– Я всегда бываю счастлив в такие минуты. А в другое время нет. Но не бойся, мне будет здесь очень удобно и уютно. Обещаю, что постараюсь беречься, так что ни о чем не беспокойся, дорогая. Ты так много сделала для меня… – Внезапно он о чем-то задумался; лицо его преобразилось, и он спросил: – Кэти, милая, что бы я делал без твоей заботы, любви? Да без тебя я был бы самым одиноким и брошенным человеком, скитающимся по пустыне.

– Замолчи! С тобою всегда будет моя любовь! И ты это знаешь, так что мне нет нужды напоминать тебе об этом. А теперь пора ужинать. Настало время проверить кулинарные способности миссис Харли.

Он неохотно отпустил ее. В течение всего ужина он не сводил с нее восхищенного взгляда, изучал ее кружевные рукава, изящно облегающие тонкие запястья, его изумляло, как очаровательно она держит голову во время разговора с ним.

– Кэт, по-моему, ты самая прекрасная женщина в Англии.

– Ты романтик! – весело рассмеялась она. – Мне ведь уже за сорок.

– Ну, я не моложе тебя, но полагаю, что до сих пор – весьма красивый парень.

Она критически оглядела его.

– У тебя чуть поредели волосы, любовь моя. А мои постепенно начинают седеть.

– Да где ты видишь седые волосы? А если они даже и есть, то разве нельзя выдернуть их?

Его голос был таким настойчивым, что Кэтрин вдруг осознала, что неожиданно пробудила в нем его никогда не дремлющее чувство страха перед старением и ненависть к смерти. Иначе он бы просто рассмеялся. Но он постоянно старался отогнать от себя эти призрачные дурные предчувствия.

– Знаешь, это будет довольно длительной процедурой, и у нас не останется времени как следует испытать удобство наших спален, – проговорила она.

Его глаза снова весело заискрились.

– Первый вопрос рассмотрен и одобрен. Что касается второго вопроса, то я внесу в него поправку. Поскольку здесь имеется только одна спальня с видом на парк и поскольку нам обоим нравится этот вид, то решение будет следующим: поселиться в этой спальне вместе.


Однако так не могло быть всегда. Тетушка Бен все больше слабела, и Кэтрин очень беспокоилась, находясь далеко от нее. Поэтому она не могла часто проводить ночи в Лондоне. Ей приходилось наносить пусть частые, но короткие визиты в дом возле Риджентс-Парка, заезжая иногда на ужин, иногда на чай, а один раз она заехала туда даже на завтрак после ночи, прямо из отеля «У Томаса», где ей пришлось остаться после одного из приемов, устроенных Вилли.

Ей никак не удавалось проводить вдвоем с Чарлзом большую часть времени, и план, прежде казавшийся таким удачным, теперь нельзя было называть таковым. В Уонерш-Лодже Кэтрин обнаружила, что ей не давала покоя ее привычка засиживаться допоздна, ожидая приезда Чарлза из Лондона. И она никак не могла уснуть до полуночи. Она играла в разные игры с детьми, потом вышивала в надежде, что на нее все же нападет долгожданная сонливость и она сможет отправиться спать.

В одну из таких утомительных бессонных ночей Кэтрин лишь в час растопила камин, а в два часа подкинула в него угля. Казалось, что уже бесполезно отправляться в постель, ибо на этот раз бессонница была просто невыносимой. Кэтрин подумала, что этой ночью она вообще не уснет и ей придется бесцельно бродить по дому или сидеть в кресле, пытаясь ни о чем не думать и лишь стараясь не разрыдаться.

Как все-таки может быть одиноко в доме, полном людей!

Она была совершенно измучена бессонницей и всякими мрачными мыслями, как вдруг ей почудилось… что раздался знакомый цокот копыт и звон колокольчиков приближающегося кэба.

Она напрягла слух. Неужели это просто показалось? Неужели и сейчас ей кажется, что она слышит шаги на дорожке, ведущей к дому? Не может быть!

Но все же это были шаги. А спустя несколько секунд – тихий стук в окно – и появился он… Она увидела его высокую, стройную фигуру, освещенную тусклым светом луны, увидела его лицо, прижавшееся к оконному стеклу.

Кэтрин распахнула дверь и бросилась в его объятия.

– О любовь моя, больше ты никогда не покинешь меня?

– Никогда! Мне было так одиноко в этом проклятом доме возле Риджентс-Парка… И все казалось, я сойду с ума!

– Никогда не покинешь меня… Неужели это чудо когда-нибудь случится?!

Из танцкласса пришла Кармен. Ее личико было залито слезами. Кэтрин с трудом удалось вытянуть из нее, что случилось. Дочь была убита горем. Оказывается, несколько девочек, занимающихся вместе с ней, поют скверную песенку о некоей женщине по имени Китти О'Ши. Они знают, что это – ее мама.

Джералд, который поверил в ее обещание, что мистера Парнелла больше не будет в их доме, слышал его голос, доносившийся из гостиной. Он ничего не сказал Кэтрин, но тут же подтвердил свою поколебленную преданность отцу, написав ему письмо:


Дорогой папа.

Несмотря на то что мое письмо вряд ли обрадует тебя, все-таки пишу его. Когда вечером я приехал из Лондона, то по дороге домой, проходя мимо окна новой комнаты, пристроенной в прошлом году, я услышал голос этого проклятого мерзавца Парнелла, который разговаривал с собакой… кажется, ее зовут Гроуз. Я, естественно, спросил у мамы, так ли это, и она ответила, что Парнелл заехал поужинать и скоро уйдет. Наверное, мне надо было войти и как следует избить его, но я постарался избежать неприятной сцены с мамой. Еще я подумал, что лучше тебе знать об этом, прежде чем задать трепку этому негодяю, поскольку ты, разумеется, лучше меня придумаешь, как поступить. Тем не менее, если ты считаешь, что я могу поколотить его, то только скажи, и я с огромным удовольствием сделаю это при первой же удачной возможности.

Твой любящий и преданный сын

Д.Х. О'Ши


Вилли телеграфировал домой, сообщив, что получил письмо от Джералда и на следующий день собирается приехать.

Кэтрин чувствовала, что грозит неизбежный скандал. Она мельком взглянула на себя в зеркало и была потрясена своим отражением. На ее лице застыли небывалые доселе твердость и решительность. Куда пропала милая, грациозная женщина в платье с кружевами, улыбающаяся своему возлюбленному? А может, она являла собою двух совершенно разных людей? Неужели это так?

Вилли был абсолютно спокоен, что было для нее полной неожиданностью. Его сдержанность и хладнокровие нервировали ее намного сильнее, нежели привычные крики ярости и приступы гнева. Он сильно напугал ее, сказав, что оставляет свой пост и уходит из политики.

– И это после всех неприятностей и сложностей, с которыми тебе достался Голуэй?! – недоверчиво спросила она.

– Я устал от этих дел. Меня не уважает никто из них, не говоря уже об их лидере. К тому же, сама посуди, я получаю распоряжения от человека, которого мой сын называет мерзавцем! Я отказываюсь от своего места в парламенте, которым обязан парнелловскому терроризму!

Кэтрин вздрогнула. Тогда Вилли показал ей письмо Джералда, которое нанесло ей страшный удар в самое сердце.

– Неужели случилось так, что члены ирландской партии презирают тебя так же, как ты презираешь их?

– С чего это тебя так волнует ирландская партия, Кэт? Ты ведь даже не ирландка. Ты – англичанка. И тебя не должно беспокоить, утонет или выплывет Ирландия, черт возьми! Ведь не волнуют же тебя умирающие от голода крестьяне и их урожаи, которые затопил дождь! Ты лицемерка!

– Неправда! Все это меня очень даже волнует.

– Да, тебя волнует, но этот человек, а не его страна.

– Я переживаю за этот народ!

– В таком случае почему тебя совершенно не беспокоит то, что происходит со мной?! – воскликнул Вилли. – Почему я всегда оказываюсь в положении человека, которого изгоняют пинком под зад?

– Я никогда тебя не выгоняла. Ты сам уезжал, подолгу не бывал дома. Ты уходил к другим женщинам и вспоминал обо мне только тогда, когда это тебе было нужно. И я не любила Чарлза до тех пор, пока между нами оставалась хоть капля привязанности. Но когда и она исчезла… Это ты лицемер, если не согласишься с этим.

Он небрежно махнул рукой.

– Не будем обсуждать былое! Это старая история. Я приехал, чтобы поговорить о более насущных делах. Я забираю Джералда с собой в Лондон, а Анна согласилась взять к себе девочек.

– Анна! И это моя сестра!

– Которая оказалась более подходящей персоной для детей, нежели их собственная мать.

Кэтрин похолодела.

– Девочки останутся здесь! И надеюсь, ты разрешишь Джералду приезжать домой во время каникул. – Она немного помолчала, прежде чем спросить: – А что ты сказал Анне?

Он тихо рассмеялся.

– Многого ей рассказывать не пришлось. Ей известно все. Причем давно. Да что там говорить, об этом известно целому свету! Я говорю: положение недопустимое.

– Чарлза здесь нет, – почти прошептала она. – Он живет в Лондоне. Там у него дом. Он только время от времени приезжает сюда на обед. Джералд знает об этом. Я давно пообещала ему насчет Чарлза. И, безусловно, никто не посмеет отнять у меня дочерей лишь потому, что я приглашаю к себе на обед своего знакомого.

– Мне бы хотелось, чтобы ты повидалась со своим адвокатом.

Она вскинула голову.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне бы хотелось, чтобы ты встретилась с Пимом. Я уже беседовал с ним. Положение дел ему известно.

– Но почему?! Если ты…

– Если я наконец не дам тебе развода? – спросил он, прищурившись. Выражение его лица стало жестоким и злобным. – Нет, пока еще я не собираюсь этого делать. Однако я обязательно поговорю с кардиналом Маннингом.

Кэтрин в отчаянии посмотрела на мужа.

– Почему же ты не сделал этого много лет назад? Теперь слишком поздно. Все это может обернуться такой грязью…

– И это ты говоришь о грязи? Но ты сама напросилась на все это, согласись. Например, что скажешь насчет той женщины в Брайтоне, где ты снимала дом?

– Какой еще женщины? – спокойно удивилась Кэтрин.

– Домоправительницы, миссис Пичерз… миссис Петерс, как бишь ее?.. Она поведала, что часто видела, как ты возвращалась домой с распущенными волосами. Вообрази, что может сказать служанка, если моя жена разгуливает в таком виде?

– А теперь ты представь себя, слушающего сплетницу служанку!

От ее презрительного тона на щеках Вилли выступил предательский румянец.

– Так вот, значит, к чему ты меня вынуждаешь… Прекрасно. Больше я этого не потерплю! Если ты не пойдешь к Пиму, то я сам знаю, как поступить.

Она поняла, что следует бороться с ним при помощи того же оружия, и проговорила:

– Тебе будет очень жаль расстаться с комфортабельными апартаментами на Альберт Месонз. Вряд ли тебе понравится жить в ирландском заложенном имении среди людей, относящихся к тебе с глубоким презрением, не так ли? А что скажет твоя мать, узнав о полном крахе своего сына? И вот еще что: если ты отнимешь у меня детей, то ответь, каким образом ты собираешься обеспечивать их? Как Джералд сможет приступить к своей будущей работе? А разве Норе с Кармен не понадобится рано или поздно выезжать в свет? Я понимаю, тебе больше не нужна помощь Парнелла, раз ты решил уйти с политической арены. Конечно, жаль, но, рассчитывая на поддержку Чемберлена, ты глубоко ошибаешься. Ведь тебе по-прежнему хотелось бы вести светский образ жизни, подобающий истинному денди, не так ли? Ты надеешься по-прежнему вкусно есть и пить превосходные вина. Не сомневаюсь, что иногда тебе захочется наслаждаться обществом красивых женщин. Но я не думаю, что ты получишь от моей тети хотя бы пенс.

Его лицо помрачнело.

– Кэт, ты ведешь себя несносно! Ты превращаешься в какую-то сварливую старуху!

От этих слов весь ее гнев сменился слабостью, разлившейся внутри горячей волной. Но ей нельзя плакать, и именно теперь, когда их разговор принял такой оборот. Однако Вилли сказал правду: она превратилась в сварливую старуху.

– Если ты начнешь борьбу, – она вновь обрела дар речи, – то я последую твоему примеру. И от этого тебе не станет лучше, уверяю тебя. Единственное, чего ты не сможешь сделать, – это уничтожить мистера Парнелла. Тебе не удастся сделать это!

– Поживем – увидим! Увидим… – Видно, Кэтрин удалось задеть самую больную его струну, отчего ярость Вилли вспыхнула еще сильней. – Он не бог. Он обыкновенный хитрый и мерзкий малый, который коварно пробрался в дом к другому мужчине в его отсутствие и переспал с его женой. О, я уничтожу его, в этом можешь не сомневаться!

– Но, Вилли, ты же сам был согласен на все. Ты сам побудил его прийти в наш дом. Ты знал, что Клер и Кэти – его дочери. Мы же обо всем договорились.

– Без свидетелей.

Она поняла, что это ловушка, и в бешенстве закричала:

– Значит, тебе больше нельзя верить?! Ты просто притворялся?