Анна Тодд - Никак не меньше

– И еще немножко за друзей. – Хватаю со столика вилку и втыкаю ее в угол торта. Нора сидит на соседнем стуле, подогнув под себя одну ногу. Крохотные ломтики пиццы у нее на носках такие вычурные и такие забавные. – А в чем фишка? – спрашиваю я, тронув ее за носок.

Она проводит языком по губам.

– Жизнь слишком коротка, чтобы мучить себя унылыми носками.

Пожав плечами, Нора отправляет в рот кусок торта на вилочке.

Опускаю взгляд на свои носки. Белые, посеревшие на носах и пятках. Гадость. Ску‑ко‑ти‑ща. И связаны в форме трубы. Такие никто и не носит.

– Что это, жизненный принцип?

– Ну да, среди прочего, – с набитым ртом отвечает Нора.

У нее губы в глазури, и мне хочется протянуть руку и стереть глазурь пальцем, как в старых комедиях про влюбленных. Нора прослезится, у нас сразу бабочки в животах запорхают, и она прильнет ко мне.

– У тебя на губах глазурь, – заявляю я в пику романтике.

Она отирает рот большим пальцем, однако часть глазури остается нетронутой.

– А ты не хочешь помочь? Идеальная сцена для поцелуя, как в фильме.

У дураков мысли сходятся. Пустячок, а приятно.

– Я как раз об этом подумал. Если бы все было в кино, я протянул бы руку и вытер глазурь.

Ее перепачканные губы расползаются в улыбке.

– А потом стал облизывать палец, а я смотрела бы, как расходятся твои губы.

– А я бы наблюдал, как ты смотришь.

– А потом, когда ты закончил облизывать, я вздохнула бы, и мы смотрели бы друг на друга, не сводя глаз.

В животе затрепетало.

– А потом у тебя в животе запорхали бы бабочки.

– Злые дикие бабочки, от которых сносит крышу.

Она смотрит мне прямо в глаза и улыбается. Нереально красивая.

– Тогда я сказал бы, что пропустил одно пятнышко, и опять бы склонился к тебе. А у тебя заколотилось бы сердце.

– Оно бы так быстро стучало, что ты бы услышал.

– Оно бы так быстро стучало, что я бы услышал, – вторю я как зачарованный.

Ее грудь медленно поднимается и опадает.

– Я дала бы послушать.

– И тогда ты прикрыла бы глаза, как всегда, когда я прикасаюсь…

Для нее это полная неожиданность. Видимо, она ни о чем таком даже не подозревала.

Нора говорит, а я не свожу глаз с ее губ, гадая, о чем она думает.

– Я обняла бы тебя, притянула к себе и провела языком по губам.

Кровь застучала в ушах. Перевожу дыхание. Нора придвигается ближе.

– Я тронула бы тебя губами. Поначалу легонько, почти незаметно. Потом развела бы их языком и поцеловала тебя.

Из‑под полуопущенных век она глядит на мой рот.

– Ты целовал бы меня в ответ, как никого до меня и как никто до тебя. Словно в первый раз. – Она переходит на шепот.

Мне нельзя ее целовать. Я склоняюсь чуть ближе, нас разделяют какие‑то дюймы.

– Ты никогда еще не целовалась. – Она так близко, что обдает своим дыханием мое лицо. – Так, как со мной. Ты забудешь все поцелуи, что были до меня, все прикосновения. Все до одного.

Я делаю вдох, и она перехватывает поцелуем мой выдох. На ее губах вкус глазури. Язык такой теплый во рту. Она жадно хватает меня за голову, привлекает к себе, тянет за волосы.

Опираясь ногами о пол, я обхватываю ее и привлекаю к себе, приподнимая со стула. Она садится мне на колени, расставив ноги по обе стороны от меня. И целует так, как никто никогда меня не целовал, и я правда хочу забыть все поцелуи, что были прежде, все до последнего.

Она нежно закусывает мне губу и начинает ритмично раскачиваться. Я под ней уплотняюсь, твердею. Удивительно, мне нисколько не стыдно. Нора почувствовала меня, это стало ясно по резкому вздоху и тому, как обвились ее руки вокруг моей шеи. Она чуть сместилась, устроившись так, чтобы упираться в меня своим естеством. У нее тонкие трусики, а мои треники уже ничего не скрывают.

Раскачиваясь, она стала тереться промежностью о мой напряженный член. Я не в силах сдержать стон. Мы идеально сливаемся, и даже одежда совсем не помеха.

Черт , пронеслось в голове, она целует мне шею . Она чувствует в точности, где целовать, где лизнуть, присасывается у основания. Я беру ее бедра и нежно сжимаю, направляя туда, где мне хочется, чтобы она поерзала.

Она двигает бедрами чересчур сексуально. Просто богиня, ни отнять, ни прибавить. А я – настоящий счастливчик, которому выпал подобный момент. Что‑то есть в этой кухне такое, что сводит с ума. Однозначно, не так я собирался провести этот вечер.

Не сказать, чтобы я был недоволен таким поворотом.

Нора отцепляется от моей шеи, не прекращая раскачиваться на моем члене.

– Боже, ну почему так совпало, что ты – сосед Тессы?! – Она снова впивается в мою кожу и умолкает. Я стискиваю ее бедра. – Если бы ты с ней не жил, я бы тобой овладела.

Она так сексуальна, открыта и сводит с ума… Я слетаю с катушек.

– Давай притворимся, что я – не сосед Тессы, – предлагаю на полном серьезе.

Она смеется.

– Боже, Лэндон, я сейчас кончу. – Голос у нее стал гортанный и чувственный, я не в силах дышать, а она разошлась, движения размашистые.

Подхватив Нору за спину, пытаюсь тихонько ее унять, чуть умерить пыл, снизить скорость. Еле сдерживаюсь, я готов к ней присоединиться. Гоню лишние мысли, не хочу запороть такой классный момент. Мне надо лишь ощущать ее, чувствовать, довести до оргазма и слиться с ней в благодати.

– Я тоже, уже совсем скоро, – шепчу я, уткнувшись ей в шею. Хотел бы я, как она, владеть словом и возбуждать лишь рассказами. Я целую ее в то место, где встречаются шея с плечом, сам толком не зная, что делаю, но, судя по звукам, она еще раз кончает, а значит, я все сделал правильно.

В голове помутилось, все мысли погасли, остались одни ощущения. Нора здорово пригасила рассудок, заставила его замолчать, и от этого просто здорово. С ней немыслимо хорошо, она всюду: внутри и снаружи, на мне и в моем суматошном мозгу.

Она успокаивается и затихает, кладет голову мне на плечо, и я чувствую, что между нами мокро, но каждому по‑любому плевать.

– О‑о, это было… Я просто…

Тут ее речь прерывается. В прихожей хлопнула дверь.

– Лэндон? – Наше тяжелое дыхание перекрывает голос Тессы, и эйфория внезапно испаряется.

– Черт, – бормочет Нора, соскакивая с меня. Она теряет равновесие, и я поддерживаю ее за локоть.

Я встаю, и ее глаза останавливаются на моей промежности. Там большое мокрое пятно.

– Иди.

Я торопливо ковыляю в ванную. Тесса заходит на кухню, а я тем временем исчезаю в дверном проеме. Пытаюсь слинять, но она меня останавливает. Хорошо, что я стою к ней спиной.

– Эй, я пыталась тебе дозвониться, – говорит она.

Как же не хочется поворачиваться. Да просто нельзя этого делать.

– Хотела спросить, не сможешь ли ты занести мне на работу сменные туфли. Там один посетитель опрокинул мне на ноги заправку для салата, а сегодня работать допоздна.

Даже не глядя на нее, понятно, что она расстроена, а я сейчас не в том состоянии, чтоб кого‑нибудь утешать. Ищу глазами, чем бы прикрыться. Под руку попадается спасительная коробочка хлопьев.

– Да ладно, бог с ним, – говорит Тесса, немного взбодрившись. – А вы тут чем занимались?

Схватив пачку хлопьев, прикрываю свой пах и разворачиваюсь к Тессе лицом. Ее глаза тут же останавливаются на коробке. Я крепко в нее вцепился.

– Мы тут… – Спешно подыскиваю слова и молю бога, чтобы коробка не выскользнула из моих судорожно сжатых пальцев.

Тесса переводит взгляд на Нору, затем на меня.

– Эй, я спрашиваю, чем вы тут занимались? – повторяет она в наивном неведении.

Я уповаю на Нору, однако та молчит. Нас стремительно тянет ко дну, и единственное спасение – монструозная коробка в моей руке.

– Мы это… – начинаю я, хотя в мыслях полнейший разброд. Тесса застыла в дверях в заляпанных майонезом туфлях. Уж лучше щеголять заляпанными туфлями, чем кое‑чем другим… – Мы тут готовили.

– Готовили? – Тесса смотрит на Нору с непроницаемым выражением лица.

Нора делает шаг вперед.

– Ну да, курицу… – Она переводит взгляд на меня. – С хлопьями? – В ее голосе сквозят вопросительные нотки, что, боюсь, не укроется от внимания Тессы. – Вместо панировки. Знаешь, как делают панировку из глазированных хлопьев? Ну вот, я хотела попробовать что‑то подобное.

Я и сам ей чуть не поверил, а уж про Тессу и говорить не приходится.

Нора меж тем продолжает:

– Тебе надо опять на работу? Так, давай‑ка подыщем тебе другие туфли.

И они отвлеклись. Я радостно улепетываю, бросив через плечо что‑то вроде: «Я скоро вернусь».

Боже, как стыдно. Неловкая ситуация. Ну почему в моей жизни вечно полно приключений?.. Благодарю небеса, что Нора оказалась отменной врушкой, и скрываюсь в коридоре, унося злосчастную пачку хлопьев.

– Что это с ним? – раздается мне вслед. Не знаю, что ответила Нора, меня уж и след простыл.

В спальне тихо.

Здесь стало тесно. Может, стены на меня давят после неловкой ситуации с Норой? Впрочем, теперь мне не так уж и стыдно. По крайней мере, косячили мы на двоих.

Нарвались на приключения.

Я до сих пор чувствую ее на себе, чувствую, как она движется, подгоняемая желанием. До сих пор в ушах стоят ее стоны, а на коже сохраняется тепло от ее жарких вздохов.

В спальне будто бы стало жарче.

Отхожу от двери, направляюсь к окну. На столе беспорядок. Стопки книг и липучие отрывные листки захламляют деревянную столешницу. А может, и не деревянную – стол из «Икеи», я отдал за него меньше сотни баксов. Барабаню пальцем по столешнице из якобы «темного дерева» и слышу внутри пустоту. Так я и думал, подделка.

Пальцы дрожат. Я отдергиваю шторы, и взгляду предстает окно. На подоконнике облетевшая краска, пыль, лежит дохлая муха. Видела бы Тесса – ее бы передернуло. Мысленно ставлю зарубку: на неделе прибраться в комнате. Дергаю за упрямую деревяшку, она подается с трудом, наконец приподнимаю раму, и в комнату вливаются мерные звуки города. Мне нравится, как шумит Бруклин. Машины, голоса пешеходов, идущих по тротуарам. Без перебора, все в меру. Здесь даже таксисты не гудят, как на Манхэттене. Никогда не понимал моды срывать злобу при помощи автомобильного гудка. Они что, думают, если будут так зверски шуметь, пробка сразу же рассосется? Нелепо.

Забывшись случайными мыслями, я на время отвлекаюсь от того, что недавно произошло у нас с Норой. Впрочем, нет, я опять об этом задумался. Как так вышло? Вот мы разыгрываем сцену из фильма, и вдруг она уже сидит на мне? Стащив с себя мокрые брюки и «боксеры», я бросаю их в бельевую корзину, стоящую возле шкафа.

Переодевшись, усаживаюсь на кровать, поближе к окну. Телефон стоит на зарядке на ночном столике. Протягиваю руку, набираю номер.

Хардин отвечает со второго гудка.

– Не пытайся меня отговаривать, слишком поздно. Я буду в пятницу.

Я закатываю глаза.

– Привет. У меня все нормально. Спасибо, что спросил.

– Я понял. Чем выручить тебя, брат, в этот славный вечер? – спрашивает Хардин, стараясь перекричать завопившую автосигнализацию.

– Ничем. У меня тут вышла одна история… – Не знаю, как рассказать ему и почему вообще я решил его к этому подключить.

Он смеется.

– Что ж, начинай.

Я вздыхаю в трубку и прислушиваюсь к звукам в квартире. С кухни доносятся приглушенные голоса Тессы и Норы.

– Короче, ты знаешь Нору, подругу Тессы? Когда вы познакомились, ее звали София, но Тесса говорит, что для друзей она просто Нора. Хотя ты все равно, наверное, не запомнил.

Боюсь, я говорил слишком громко. Впрочем, я вот не могу разобрать, о чем совещаются дамы на кухне, так что, надеюсь, им тоже не слышно.

– Вроде помню.

– В общем, мы с ней сейчас переспали. – Тяну за шнурок, поднимаю жалюзи. – Ну, не сказать, чтобы полностью, но очень близко к тому.

– Ну и? – «Ну и?» А какой еще реакции ждать от Хардина?

Перехожу на предельный шепот.

– В том‑то и дело. Нора раз сто мне сказала, что мы будем друзьями, и мы сидели и разговаривали как обычно, и вдруг она уже у меня на коленях, кончает, и сразу же возвращается Тесса, и я теперь в комнате, обосрался от страха и не знаю, как перед ними появиться и что сказать.