– Там, сзади дома, сарай. – Она вытянула руку с ружьем, показав, куда ему нужно пройти. – Можете поставить туда вашу тарахтелку.

Кали повернулась и вошла в дом.

Тревис слез с мотоцикла и начал толкать его по размокшему двору.

– Чудовище в последнем ужастике было куда обаятельнее, – пробормотал он, волоча по грязи тяжелый мотоцикл.

Вскоре он обнаружил черный ход рядом с сараем. Если бы он не думал, что она воспользуется случаем и пристрелит его, то рискнул бы протанцевать победный танец в заляпанных грязью ботинках.

Кали поставила ружье на место у входа и направилась на кухню, подавив желание швырнуть что-нибудь из посуды и с грохотом разбить. «Я не хочу его здесь видеть!» – с ожесточением подумала она. – «Но дождь не прекращается, – возразила более мягкая сторона ее души. – Он может соскользнуть с дороги и попасть в аварию. Неужели ты способна это допустить? Ведь этот грех будет на твоей совести». – «У меня нет совести», – ехидно хихикнула ее черная половина.

Кали выпила еще одну кружку кофе и, пригнувшись, оперлась о краешек стола. Ей хотелось знать, зачем он приехал, но что-то удерживало ее от расспросов. Она позволит ему остаться, пока не кончится ливень, а когда немного подсохнет и он сможет спуститься с холма, вытолкает в шею. До нее донеслись шаги Тревиса в сарае, затем скрип отворяемой двери черного хода. Она уставилась в кофейную гущу, словно надеясь найти в ней ответы на все трудноразрешимые вопросы. В эту минуту на кухне появился Тревис.

– Да, действительно, хлещет как из ведра, – сказал он, снял куртку и повесил ее на спинку стула. Тревис с нескрываемой завистью поглядел на кружку с остатками горячего кофе. Он промок и чувствовал себя продрогшим до костей.

– Тут немного осталось. На кружечку хватит. – Кали небрежно взмахнула рукой, указав на кофейник. Если ему нравится крепкий кофе, вернее, его остатки, он может выпить.

Откровенная грубость Кали не испугала Тревиса, и он занялся поисками кружки, видя, что любезности от хозяйки не дождешься. Попутно он осмотрел кухню, заметив в углу круглый стол для разделки мяса и четыре обитых твидом стула с подушечками. Все кухонное оборудование сверкало белизной, с которой контрастировали яркие кафельные стены. Полотенца и посуда тоже были разных тонов, с красивыми цветочными узорами. Да, ничего не скажешь, уютная кухня. Он выпил кофе и глубоко вздохнул, ощутив, как понемногу начинает отогреваться.

– Откуда вы узнали, где я живу? – требовательно осведомилась Кали, прижав к груди кружку с кофе. Она полагала, что сможет согреть свою похолодевшую кожу. Кали неторопливо подняла глаза и взглянула ему прямо в лицо. Привыкшая улыбаться и весело смеяться, Кали Хьюджес теперь, очевидно, не сознавала, как неприязненно она держится и отталкивает собеседника ледяным взором. Нетрудно было почувствовать, что присутствие Тревиса в доме ей не по душе.

– Вероятно, я вправе утверждать, что весьма находчив, – отпарировал он. Но губы Кали остались крепко сжатыми.

– Малкольм не разглашает секретов и никому не проговорился бы обо мне и моем доме.

– Да, старый хрыч умеет хранить тайны как никто другой. Не волнуйтесь, он ни словом не обмолвился, но меня это не остановило, и я решил действовать по-своему.

– Вы проникли к нему! – обвиняя, она не удержалась от раздражения. – Вы проникли к нему в офис и перерыли документы. А иначе ни за что не выяснили бы моего адреса. Лишь такой негодяй, как вы, смог так поступить. У меня просто нет слов.

Тревис пожал плечами и положил ногу на ногу.

– Никаких признаний вы от меня не дождетесь.

Щеки Кали зарделись от гнева. Как он смеет играть с ней, заманивать в ловушку! Наверное, рассчитывает, что она легко сдастся.

Тревис понял, что перегнул палку и невольно обидел ее. Впредь он должен быть поосторожнее и не испытывать ее терпения.

– Где бы я мог вымыться? – дружелюбно поинтересовался он.

– Там рядом с сараем есть колодец.

Тревис скривил губы.

– Вы хотите сказать, что в доме нет водопровода?

Кали сдержалась, чтобы не ответить очередной грубостью. Почему он не вызывает у нее неприязни, ведь тогда она с полным основанием сможет ему грубить, чего ей и хочется? Впрочем, хорош он или плох, она с ним любезничать не станет. И возможно, он скоро уберется, несмотря на дождь?

– Я не возражаю. Выйти из дома и вымыться, наверное, можно и под проливным ливнем или даже после полуночи, но мой отец выстроил хорошую ванную, когда мне было восемь лет, и приучил мыться в доме.

Кали колебалась, не зная, как вести себя с ним дальше. Наконец она сдалась.

– Пройдите через холл, спуститесь и откройте первую дверь направо.

Тревис кивнул. Он поставил кружку на стол и медленно направился к выходу. Потом остановился и повернулся.

– Спасибо, что не выгнали меня под ливень. – У него хватило наглости подмигнуть ей.

Кали так крепко сжала руки, что ногти впились в ладони. Она подумала, что взрыв отчаяния привел бы ее в чувство. Какой нахал! И еще отпускает шуточки.

Тревис мылся, размышляя о том, как сильно изменилась Кали. Если раньше он лишь предполагал, что она станет идеальной моделью для его фотоальбома, то теперь был в этом абсолютно уверен. Веселая, легкомысленная женщина, с которой он когда-то познакомился, сумела, пройдя через невзгоды, сделаться сильной личностью.

Он также обратил внимание, как она стала просто одеваться. На ней были фирменные джинсы и недорогой бледно-лимонный шерстяной свитер с вышивкой на шее. Светло-коричневые техасские ботинки изрядно поношены, а их каблуки немного сбились. Тревис успел детально осмотреть ее своим цепким профессиональным взглядом, пока пил кофе. Кали отпустила волосы, и он мог поклясться, что несколько золотистых пряден поседели, а не выгорели на солнце. Да, она столько успела пережить, что заслужила эту седину. Под глазами обозначились тонкие морщинки, а выражение ее глаз цвета мускатного ореха без преувеличения можно было бы назвать тревожным и настороженным. Он увидел и складки около рта, морщины на лбу – живые свидетельства душевной боли и переживаний. Но все это отнюдь не портило Кали, а делало ее красоту законченной и зрелой.

За это время Тревис понял и другое – она женщина с характером. Он знал, что ему повезло – она не всадила в него пулю и теперь он не мучается от раны. И уж, по крайней мере, она вполне могла выстрелить ему в зад зарядом соли. Ему незачем обвинять ее в не гостеприимстве или, грубо говоря, желании выдворить любого непрошеного посетителя. Поскольку она поселилась одна, вдалеке от другого жилья, то просто должна быть сильной и готовой за себя постоять. Тревис сознавал, что в запасе у него мало времени и нужно использовать каждую секунду, чтобы оправдать свой приезд, смягчить и уговорить ее.


Кали почувствовала, что обеденная пора уже настала – желудок подсказал ей это. К тому же у нее в доме гость, хочет она того или нет. Вся сложность в том, что если кто-то и вторгся к ней, то почему именно он, а не кто-либо из ее друзей?

Через десять минут Тревис вернулся на кухню и застал ее взбивающей яйца в глубокой миске.

– Обед скоро будет готов, – сухо сообщила Кали, не отрываясь от хозяйственных дел.

У него радостно вспыхнули глаза.

– Отлично. После завтрака я ничего не ел и должен признаться, что чертовски проголодался.

Кали сдержанно усмехнулась и вылила взбитую яичную массу на раскаленную сковородку.

Тревис с недоверием наблюдал, как она молча готовит две порции омлета с сыром и грибами. Для мужчины его роста и сложения это казалось легкой закуской, не более того.

– Выглядит аппетитно, – усталым голосом заметил он, окинув взглядом маленький омлет. – К нему полагаются какие-нибудь тосты или поджарка из мяса?

– Я на диете. – Кали поставила кофейник на середину стола после того, как допила свою кружку.

Тревис нарезал омлет на кусочки, стараясь растянуть удовольствие и убедить свой желудок, что съел достаточно. Но его желудок, увы, всегда был несговорчивым.

– У вас здесь очень хорошо, – проговорил он, желая разрядить обстановку. – Дом выстроен прочно и со вкусом, в нем, и правда, уютно. Вы ничего не стали переделывать?

Молчание.

– Похоже, что он довольно старый, – добавил Тревис.

Молчание снова было ему ответом.

– Если вы скажете мне хоть слово в ответ, надеюсь, это вас не убьет? – не выдержал Тревис.

Кали смерила его холодным взором.

– Я приехала сюда, потому что нуждалась в уединении. И сейчас нуждаюсь. Если бы я хотела с кем-то разговаривать, то завела бы собаку. Ведь от нее ответа не услышишь. – Сказав это, Кали принялась есть омлет.

Тревис опустил глаза. Да, эта дама гораздо упрямее, чем он полагал. Нет, разумеется, он не думал, что она встретит его с распростертыми объятиями, но, в равной мере, не предвидел и столь резкого отпора. Тревис не мог ее осуждать, в конце концов, это он вторгся к ней в дом, когда она желала лишь тишины и спокойствия. Он понимал, что, не будь дождя, размывшего дорогу, его бы с проклятиями выставили вон, и эта безжалостная женщина ни за что не предоставила бы ему убежища.

Он мечтал сразу заговорить с ней о своей будущей фотокниге, признаться, что ее роман-исповедь поразил его и дал импульс новой идее, но понял, что если коснется этой темы, то либо ничего не добьется, либо его просто выгонят под ливень.

– Знаете, как ни странно, Дженни мне о вас почти ничего не рассказывала, – произнес он, допивая очередную кружку кофе.

Кали никак не отреагировала на его слова.

– Наверное, вы скажете, что она с уважением относится к вашему выбору, то есть к уединению.

– Жаль, что вы не чувствуете ничего подобного.

Теперь она старалась держаться безучастно и не выдавать вспыхнувшего любопытства, но с человеком, сидевшим напротив, играть эту роль было трудно.

Кали проклинала себя, что в последние два года не приглашала погостить оставшихся друзей, да и вообще мало кого видела. А Тревис поминутно напоминал ей ту пору, о которой она стремилась забыть. Она сознавала, что не должна расслабляться, пока он у нее в доме.

Ей нужно было напрячься, хорошенько подумать и догадаться об истинной цели приезда Тревиса. Ее скромное жилище нелегко отыскать, а добраться до него, пожалуй, еще сложнее. Как-никак дом расположен в самой пустынной части Виргинии. Неподалеку от него лишь крохотный городок Ньютон-Гэп, с магазином, почтой, бензозаправочной станцией, ресторанчиком и единственным маленьким административным зданием, одновременно полицейским участком и залом для собраний. Если кто-нибудь заболеет, то в Ньютон-Гэпе есть медсестра, но в более серьезных случаях придется проехать двадцать пять миль до медицинского центра в Биксби. Биксби тоже невелик, но по сравнению с Ньютон-Гэпом – прямо-таки верх цивилизации. И когда хочется посмотреть фильм или еще как-нибудь развлечься, люди отправляются в Биксби. Там к их услугам имеются бассейн, кинотеатр и большой ресторан с дискотекой и игральными автоматами.

– И места у вас здесь неплохие, – добавил Тревис. – Тут можно поохотиться?

– Сколько угодно, но только в лес поодиночке не ходят и по чащобам в охотничий сезон не разгуливают, – кратко пояснила Кали. – Чужаков в лес не пускают, особенно после окончания сезона. Здешний шериф Ред Горман считает себя настоящим стражем.

Тревис усмехнулся.

– В моих краях то же самое. Помню, наш шериф приходил в школу и частенько напоминал, что если мы не будем соблюдать все правила, то загремим в тюрягу.

– И что, кто-нибудь из вас там побывал?

– Думаю, что большинство испытало это удовольствие.

– А вы откуда родом?

– Из Тексарканы, – отозвался Тревис, довольный, что она начала с ним разговаривать. – Вы не найдете ее на карте.

– И мальчик из сельского захолустья в итоге обосновался в страшном Лос-Анджелесе со всей его сумятицей.

– Как и девочка из захолустья.

Ее глаза сузились.

– Я никогда не говорила, что родилась в этих местах.

– А вам и не нужно этого говорить. Я не так глуп, как порой кажусь. Когда я впервые увидел вас, вы выглядели, как и подобает дорогой фотомодели, я имею в виду и облик, и манеры, но теперь похожи на девушку из маленького городка. Вы стали самой собой, – пояснил он. – Простите, мадам, но скрыть свое происхождение вам не удалось.

Ее глаза сделались холодными, как лед.

– Не пытайтесь анализировать и рассказывать мне, кто я такая, по вашему мнению. Я и сама не знаю, что во мне настоящего. Я даже не знаю, кто я теперь.

Тревис с любопытством посмотрел на нее. Похоже, что прошлое тревожит и до сих пор не отпускает Кали. Конечно, ему незачем совать нос в чужие дела и допытываться. У него в прошлом тоже есть темные периоды, по поводу которых он не намерен откровенничать. И все же он продолжал задавать себе вопрос, почему она вернулась домой. Вряд ли ее потянули назад воспоминания. Она могла бы уехать и поселиться где угодно. Зачем ей понадобился этот городок, каких в стране тысячи? И отчего она живет как отшельница?