Сэнди Блэр - Незнакомец в килте

Ага! Теперь все понятно: Бет рассказывает о себе, догадался Дункан. Оставалось лишь надеяться, что негодяя поймали и повесили, а вместе с ним, как положено по закону, его собаку, лошадь и сокола.

Бет вздохнула и принялась снимать ткань, которой было забинтовано его плечо.

– Поскольку денег… марок [17] у нее не было, далеко убежать Кейти не удалось, – продолжала Бет. – Ее поймали и отдали даме по фамилии миссис Уэйд, очень странной женщине.

Она замолчала. Оглянувшись через плечо, Дункан увидел, что она держит над его раной чашку с водой.

– Дункан, сейчас тебе будет больно.

Если бы она не предупредила, он бы закричал и тем самым опозорил себя. К его ужасу, у Бет хватило решимости плеснуть на рану еще воды.

– Потерпи немного, – прошептала она и дернула за ткань. Дункан изо всех сил стиснул зубы, чтобы не завопить во весь голос.

Слава Богу, он лежит в кровати, а не стоит, иначе непременно рухнул бы на пол, такая острая боль пронзила все его тело.

– Как ты? – заботливо спросила Бет.

Он не ответил, поскольку был не в состоянии проронить ни слова, и она опять спросила:

– Я сделала тебе больно?

Дункан смахнул ресницами слезы, радуясь тому, что лежит к Бет спиной.

– Нет. – Он прерывисто вздохнул и с трудом произнес: – Ты мне рассказывала о какой-то странной женщине.

– Ах да. Миссис Уэйд только тем и занималась, что выискивала в Кейти недостатки. Ей не нравилось в девочке абсолютно все. Она постоянно к ней придиралась. Особенно ее раздражало то, что Кейти не умела так же быстро читать, как она сама. У Кейти от ее вечного брюзжания постоянно болела голова. – Руки Бет на секунду замерли. – Однажды, когда Кейти в очередной раз пожаловалась на головную боль, миссис Уэйд подкралась к ней сзади, подняла ее конский хвост – это такая прическа, когда длинные волосы поднимают вверх и затягивают на затылке лентой – и срезала их под корень.

– Наверное, у девочки были вши?

– Нет, никаких вшей у нее не было. У нее просто болела голова, а теперь она еще и лишилась волос.

«Гм… Ничего удивительного, что голос Бет дрогнул», – подумал Дункан: у многих девушек красивыми бывают только волосы.

Несколько секунд спустя Бет предупредила:

– Прости, но тебе опять будет больно.

Она оказалась права. Пропитанная солью повязка и впрямь причиняла острую боль, но все-таки не такую, какую Дункан испытал, когда Бет отрывала ее от раны.

И все же вскоре он пришел в себя настолько, что даже смог спросить:

– А почему эта странная женщина так не любила Кейти?

– Не знаю. Но как бы там ни было, она сказала Кейти: «Теперь у тебя больше никогда не будет болеть голова».

– У нее и правда перестала болеть голова?

– Да, но только тогда, когда Кейти исполнилось восемнадцать лет и она ушла от этой женщины.

Замолчав, Бет принялась ловко бинтовать Дункану плечо своими ласковыми руками. Он приподнял руку, чтобы ей было удобнее, и прошептал:

– Грустную ты мне рассказала историю, жена.

– Не такую уж грустную. Кейти выросла, стала взрослой женщиной, причем гораздо более сильной, чем большинство других женщин. Она много работала и стала уважаемой дамой.

Бет помогла Дункану лечь на спину.

– А ты знакома с этой леди Кейти? – спросил он, нахмурившись.

– Боюсь, что да, – ответила Бет, на секунду прикусив нижнюю губу.

Дункан уже хотел спросить, вышла ли леди Кейти замуж и стала ли жить после этого счастливо, как вдруг в дверь постучали и она приоткрылась. В комнату заглянул его поверенный.

– А, Айзек, – Дункан улыбнулся, – заходи, заходи!

Бет, извинившись, вышла, и Айзек тут же спросил:

– Как ты себя чувствуешь, mon ami [18]?

– Я жив, и это уже хорошо. Еще совсем недавно мало кто в это верил.

– Верно. Да и выглядишь ты лучше. Плечо сильно болит?

– Не очень, хотя я слаб, словно новорожденный младенец.

– Рад, что твое плечо заживает и ты уже лучше себя чувствуешь, поскольку я принес тебе волнующие новости.

– Что, опять Брюс?

– Нет. Новости эти касаются твоей жены.

– Выкладывай.

– Как ни прискорбно мне это говорить, но твоя жена – не та женщина, которую послал Олбани.

– Я и сам так вначале подумал, Айзек. – Дункан расхохотался. – Поверь, ты ошибаешься.

– Вряд ли. Я сам задал леди Бет несколько вопросов, равно как и Рейчел. Леди Бет заявила, что никогда не была во Франции и никогда не была замужем. Всякий раз, когда я заводил разговор на эту тему, она говорила то же самое.

– Но у нее на пальце мое кольцо.

– Верно, однако леди Бет не помнит, каким образом оно к ней попало. Она считает, что ты надел ей его на руку, после того как она потеряла сознание.

Дункан недоверчиво взглянул на поверенного:

– Не может того быть! Когда я вытащил ее из кареты, у нее на пальце уже красовалось это кольцо. Она та самая.

– Друг мой, я всего лишь высказываю тебе свои опасения. Ты женился на женщине, о которой мы знаем мало, практически ничего, и которая утверждает, что ее зовут Катрин Элизабет Макдугал Паддинг. Ты же должен был заключить брачный союз с женщиной, которая носит совсем другое имя. Может быть, леди Бет и та самая, на которой ты должен жениться, но… как-то все это странно. Ей даже неизвестно, кто она такая… или она что-то скрывает.

Айзек принялся ходить взад-вперед по комнате. Леди Бет не отказывалась отвечать, когда ей задавали вопросы относительно ее прошлого; но только сумасшедшая – или желающая казаться таковой – отвечала бы в столь странной манере. Еще больше его настораживало то, что она отказывалась признавать себя католичкой.

– Мы должны докопаться до истины, прежде чем об этом узнает Олбани. Если он решит, что ты намеренно обманул его, женившись не на той женщине, которую он тебе выбрал, или, того хуже, если она и в самом деле его племянница, а он узнает, что ты отказался вступить с ней в брачные отношения, потому что она сумасшедшая, он отнимет у тебя все, чем ты владеешь.

– Это точно. – Дункан, нахмурившись, задумчиво уставился в окно. – Должно быть, леди Бет все-таки племянница Олбани. Иначе с чего бы Брюсу пытаться ее убить? Никакой другой причины для этого нет.

Айзек не был так в этом уверен. Юного короля Джеймса держали под замком в лондонском Тауэре, и амбициозный дядя этого мальчишки господствовал над всей Шотландией. В то время как Олбани не спешил платить Генриху IV выкуп за парня, разыгрывая из себя Бога, половина шотландских вождей строили заговоры, совершали набеги на земли друг друга либо дрались между собой.

Айзек провел рукой по редеющим волосам. К тому времени как вся эта история закончится, он совсем облысеет.

– Ладно. Если ты считаешь, что леди Бет именно та, которую послали, ты не вправе давать Брюсу шанс расправиться с Олбани.

– Решено, – буркнул Дункан. – Я пересплю с этой женщиной, как только буду в состоянии это сделать. Тогда ко мне никто не подкопается. А поскольку она вдова, а, значит, не девственница, ты будешь свидетелем.

Айзек содрогнулся: да уж, перспектива не из приятных.

– Попроси лучше священника. Он тебя не очень жалует, да и Джон Брюс не сможет заявить, что, поскольку мы с тобой друзья, я из желания насолить ему, подтвердил, что ты спал с этой женщиной.

Немного подумав, Дункан кивнул. Свидетельство священника явно предпочтительнее.

– Да будет так. Но если я узнаю, что леди Бет специально обманула меня, я с ней разберусь.

При сложившихся обстоятельствах это был самый разумный план, и Айзек кивнул.

– Прислать ее к тебе?

– Да, пришли ко мне мою жену, – проговорил Дункан таким тоном, что у Айзека мороз пробежал по коже.

* * *

– А вот и она, – прошептал Дункан, оглядывая придирчивым взглядом стройную фигурку. – Ну-ка, жена, подойди ко мне.

Выполнив его просьбу, Бет обеспокоенно спросила:

– У тебя снова болит плечо? Или Айзек сказал что-то такое, что тебя расстроило?

– Нет, не то. – Дункан ткнул в нее пальцем. – Скажи на милость, что это у тебя на ногах?

Бет опустила глаза и покачала ногой.

– Теннисные туфли. – Лицо ее озарила улыбка, словно это была самая обычная обувь для женщины. – В них я запросто могу пробежать три мили за полчаса.

– Не может такого быть, детка. – Дункан взглянул в сторону маленького окошка. – Да за такое время даже моя лошадь не пробежит это расстояние.

Бет усмехнулась:

– Там, откуда я родом, ровная местность. Я бегаю по дорожкам Центрального парка. – Видя, что Дункан продолжает хмуриться, она прибавила: – Это в Нью-Йорке, где я когда-то работала. Помнишь? Я еще рассказывала тебе, когда впервые попала сюда…

Она и вправду в первый день болтала без умолку, только Дункан мало что понимал. Теперь, привыкнув к ее манере говорить, он надеялся, что ему будет легче вытянуть из нее правду – ведь от этого зависело его будущее.

Бет начала расплетать его заплетенные в косу волосы, и Дункан попросил:

– Расскажи мне об этом новом Йорке [19].

– В Нью-Йорке очень высокие дома, в некоторых больше ста этажей. Мы называем их небоскребами.

Дункан недоверчиво уставился на нее и утвердительно кивнул.

– Как я тебе уже рассказывала, Нью-Йорк – финансовый центр и в нем самая вкусная в мире еда. Попробовал бы ты пирожное «Джуниор». А еще, – она грустно вздохнула, – у нас есть театры и университеты…

– И твой дом находится в новом Йорке?

– Мой дом ничего собой не представляет, так, обычная квартирка. Перед тем как я сюда перенеслась, я подумывала, не остаться ли мне жить в моем замке постоянно.

Ага! Наконец-то они добрались до чего-то интересного.

– Расскажи мне о своем замке.

– Я недавно унаследовала его по линии моей матери. Он точь-в-точь как твой, только в моем замке есть водопровод, хотя и ужасно ветхий.

– Водопровод? – непонимающе переспросил Дункан, уловив в ее голосе горделивые нотки.

– Это когда вода течет по трубам внутри замка. У меня есть даже одна штуковина, чтобы подогревать воду. Открываешь краник – и вот тебе горячая вода в любое время, когда ты только пожелаешь. – Она провела рукой по его волосам и взялась за расческу. – Ну, почти в любое время.

Да уж, воображение у нее богатейшее, если она умудрилась придумать какие-то небоскребы и какой-то водопровод.

– Я хотела устроить в замке что-то вроде пансиона – места, где путешественники могут остановиться на ночлег, – но, думаю, с этим придется повременить.

– А сколько человек живет в твоем замке?

– Я живу одна.

Должно быть, она не поняла, о чем он спрашивает.

– Но ведь охрана-то у тебя есть?

– Нету. Я сказала – никого, кроме меня. Именно поэтому я хотела превратить замок в пансион – чтобы время от времени не быть одной.

Боже правый! Дункан исподтишка взглянул на нее. Бет безмятежно улыбалась. Неудивительно, что Олбани захотел выдать ее замуж. Ни одна женщина, если она, конечно, находится в здравом рассудке, не станет приглашать в свой дом незнакомых людей, не имея вооруженных охранников: это опасно не только для нее, но и для ее домочадцев.

Он недоверчиво покачал головой, но, прежде чем успел задать очередной вопрос, в комнату вошла девушка-судомойка со свежей водой.

– Вон! – приказал Дункан.

Он не позволит своей придурковатой жене опять менять повязку – хватит ему последнего раза.

– Дорогой, тебе нужно вымыть голову. – Бет досадливо поморщилась.

– А… – Он кивнул девушке. – Прими мои извинения. Делай, как приказывает миледи.

Бет попросила его лечь на спину. После того как девушка вышла из комнаты, она постучала пальцем по емкости с водой:

– Как ты это называешь?

– Котелок с тремя ножками и ручкой.

– А я называю это сковородой. – Она сунула посудину под шею Дункана и принялась поливать его голову теплой водой, тщательно следя, чтобы вода не попала ему в глаза. – Ты понял все, что я тебе рассказала?

– Почти все. – Дункан блаженно закрыл глаза, наслаждаясь тем, как она ласково намыливает ему волосы. Последний раз ему мыли голову, когда он был еще совсем маленьким. Как странно, что она решила это сделать.

– Послушай, Дункан, я действительно понятия не имею, как попала сюда. – Она помолчала. – А ты знаешь?

Он взглянул в ее блестящие серые глаза – в них ясно отражались замешательство и боль. Прикусив губу, Бет заморгала, пытаясь сдержать вот-вот готовые хлынуть из глаз слезы.

Перебрав в уме все ее вопросы, все ее планы относительно замка, Дункан решил, что его жене просто заморочили голову. Если Айзек прав и заговор и в самом деле существует, она лишь пешка в игре, значения которой не понимает.

Ему нужно переспать с ней, и как можно скорее, однако ни в коем случае не сделать ей ребенка. Сначала он должен выяснить – ради своего наследника, – почему она такая странная – оттого ли, что такой уродилась, или потому, что ее ударили по голове. Он не сомневался, что сделать это будет нелегко.