Иман Кальби - Ничья…

Наверняка, после случившегося эта история должна была, наконец, найти свое логичное окончание. Просто смешно предполагать, что они после всего пережитого продолжат мучать друг друга, -думал он и уже сам не понимал, какой исход был бы лучшим для его друга…

Вышел доктор в годах, подошел к Владе и Аделю.

– Пациент стабилен, пришел в себя. И очень просит Вас зайти, – он обратился к Владе. Та нервно вздохнула, хотя и было видно, что ее сердце успокоилось… По крайней мере, он стабилен…

В палате сильно пахло лекарствами и одиночеством. Влада смотрела на мощную фигуру человека, так сильно вросшего в ее жизнь, и не верила, что еще один вершитель ее судьбы может вот так, лежать беспомощно на больничной койке, обтыканный сотнями проводов, с подключенными мониторами, фиксирующими каждый его биологический показатель. Но такова жизнь. Нужно было привыкать к мысли о том, что она – это хрустальный сосуд, даже у тех, кто, как кажется, сделан из железа…

– Привет, детка. Паршиво выглядишь, – протянул он тихо сквозь слабую улыбку.

– Ты тоже, если честно, – попыталась ответить тем же, слезы на глазах, предательски ломающийся голос… – Как ты?

– Ощущения не очень, но жить буду… Назло всем… Живучий, как видишь… Второй раз баба промахивается, стреляя в меня… Все мимо сердца…

Она присела рядом и взяла его руку в свою…

–Я все знаю, Васель… Дарья, Карим, те посылки с гнилью – это все Мирна. Это она…Ты ведь знал… Всегда знал… Почему молчал? Почему заставлял верить, что это ты? Почему дал мне поверить, что все эти годы я любила чудовище?

Он усмехнулся..

– Заставлял верить? Хабибти, тебе всегда был легче поверить в то, что я чудовище… Ты никогда не давала мне шанса…Никогда… С самого начала…

Она молчала… Думала… Понимала… Это было правдой…Наверное…

– Разве так не легче? У меня куда более проще выходило играть роль мерзавца. Так почему бы и нет… Мирна ни в чем не виновата. Она – плод своей семьи, системы, времени… Она мать моей дочери… Я никогда бы не допустил, чтобы ее посадили в тюрьму или опозорили… И сейчас, Влада, все ее признания умрут вместе с ней… Одному правилу я навсегда останусь верен – никакого сора из дома…

А ты… Ты, малышка, наконец получишь то, к чему так стремилась… Я отпускаю тебя… Освобождаю… Не будет больше никаких низких шантажей сыном. Бери его и спокойно сегодня же вечером улетайте… Самолет я тебе дам. Кипр, Дубай, Москва, Европа… Что пожелаешь… Мой адвокат свяжется с тобой на предмет согласования графика встреч с Микаэлем. Мы будем с ним регулярно видеться, но так, чтобы не беспокоить тебя, чтобы мы больше не пересекались, не попадались друг другу на глаза… Ты достаточно страдала, Влада… И это я идиот, кругом не правый…

Я действительно любил… Любил, как мог… Как умел… И даже если моя любовь была для тебя болезненной, знай, что она была самой сильной, самой искренней, самой чистой… Прости меня за все… Постарайся простить… Если сможешь…

– Почему ты вернулся… обратно… в тот дом? – тихо спросила она…

Он молчал. Влада неотрывно смотрела на него. И даже не понимала, что испытывает. Сердце уже настолько было разорвано в клочья, что новая волна боли отзывалась в нем лишь очередной судорогой…

– Уходи, – глухо ответил он, – уходи, черт тебя дери, пока отпускаю…

Она закрыла глаза, наклонилась и поцеловала Васеля в губы… В последний раз… А потом молча вышла из палаты и направилась к выходу на глазах у ничего не понимающего Аделя…

Уже вечером частный самолет уносил их с Микаэлем из Дамаска в аэропорт Ларнаки. Каких – то полчаса – и она снова в другом мире… Ее мире. Где она свободная, независимая, а главное- Ничья…

Спустя полтора года

«Да, я счастливая женщина. У меня есть любимый сын, у меня есть любимое дело, у меня есть финансовые возможности на красивую жизнь. У меня есть воспоминания – хорошие и не очень, но они мои, это тоже мое богатство, мой опыт, я сама. Я стала вести преимущественно затворнический образ жизни. Не люблю все эти тусовки и шумные вечеринки, я редкий гость в соцсетях, я почти не мелькаю в прессе, а те фотографии, что есть – сделанные папарацци в попытке поймать меня за моей обычной жизнью.

Я так и не смогла продать наш дом с Каримом на море, хотя сама себе все больше напоминаю его предыдущую хозяйку. И пускай мне только 30, я понимаю, что меня рано или поздно постигнет ее участь – одинокой затворницы особняка, своих воспоминаний, несбывшихся иллюзий и разбившихся надежд. Сын вырастет и выпорхнет из гнезда, пойдет по жизни набивать свои шишки, познавать свои уроки, вкушать плоды своей любви и ненависти. А я навсегда останусь здесь, в этом сказочном доме разбившихся мечтаний, ставшем для меня спасением и проклятием, неизбежно и неотвратимо хранящим фантомы двух мужчин, любивших меня.

Да, я счастливая, потому что была любима. Я, обычная девочка-сиротка, чья судьба бы сложилась крайне незавидно, не став я жертвой коварной игры больших людей, познала любовь двух прекрасных мужчин, лучших мужчин на свете… Они любили меня искренне, самозабвенно… И оба чуть не уничтожили меня своим ураганом, своей энергией, своей страстью, едва не спалили меня огненной лавой своих чувств… Они и сами боялись, что я не выдержу, сломаюсь в их руках, словно хрупкая фарфоровая балерина из их детства … Такой они видели меня… Такой меня видели все, даже я сама… Только судьба думала иначе… Она оказалась права… Их любовь была разрушительной прежде всего для них самих…

Так уж устроена наша психология, что каждый человек, появившийся в вашей жизни, неизбежно занимает место в вашем внутреннем доме памяти. Человека может уже не быть, но его место будет всегда за ним, всегда неизменно. Карим ушел безвременно, на пике. И мне чудовищно его не хватает. Но боль от его ухода постепенно трансформировалась в светлую память. Я бесконечно ему благодарна за те годы семейного счастья и благополучия, которые он смог создать. Он прошел нелегкий путь, но этот путь был его. Я часто задаю себе вопрос, что бы было, если бы не убийство… Какова моя вина в том, что он ушел… Если бы не я, если бы не Васель, если бы не одержимость Мирны им, не было бы ее лютой ненависти и желания отомстить… Я знаю точно- он бы остался моим мужем навсегда. Из уважения, из благодарности, просто потому, что Карим- это Карим я бы никогда не помыслила оставить его… Да и он бы никогда не отпустил…

Васель… Его любовь ко мне была болезненной и одержимой, как шторм в море… И я боялась ее, плыла от нее, давясь водой, задыхаясь, захлебываясь… Но эти попытки были бессмысленны. Я плыла против течения… И, наверное, нужно было не сопротивляться этому его напору с самого начала… Отдаться ему… Принять неизбежное… Потому что в конечном итоге, именно этого и просило мое сердце, хоть разум и кричал все время об обратном… Есть мужчины, которые готовы изменить ради тебя весь мир, но сами при этом не поменяют даже прически… И если ты выбираешь такого мужчину, нужно принять этот факт как данность. Иначе всю жизнь так и проходишь с болью от несбывшихся надежд и разбившихся иллюзий… Я поняла это слишком поздно… Васель не был идеальным. С ним было больно. В прямом и переносном смыслах этого слова… И он никогда меня не щадил… И он бы никогда не изменился в угоду мне или кому-бы то ни было. Он это он… Таким он был создан там, на небесах… Не из глины, не из плоти и крови. Из камня. Но все это уже неважно, потому что Васель в моих воспоминаниях- лучший мужчина на земле, которого только можно было полюбить… В этом, наверное, и есть непреложная сила любви. Мы можем сколько угодно разбивать свое сердце о скалы поступков любимых, но оно все равно будет биться в такт их дыханию…

Знаете, а ведь я даже разговариваю с ними обоими. В мечтах, про себя, мысленно… С каждом по-своему… Каждый вечер я выхожу на свою красивую террасу, смотрю на небо и ищу в россыпи звезд своего Карима… А еще я знаю, что где – то там, за горизонтом, Васель тоже смотрит на небо… Мне не ведомо, что он спрашивает у звезд, кого там выискивает, но я точно знаю, что в этот момент мы видим мир одинаково, как никогда не видели… Свет ночных звезд горит для каждого из нас, напоминая о прошлом, о любви, о ненависти, о соперничестве, о том, что было, но чего давно уже нет… Всматриваясь в это нежное свечение, я словно в фильме разглядываю главы наших историй любви. Они проносятся у меня в воображении вихрем, всплывая откуда – то из подсознания…А потом растворяются в воздухе, словно освобождая меня от пут. Потому что свет звезды горит даже тогда, когда самой звезды уже давно нет… И их любви уже не было со мной, а свет ее все еще горел в моем сердце…

Я снова стою на террасе, смотрю на небо, где – то внизу плещется море. Я закрываю глаза и пытаюсь вслушаться в тишину…Вернее, услышать шептание звезд….Было тихо…Очень тихо…Как – то безжизненно тихо… Мне они уже ничего не шепчут, все, что могли рассказали. Моя история закончена и мне грустно по – особому. Но эта грусть какая-то светлая… Мне есть что вспомнить. А главное, мое одиночество- не отчаянное, не обреченное, оно заслуженное, оно желанное… Моя левая рука лежит на перилах террасы и на ее безымянном пальце красуется Его кольцо… Когда я наедине с собой, я не снимаю его, словно этот удивительный чистый голубой бриллиант –  глаза Васеля… Словно это он все время со мной.. Словно он видит все, что я делаю… Это кольцо – знак моей принадлежности ему, которая, возможно, ему больше и не нужна. Но зато нужна мне…

Я вернулась в обволакивающее тепло комнаты, легла на кровать и закрыла глаза. Сон накатил нежной волной, унося меня куда – то далеко…В ту ночь я видела звезды, и одна из них нежно нашептывала мне строки из нашего «Пророка» Джибрана:

«И когда тебе горько, загляни снова в свое сердце, ты увидишь, что в действительности ты плачешь о том, что было твоей радостью…»

Влада дописала последнее предложение и поставила точку. Выдохнула, облокотилась на стул. Перед ней был файл с ее последним романом… Романом о Них, о себе… Романом, который она изначально обрекла быть написанным в стол… Только для нее… Этой книге было не суждено оказаться представленной публике. Возможно, потому, что слишком интимно… Но она и так писала ее для себя. И сегодня ночью впервые спала глубоко и спокойно, словно под покровом звездного неба…

То утро выдалось совершенно обычным, таким, как все прочие на Кипре – солнечным, ярким, купающимся в изумительной лазури моря.

– Госпожа Влада, Вам принесли букет.

– Спасибо. Поставьте в вазу на комод.

Она даже не повернула голову, так и осталась сидеть за утренним кофе, если бы в нос не ударил такой знакомый и такой неожиданный запах. Она резко обернулась. Перед ней были красные розы, пахнущие теми самыми духами… А еще большая коробка.

Она замерла. Не может быть… Все давно кончено. Они расставили все точки над i. Дописали свою историю… Но факт оставался фактом… Влада подошла к букету, провела по нежному бархату лепестков и только сейчас увидела крошечную открытку, вложенную прямо внутрь.

– На пирсе у дома, в 11…

Когда она открыла коробку, из глаз непроизвольно брызнули слезы. Это было дыхание прошлого. Словно само время решило заглянуть к ней на утренний чай.

Логика любого нормального человека бы подсказала никуда не идти, выкинуть цветы в ближайшую мусорку и продолжать вести свою наконец – то безмятежную жизнь. Но тем не менее, уже внутренне коря себя за необдуманный поступок, Влада спускалась к пирсу у ее дома, надев на себя то, что нашла в принесенной вместе с букетом коробке. И она знала, кого там увидит…

Он стоял у яхты-катера, такого же, а может и того самого, который в свое время ждал их в Библосе. И ее сердце ушло в пятки, воспоминания пронеслись в голове, словно вихрь ветра, разметавшего волосы и скрывавшего ими обзор на человека, который все еще продолжал ослеплять ее своей величественной красотой.

Тот же взгляд цвета моря, те же взъерошенные волосы, которые едва заметно были теперь тронуты сединой. А еще проступила чуть заметная морщина между бровей. Он стал старше, она тоже, хотя с их последней встречи прошло всего два года. Но время неподвластно их желаниям. Руки в карманах, ноги расставлены.

Она останавливается на расстоянии метров двух и смотрит на него неотрывно.

А он не отрывая взгляда от нее, молча подходит мучительно близко. Протягивает к ней руку, и так же молча заводит на борт яхты.

– Я снова выгляжу несуразно в этом вечернем платье средь бела дня, – неловко шепчет ему.

– Ты выглядишь шикарно, детка, как тогда… как всегда…