Зазвонил телефон, и она вздохнула поглубже. Кто бы ни звонил, ей не хотелось, чтобы у нее был расстроенный голос. Странно, воспоминание о неверности Рэя до сих пор причиняло больше боли, чем все, что было связано с Кэлом.

– Привет, ма, это я. – Голос Кейси звучал безыскусственно и очень молодо, как будто говорила прежняя Кейси, а не помешанный на работе агент «Карузо Криэйтив»

– Похоже, ты чем-то очень довольна, – сказала Фэй.

– О, да, но я звоню не поэтому. Думаю, тебе будет интересно узнать, что Тара Джохансон пробуется на роль Рози. Она не мой клиент, но я хотела тебя предупредить, потому что скорее всего эту роль она получит.

– Никогда о ней не слышала.

– Представь себе новую Ким Бессинджер. Она очень красивая.

– Почему ты говоришь, что хочешь меня предупредить? Она что, плохая актриса?

– Очень хорошая, ма, но она жуткая стерва. Не думаю, что тебе понравится с ней работать.

Что это? Еще одна попытка заставить ее отказаться от предложения Рэя?

– У Тары страсть к саморазрушению, – весело продолжала Кейси. – Чего она только с собой не вытворяет. Пока это на ней не сказалось, но в ближайшие годы скажется.

– Может, она еще выправится, – пробормотала Фэй, понимая, как глупо это звучит для Кейси.

– Нет уж, она приложит все усилия, чтобы не дожить до двадцати пяти.

– Думаю, Кейси, что ты преувеличиваешь. Уверена, что она не так ужасна, как ты рассказываешь.

– Ладно, может, еще сама увидишь, – сухо бросила Кейси. – Мне надо бежать, ма, я обедаю с папой.

3

Девочка лежала на животе на палубе яхты, ощущая, как под ней плавно поднимается и опускается море. Солнце было горячим, и папа заботливо прикрыл ей спину своей рубашкой. Они путешествовали вдоль берегов Сардинии на яхте одного из его друзей.

Она чувствовала приятную усталость, то и дело проваливалась в полусон, хотя все время слышала смех взрослых и звяканье льда в бокалах. Недавно они с папой играли в замечательную, хотя и немного страшную игру. Он становился на борт, крепко прижав ее к себе, потом спрашивал: «Готова?» – и она, замирая от ужаса и восторга, кивала, еще крепче прижималась к нему, и они прыгали в воду, уходя далеко в глубину, все глубже и глубже, и когда ей становилось совсем страшно, он мощно устремлялся вверх, пока их головы с плеском не появлялись на поверхности, в безопасности солнечного дня.

Когда от игры ее возбуждение достигло предела, он стал поглаживать ей спину сильными руками, как успокаивал лошадей на ранчо, и она действительно успокаивалась. Или казалась успокоившейся, но сочетание солнца, давления на низ живота там, где он касался горячей палубы, и его прикосновений вызывало в ней странное ощущение. Она каким-то образом чувствовала, что в этом ощущении есть что-то дурное, хотя и не знала, каким словом его назвать. Поэтому она лежала неподвижно и притворялась, что спит, пока в самом деле не заснула по-настоящему.

Потом она услышала слабый звук, мелодичный и низкий, и решила, что это ей приснилось. Но звук раздался снова. Она подумала, что так должны звучать голоса сирен, о которых она читала в греческой мифологии, и приоткрыла глаза. Сначала она увидела только доски палубы, казавшиеся ослепительно белыми от солнца, потом в поле зрения попал столик с бокалами и ведерком для льда. Потом она слегка повернула голову и вдруг увидела их. У нее перехватило дыхание.

Какой ужас! Но они не слышали ее вздоха. Папа и дама, которую звали Карлотта, ничего не замечали. Губы папы прижимались к белой выгнутой шее, а глаза его были закрыты. Карлотта тоже не открывала глаз, ее длинные волосы трепал морской ветер. Руки отца были под ее платьем, девочка видела, как они двигаются, знала, что смотреть на это нельзя, и все-таки не могла отвести глаз.

Вдруг игра, в которую она только что играла с папой, показалась ей глупой и детской. «Неужели меня ему мало? – подумала она. И потом сразу же в ее сознании прозвучал горький ответ: – Конечно, мало!»

Вдруг глаза Карлотты открылись, она смотрела прямо на нее. Глаза были золотистые, как у ведьмы или богини, но в них не было ничего угрожающего. Девочка не могла оторвать взгляда от этих удивительных глаз, а потом Карлотта пошевелилась, встала и увела папу вниз. Девочка на всю жизнь запомнила выражение, которое она увидела в золотых глазах Карлотты. В них не было ни торжества, ни злобы. В них было только выражение глубокой печали, печали о всех разбитых сердцах, о всех предательствах мира.

Ни у кого она не видела таких печальных глаз, как у Карлотты Фитцджеральд…


Прочитав сцену с Карлоттой, Фэй закрыла книгу и пошла помыть голову. Кто-то позвонил в дверь. Рэй Парнелл. И ей придется разговаривать с ним в халате да еще с тюрбаном из полотенца на голове. «Вот так всегда, – подумала она. – Когда собираешься на кого– нибудь произвести впечатление, этот человек обычно ухитряется увидеть тебя в самом неприглядном виде».

Фэй злилась, что Рэй приехал без звонка, но старалась этого не показывать.

– Я тебя не ждала, – сказала она.

– Извини. Время, конечно, неподходящее, но я проезжал мимо и решил заглянуть. Мне нужно тебе кое-что показать.

Фэй пропустила его в дверь.

– Я ненадолго, – пообещал он, оглядывая маленькую гостиную. – У тебя очень мило.

– Большинство людей сказали бы, что это предел падения. Подозреваю, что Кейси с трудом удерживается, чтобы не сказать: «Жуткая дыра!»

– Ничего подобного. Тебя устраивает, и ладно.

Он уселся на диван, высоко задрав колени. Фэй увидела, что седина в его русых волосах более заметна, чем ей казалось, но это ему шло. На нем были джинсы, твидовый пиджак, и при этом освещении он казался очень похожим на того юношу, которого она знала много лет назад. «Это нечестно, – подумала Фэй, – потому что ни при каком освещении я не буду выглядеть, как та двадцатидвухлетняя девушка».

Рэй протянул ей конверт.

– Открой после того, как я уеду. Может быть, это заставит тебя стать моей Карлоттой.

– Конверт слишком легкий, так что вряд ли ты собираешься меня подкупить. – Она ощущала неловкость и беспокойство под откровенно пристальным взглядом Рэя. – Хочешь выпить?

– Нет, мне пора. Фэй, пожалуйста, не раздумывай слишком долго. И жду твоего решения.

– Я еще даже книгу не дочитала. Ей-Богу, Рэй, можно подумать, что я тебя чуть не месяц вожу за нос.

Луч вечернего солнца коснулся его лица, ярко высветив золотистые глаза. Он не улыбнулся в ответ на ее шутку.

Прозвучал телефонный звонок. Малознакомая женщина приглашала Фэй к себе на вечер.

– Это Шерри Брукс, я знаю, – сказал Рэй.

– Я не пойду.

– Ты сегодня занята?

Она пожала плечами.

– Просто не хочу видеть всех этих людей, которые ни разу не позвонили мне после развода. Сейчас я им понадобилась только потому, что обо мне поползли всякие сплетни. – Она не добавила, что не хочет бывать там, где может встретиться с Кэлом.

– Черт с ними, Фэй. Какая разница? Тебе надо почаще выходить.

Легко ему говорить. И откуда он знает, что она редко появляется на людях? Фэй с любопытством заглянула в конверт.

– Я все время думаю, – проговорила она. – Я только что прочитала отрывок, где Рози видит Карлотту со своим отцом на яхте. До этого момента Карлотта казалась довольно привлекательным персонажем. Мы знаем, что она любовница сенатора, но Рози этого не знает. Карлотта к ней добра, она единственный взрослый человек на яхте, кроме сенатора, который обращает внимание на девочку.

– К чему ты клонишь? – заинтересованно спросил Рэй.

– Ну, дело в том, что Карлотта превращается из положительного персонажа в какую-то негодяйку. Какая женщина позволит любовнику… ну, ты понимаешь, о чем я говорю… когда его дочь находится совсем рядом?

– Беспечная. Или, может быть, женщина, которая имеет скрытые мотивы.

Чтобы избежать упорного взгляда Рэя, Фэй разглядывала конверт. Ей было неловко разговаривать с ним о подобных вещах.

– Единственным мотивом может быть желание открыть глаза Рози.

Рэй одобрительно кивнул, будто перед ним сидела ученица, давшая правильный ответ, и спросил:

– На что?

– Очевидно, на тот факт, что дочь – неподходящий любовный объект для отца. Но почему таким жестоким способом?

– Может быть, она искренне считала, что девочка крепко спит. Это загадочный момент, а Карлотта – загадочная женщина. Помни, это роман о любви и предательстве.

Предательство! О предательстве я знаю все! Может быть, именно поэтому он хочет, чтобы я играла Карлотту?

– Я понимаю, о чем роман, но я совершенно не уверена, что могу справиться с ролью.

– Можешь. Доверься мне.

Фэй подумала, что для нее эта фраза полна иронии. Когда-то она доверяла ему, и что из этого вышло?

– Единственное, что ты можешь сделать, – это дать мне дочитать роман. Я сразу же тебе позвоню.

Она сама не ожидала, что ее ответ прозвучит так резко, но Рэй был уже на ногах. Фэй проводила его до двери, и он на мгновение задержался. Глаза его потемнели. Он произнес ее имя и приподнял руку, словно собираясь прикоснуться к ней, но потом безразличным тоном бросил:

– Спасибо. Жду твоего ответа, дорогая.

«Дорогая» резануло как бритвой, потому что когда-то у них с Рэем была такая шутка. Родители Фэй называли друг друга «дорогой» и «дорогая», как и родители Рэя – Том и Морин Парнелл, жители сумрачного Бруклина. Они с Рэем решили, что «дорогим» ты называешь кого-то, кого больше не хочешь называть «любимым». «Дорогой» означало старость, скуку, отсутствие сексуальности. Так обращается сиделка к прикованному к постели пациенту.

– Пошевели мозгами, – сказала она вслух самой себе, подражая Кейси. – Почему Рэй должен помнить, о чем мы говорили двадцать лет назад?

Она нетерпеливо стащила с головы полотенце и запустила пальцы в еще влажные волосы. Конверт упал на ковер, она подняла его, с замирающим сердцем вскрыла и обнаружила ксерокопию газетной статьи. Это было обозрение из «Сан-Рафаэл таймс», написанное в марте 1971 года, и называлось оно «Колокол, книга, свеча: истина магии». Она стала читать, пытаясь как можно лучше представить себе костюм, в котором играла в пьесе Ван Друтена, и атмосферу маленькой сцены уже несуществующего театра.

«В роли Джилиан Фэй Макбейн заставляет нас поверить в существование иного мира. Играя современную ведьму, мисс Макбейн удается показать зрителям женщину из плоти и крови, но в то же время обладающую даром настоящей магии. Ее красота – красота истинная, вневременная, но именно игра мисс Макбейн покоряет и убеждает публику. Дело не только в несомненном мастерстве, которому можно научиться, мисс Макбейн обладает тем редким качеством, которому нет подходящего в человеческом языке определения, и потому мы обычно говорим: «В ней есть нечто«. Нам лишь остается увидеть, чего она достигнет с помощью этого нечто«.

Она долго сидела, уставившись в текст невидящим взглядом. Последняя фраза ранила ее особенно сильно. Фэй знала, что у Рэя и в мыслях не было посмеяться над ней, заставив прочитать этот отрывок, но почему он вообще хранил его? Он не был режиссером пьесы и вообще не имел к ней никакого отношения. А он приносит ксерокопию статьи старой газеты, как будто это букет цветов, который можно купить по дороге.

Она играла Джилиан в самом расцвете своей любви к Рэю, когда все казалось возможным, даже волшебство. Она была все той же девочкой из Сайервилла, которая верила, что может совершить все, и лишь часть этой веры исходила от нее самой. Куда большим она была обязана Рэю, дававшему ей тот заряд дополнительной энергии, который заставлял ее чувствовать себя непобедимой. Никто из них никогда не умрет, они никогда не будут называть друг друга «дорогой» и никогда не потерпят поражения.

Неужели Рэй не понимает, что она стала совсем другой?


Шерри Брукс жила в роскошном доме, располагавшемся на трех уровнях в Лоурел-Каньоне. Бассейн был на втором уровне, но сегодня часть его накрыли настилом для танцев. Бассейн окружали три ряда фонарей из тыкв с прорезанными отверстиями в виде глаз, носа и рта, сделанных на заказ. Фэй совсем забыла о том, что был канун Дня всех святых, – об этом так легко забыть в Калифорнии, – и надела кашемировое короткое платье с широким поясом, который подчеркивал ее тонкую талию. Платье было светло-серое, пояс золотой, и, повинуясь внезапному порыву, она вынула из вазы три настурции и воткнула их в волосы.

Шерри устремилась навстречу в платье от Бетси Джонсон в кружевных оборках, которое, пожалуй, больше подошло бы женщине возраста Кейси.

– Фэй, ты сногсшибательно выглядишь! – Она вложила в тон слишком много удивления, будто ожидала, что Фэй будет похожа на чучело. Она чмокнула воздух около щеки Фэй и промурлыкала: – Я специально пригласила тебя, чтобы познакомить с человеком, от которого ты будешь без ума.