурет на дальнем конце стойки и стал наблюдать за Ким. Роясь в холодильнике, та ощущала его взгляд и чувствовала себя виноватой из-за того, что вся еда была приготовлена Дэйвом и работниками его фирмы. Но зачем говорить все это Трэвису? Сказать, что у нее есть постоянный парень? Тогда он подумает, что между ними что-то может произойти. Если не считать массажа ступней, он ведет себя так, будто не заинтересован ни в чем, кроме дружбы. И смотрит на Ким так, словно ей по-прежнему восемь лет.

Она положила перед ним подставку под тарелку, нож и вилку. Мать пыталась уговорить Ким сэкономить деньги и забрать бабушкину посуду, но Ким отказалась.

– Ты просто хочешь избавиться от старых вещей, – упрекнула она, и отец едва сдержал смешок.

Тогда мать подарила весь сервиз Колину и Джемме Фрезьер на свадьбу, и они пришли в восторг.

– О чем ты думаешь? – спросил Трэвис.

Ким объяснила:

– Джемма – историк и знала историю компании, которая выпустила сервиз. Обращалась с ним так, словно сокровище нашла.

– А тебе не нравится?

– Я люблю новые вещи. Что будешь есть?

– Все что угодно. Я всеяден.

Она положила ложки в дюжину пластиковых мисок, которые извлекла из холодильника, и предоставила ему выбирать. Но не могла оторвать от него глаз. Он ел в европейской манере: вилка в левой руке, нож – в правой. Манеры принца.