Но при всем этом он постоянно держал руку на пульсе того, что творилось в его партии. Он никогда не был болен настолько, чтобы не представить на рассмотрение какое-нибудь важное предложение. Поэтому и речи не могло быть о том, будто его силы иссякли необратимо.

Несмотря на это, одна лишь Кэтрин знала о том, насколько он болен, и о тех тяжелых минутах, когда он не был способен даже читать газету, держать в руке перо или заставить себя как следует напрячь свой ум.

Имела место и еще одна неприятность – небольшая, однако постоянная.

Вилли начал присылать Кэтрин письма, утверждая, что скоро настанет его час и что, если Парнелл будет продолжать посещать Элшем, хотя Вилли потребовал от него держаться от Элшема подальше, то у него найдутся способы отомстить. Казалось, его обуревала ревность к Парнеллу не только как к мужчине, удостоившемуся внимания его жены, но и как к человеку исключительного дарования и влиятельности. И эта ревность превратилась в лютую ненависть.

Кэтрин волновалась и пугалась. Ей очень не хотелось, чтобы Вилли закатил скандал в присутствии детей. Но однажды, после отъезда Вилли, она застала Кармен всю в слезах, а Нора, зардевшись как мак, проговорила:

– Почему папа так ужасно себя ведет? Он что, ненавидит нас?

Кармен подняла на мать заплаканное лицо.

– Мамочка, нам же не придется уехать в эту ужасную школу – интернат, правда?

Кэтрин ощутила внутри легкий холодок.

– Мне ничего не известно об этом. Это сказал вам папа?

Нора, более сдержанная и спокойная, чем сестра, надменным тоном ответила:

– Он сказал, что мы уже слишком большие, чтобы сидеть дома. Он собирается навести справки о школах-интернатах.

Кармен, обливаясь слезами, бросилась в объятия матери со словами:

– Он сказал, что мы должны уехать от тебя, мамочка. Почему? Мы просто умрем в школе-интернате!

Нора же продолжила:

– Клер и Кэти будут очень скучать без нас. Да и ты не сможешь одна управиться, правда, мама?

Да, ее дочери выросли. Они стали симпатичными девочками. Настало время школьных платьиц и передничков. А очень скоро они станут делать прически и ходить на вечеринки. Оглядываясь назад, на их детство, такое безмятежное, уютное и правильное, Кэтрин чувствовала боль в сердце. Неужели Вилли на этот раз оказался прав? Следует ли девочкам уехать от нее, чтобы попасть к кому-то очень респектабельному? И вообще, имеет ли право она, женщина с печально известной репутацией (а это было правдой настолько же огромной, насколько сильно она отказывалась поверить в нее), вывозить эти невинные очаровательные создания в свет? Какую же неизлечимую боль она принесла своей семье!

Очень много времени утекло с тех пор, когда она смогла бы возразить любому на утверждение, что причиняет вред своим детям. Однако непредвиденные события налетели на нее, подобно могучему урагану, и вот теперь любовь Норы и Кармен вроде бы и осталась с ней, но их отношения становились все сомнительнее; Джералд в свой последний приезд на каникулы был менее дружелюбен с матерью. Он поговорил о новых лошадях в стойле, восхищаясь скоростью Диктатора, но даже не пытался покататься на одной из них, предпочитая старого пони, ставшего для него слишком медлительным и маленьким. И вообще все дети, словно по какому-то неписаному закону, избегали рабочей комнаты Чарлза.

Клер и маленькая Кэти, еще плохо умеющая ходить, неуклюже семенили за Чарлзом по пятам, а Гроуз всегда ложился у его ног. Однако старшие дети относились к Чарлзу скорее с благоговением, нежели с привязанностью или любовью. Это были не его дети. И они не испытали на себе нежности и ласки с его стороны.

Еще раз заверив дочерей, что их не отошлют из дома ни при каких обстоятельствах, Кэтрин заставила себя относиться к создавшейся ситуации бесстрастно и спокойно. Неужели настало время пожертвовать Чарлзом и собственной страстной любовью ради детей?

Но как только за окном раздавался скрип подъезжающего экипажа, а за ним – знакомый стук в дверь и голос, вопрошающий: «Кэт, где ты?» – былая одержимость и беспредельное желание охватывали сразу все ее существо. Так же успешно можно бороться со штормом. И Кэтрин мысленно успокаивала себя тем, что дети очень скоро вырастут, выйдут замуж – в общем, заживут своей собственной жизнью. А вот Чарлз… Его темные глаза, всегда взволнованные и встревоженные при виде ее; его руки, ласкавшие ее… Она понимала, что никогда не сможет оставить его.

Кульминационный момент настал после игривой и отвратительной статейки в «Пэлл-Мэлл газетт»[40]. Чарлз, возвращаясь из Лондона очень поздно, угодил в небольшую дорожную катастрофу. Этот несчастный случай был настолько незначителен, что вряд ли был бы вообще замечен, если бы, к превеликому сожалению, не узнали самого Чарлза.

И газета сообщала: «Чуть позже полуночи, в пятницу, мистер Парнелл, подъезжая к дому, случайно столкнулся с фургоном зеленщика. Во время заседаний в парламенте уважаемый мистер Парнелл, представитель от округа Корк, обычно останавливается в своей резиденции в Элшеме – загородном местечке на юго-востоке от Лондона. Оттуда, как сообщают очевидцы, он часто выезжает верхом и объезжает вокруг Числехерста и Сидкапа. В пятницу ночью экипаж, как обычно, ожидал его на вокзале Чаринг-Кросс, куда он прибыл на поезде. И когда он подъезжал к дому, тяжелый фургон столкнулся с экипажем мистера Парнелла, нанеся крупные повреждения экипажу, но, к счастью, не причинив никакого вреда его пассажиру».

Вилли, абсолютно случайно натолкнувшись на эту статью, тут же отправил Кэтрин гневное письмо, обвинив ее во всех смертных грехах и заметив, что хотя ему и известно о том, что она совершенно игнорирует его требования, но на этот раз терпению его настал конец, ибо совершенно недопустимо, чтобы о ее недостойном поведении знал весь свет.

С тех пор как Чемберлен совершенно перестал заниматься ирландским вопросом, Вилли пребывал в весьма печальном положении. Он отказался голосовать за гомруль и продолжал отказываться сотрудничать со своей партией. Он стал абсолютно непопулярен, и усиливающийся вокруг его имени скандал окончательно вывел его из себя.

Для Кэтрин наступил один из тех редких моментов, когда ей действительно стало жаль его, и она попыталась успокоить мужа, написав следующее:


Полагаю, тебя разозлила эта статейка, состряпанная Хили и компанией. Чарлз заметил, что лучше спокойно отнестись к этому, нежели мстить за подобную глупость, ибо это равносильно уличной драке с каким-нибудь трубочистом. А я советую тебе держаться за свое место, поскольку уверена, что если ты предпримешь какие-нибудь недальновидные меры, то тебе придется злиться из-за куда более серьезных вещей. И еще я уверена в том, что на этом отнюдь не кончается демонстрация их презрения по отношению к твоему успеху в Голуэе.


Урезонило Вилли это объяснение или нет – как знать, но хуже всего стало то, что он вскоре приехал в Элшем.

Джералд, будучи дома на рождественских каникулах, отправился с отцом на турнир по боксу, в котором участвовал знаменитый Джем Мейс.

В течение всего следующего дня мальчик вел себя чрезвычайно тихо, и чувствовалось, что он чем-то подавлен. Кэтрин поинтересовалась у сына, не заболел ли он.

– Нет, мама, я отлично себя чувствую.

– В таком случае что тебя беспокоит, милый? Ты ходишь такой хмурый.

Лицо мальчика залила краска, и он выпалил:

– Мама, правда ли то, о чем прочитал мне папа в газете? Он спрашивал меня, было ли это, но я ответил «нет», потому что не должен был ничего говорить насчет этого. Но ведь это – правда?

И снова Кэтрин почувствовала, как мороз пробежал по коже.

– Как я могу ответить на твой вопрос, если ты не сказал мне, о чем идет речь?

Мальчик уставился на кончики своих сапог.

– В газете написано, что в этом доме постоянно бывает мистер Парнелл.

– И ты ответил «нет»? – нежно спросила Кэтрин.

– Мне пришлось так ответить! Ну как я мог позволить, чтобы папа об этом узнал?

Сейчас на нее глядели голубые глаза, полные страдания; они умоляли ее тоже отрицать очевидный факт. Она едва смогла вынести взгляд сына.

– Насколько тебе известно, правда то, что мистер Парнелл часто приезжает сюда поработать и отдохнуть. Я сама глубоко заинтересована в его работе и считаю это делом очень важным, поэтому почти не обращаю внимания на всякие глупые сплетни, распускаемые не менее глупыми людьми. Но если это ранит и беспокоит тебя, то я обещаю тебе, что мистер Парнелл договорится о другом месте для своей работы. Так что, как видишь, хотя папа по-своему и прав, но и ты прав не меньше его. Поэтому тебе не следует так расстраиваться.

Казалось, Джералда удовлетворили слова матери, но – она была уверена – лишь отчасти. Его разговор с отцом (а не был ли он затеян намеренно, чтобы настроить сына против нее?) оказал серьезное влияние на незрелое сознание мальчика.

То, что Вилли пребывает в оскорбленных чувствах, а Чарлз нездоров, занимало ее мысли постоянно. Ей придется подыскать в Лондоне подходящий дом для Чарлза, причем недалеко от здания парламента. Она поселит его там с домоправительницей и станет часто навещать. Это было лучшее, что можно придумать, ибо ситуация становилась невыносимой для всех. Даже тетушка Бен отметила это, так как мистер Мередит по недосмотру (а может быть, тоже поддавшись слухам?) прочитал старой даме статью из «Пэлл-Мэлл газетт», и она произнесла уклончивые, но прозорливые слова по поводу границы, разделяющей любовь и потворство своим желаниям.

Кэтрин отыскала дом в районе Риджентс-Парка[41] и в целях осторожности сняла его на имя мистера Клемента Престона. Сама она назвалась его сестрой. Ей удалось найти подходящую и ловкую в работе супружескую чету по фамилии Харви, чтобы эти люди присматривали за домом, и Чарлз согласился перебраться туда.

В первый вечер она позаботилась обо всем сама. Наблюдая, как он распаковывает вещи, попросила миссис Харви приготовить скромный, но аппетитный ужин на двоих, проследила, чтобы в главных комнатах горели камины, и ушла переодеться.

Когда Кэтрин спустилась вниз, Чарлз, одетый в свой удобный вечерний костюм, сидел перед камином в гостиной, отдыхая перед ужином. Увидев ее, он тут же встал, издав возглас восхищения.

Для своего первого ужина в новом доме она надела светло-серое платье с элегантными оборками на рукавах и вороте. На голове красовалась искусно сооруженная модная прическа: пышные волосы, зачесанные наверх, держались при помощи испанского гребня. Ноги были обуты в изящные бархатные туфельки на высоком каблуке, а в руке Кэтрин держала веер.

Она олицетворяла собой хозяйку дома, спустившуюся вниз на неофициальный ужин со своим супругом.

– Кэт, ты восхитительна! Я видел это платье прежде?

– Нет. Я специально берегла его для сегодняшнего вечера. Мы должны устроить праздник в честь нашего нового дома. Надеюсь, вам здесь нравится, мистер Престон?

Он одарил ее учтивым поклоном.

– С самого начала дом чрезвычайно понравился мне.

Она со смехом взяла его за руку.

– Мистер и миссис Престон были самыми счастливыми людьми на свете. Вот почему я выбрала их фамилию.

Ни одно из имен, придуманных ими для Чарлза в целях конспирации, не было так удачно, как Престон.

Чарлз Стюарт был не так счастлив, поскольку ему пришлось зайти к доктору на Харли-стрит. Мистер Фокс отправлял письма из Килмейнхэмской тюрьмы. Мистер Кемпбелл заставил Кэтрин долго ждать в маленьком и неопрятном доме с меблированными комнатами в Блумзбери. Однако судьба всегда благоволила к мистеру и миссис Престон.

– Кэт, ты иногда напоминаешь мне маленького ребенка. – Он наклонился к ней. – Как ты думаешь, я достаточно взрослый, чтобы меня поцеловали?

Его щека была теплой от огня. Его руки нежно ласкали ее через тончайшую ткань платья. И знакомое прикосновение его губ к ее губам казалось возбуждающе новым, словно из-за этого приключения Чарлз превратился в незнакомца. Она почувствовала, что и он ощущает в ней что-то новое, незнакомое ему доселе. Его руки стали жадными.

– Тебе непременно надо ночью возвращаться в Элшем? Ну ответь же «нет», умоляю! Не оставляй меня здесь одного.

Она прижалась к нему.

– Для всех – я у Анны. Но только на эту ночь. Нет, я не оставлю тебя в одиночестве.

Из кухни донеслись какие-то приглушенные звуки.

– А ты – миссис Престон? – спросил он.

Торжественность его голоса заставила ее весело засмеяться.

– Нет, я твоя сестра. Миссис Стил. А назвалась я Анной. Миссис Харви приготовила две спальни, поскольку я сказала ей, что останусь. Разумеется, у нее с мужем есть комната в подвале. А окна твоей спальни выходят прямо в парк. Ты сможешь услышать сов. Скажи, ты счастлив?