Лиз Карлайл - Никогда не влюбляйся в повесу

– Проклятие, Камилла, я не племенной жеребец!

– Да, напротив, – негромко бросила Камилла. Потом, оттолкнув Ротуэлла, резко встала. – Ну как ты не понимаешь, Ротуэлл? Кем еще ты можешь быть в моих глазах?

Смерив его уничижительным взглядом, Камилла отвернулась, собираясь уйти.

– Просто выполни свою часть сделки, Ротуэлл, – процедила она. – Мне нужен ребенок.

Опустив руки ей на плечи, он рывком развернул ее к себе.

– Ах, значит, тебе нужен ребенок?! – прогремел он. – Ладно, будь по-твоему – ты получишь ребенка! Сегодня же я запрусь с тобой в спальне и не выпущу оттуда, пока ты не понесешь. Помяни мое слово – ты сама еще запросишь пощады.

– Ты и вправду это сделаешь? – сладким голосом проворковала она. – Как мило! Но если ты осмелишься…

Она не договорила – он закрыл ей рот поцелуем. Ротуэлл сам не мог сказать, когда именно это решение пришло ему в голову. Единственное, что он понимал, – это что у него нет больше сил терпеть обвинения, которые он читал в ее глазах. Знать, что она считает его кем-то похожим на Валиньи, что она давно примирилась с тем, что она никогда не будет с ним счастлива…

Не выпуская Камиллу из объятий, Ротуэлл упал на постель, обрушившись на нее всей тяжестью своего тела. Камилла задрожала. Забыв обо всем, Ротуэлл впился в ее рот, словно заранее давая понять, что он намерен с ней сделать.

Тяжелые веки Камиллы опустились, пушистые черные ресницы, затрепетав, легли на щеки, оттеняя смуглую кожу. Ротуэлл обхватил ладонью ее грудь, слегка сжал упругий сосок, чувствуя, как он напрягся под его прикосновениями. Камилла чуть слышно ахнула.

Он с трудом заставил себя оторваться от ее губ.

– Прости меня, Камилла… – прошептал он. – Прости…

Она лежала навзничь, молча, безвольно раскинув руки, позой и выражением лица напоминая карающего ангела. Ротуэлл, бросив на нее взгляд, внезапно похолодел. Видит Бог, она и была этим ангелом! Похоже, сам Господь Бог послал ее преподать ему страшный урок. Потому что ничего нет страшнее муки, которую испытываешь, не имея возможности получить то, чего желаешь больше всего на свете… когда обречен давиться сухой коркой, изнывая от желания дотянуться до пиршественного стола.

Горло Камиллы задвигалось – но она не произнесла ни слова. И тут до Ротуэлла наконец дошло: он, дурак эдакий, мечтал, чтобы она тоже хотела его. Мечтал, чтобы в ее сердце нашлась хоть капля нежности…

Пустая надежда! Сухая корка – вот и все, что она может ему дать, и, Бог свидетель, он согласен это принять.

Постаравшись не думать об этом, Ротуэлл потянул вверх подол ее ночной сорочки, медленно, не торопясь, стащил ее с Камиллы. Потом, перекинув через нее ногу, встал на колени, ни на мгновение не отрывая от нее глаз. Святители небесные, как она хороша, мысленно ахнул он. Выпуклые упругие груди. Длинные, стройные ноги, изящно раздвинутые…

– Господи… – прошептал он, сгорая от нетерпения. Больше всего на свете ему хотелось оказаться внутри нее. Заявить свои права на нее. Она была его женой – и он хотел ее.

Невероятным усилием воли сдерживая свое напряжение, он перекатился на бок. Рука его погладила плоский живот Камиллы, коснулась тугих завитков – раздвинув их, он нащупал напрягшийся комочек плоти и двинулся дальше. Глубже. Дыхание Камиллы участилось. Он почувствовал, как его пальцы становятся влажными. Но этого ему было мало – Ротуэлл хотел, чтобы она изнывала от желания. Чтобы она стонала, извиваясь под ним. Чтобы хотела его так же, как он – ее.

Приподняв голову, он осторожно провел губами по ее шее. Потом его губы скользнули вниз, обхватили нежный сосок.

Ротуэлл жадно втянул его в себя – и Камилла вскрикнула, а потом, к изумлению Ротуэлла, вдруг задрожав, выгнулась дугой. Пальцы ее вцепились в одеяло – и он, потрясенный, замер, не сводя с нее глаз. Это был миг чистейшего, незамутненного восторга. Неприкрытого наслаждения. Что-то похожее на благоговение вдруг шевельнулось в его душе.

Дождавшись, когда она, задыхаясь и ловя воздух пересохшим ртом, упала на кровать, Ротуэлл вновь припал к ее губам, поцеловав долгим поцелуем.

Ленивый взгляд Камиллы был полон нескрываемой чувственной неги. Горькая складка, портившая ее губы, разгладилась, лицо сразу стало мягче. Ее тело взывало к нему – притягивало его к себе, как притягивает океанская пучина, капля за каплей высасывая из него жизнь. Опустив голову, Ротуэлл снова поцеловал ее. Он осыпал поцелуями ее лицо, ее шею, рассыпавшиеся по подушке волосы. Внезапно она шевельнулась под ним, а в следующую секунду, раздвинув колени, закинула одну ногу ему на спину, словно призывая его войти в нее. И Ротуэлл откликнулся на этот призыв.

– Боже… – выдохнула она.

Он мощными толчками задвигался в ней. С губ Камиллы срывались крики – и Ротуэлл жадно упивался ими, словно песней сирены. Они одновременно достигли вершины наслаждения – словно океан, закружив обоих, выбросил их на гребень волны. И внезапно Ротуэлл ощутил, что впервые за много лет в душе его воцарились мир и покой.

Когда он пришел в себя, руки у него тряслись.

– Все… – пробормотал он, припав лбом к ее плечу. – Все, Камилла. Я сделал все, что ты хотела.

– Что, дорогой? – Взгляд ее темных глаз впился в его лицо. – Что ты сделал?

– Дал тебе то, что ты просила, – рявкнул вдруг он. – Ребенка, о котором ты мечтаешь. А если нет… что ж, не беда, попытаемся снова. И снова. Пока у меня не получится все как надо.

– Я хочу кое о чем тебя спросить… – нерешительно пробормотала Камилла.

Ротуэлл поздравил себя с тем, что в последний момент успел проглотить негодующее «нет». Стареет, наверное, с усмешкой подумал он.

– О чем?

– Я спрошу только один раз. – Камилла, лежа на боку, задумчиво разглядывала тлевшие в камине угли. – Если ты не сможешь или не захочешь ответить, я не обижусь. И спрашивать больше не буду.

– Прекрасное качество, особенно в жене, – одобрил Ротуэлл.

Краем глаза он следил, как Камилла играет бахромой покрывала, наматывая ее на палец. Молчание длилось так долго, что он уже решил, что она передумала. Но тут она вновь открыла рот и задала ему всего один очень короткий вопрос:

– Ты болен?

Когда он не ответил, Камилла повернула к нему голову – в ее широко распахнутых глазах он прочел тревогу.

Какое-то мгновение он смотрел ей в глаза. Потом, не в силах выдержать ее взгляд, отвернулся.

– Что-то серьезное? – тихонько ахнула она. Ротуэлл, сцепив зубы, разглядывал потолок, словно надеялся прочитать там ответ.

– У меня была нелегкая жизнь, Камилла, – наконец проговорил он. – Однако до сих пор это меня не убило.

Его слова будто повисли в воздухе.

– Ты болен, – глухо повторила она. На этот раз совсем другим тоном.

Отшвырнув одеяло, Ротуэлл сел – по его мнению, продолжать разговор не было смысла, тем более что главное было сказано.

– Светает, – буркнул барон. – Я пойду к себе. А ты отдыхай.

Молча собрав с пола разбросанную одежду, Ротуэлл, не оглядываясь, прошлепал к двери. Ему не нужно было смотреть на Камиллу, чтобы понять, что она обижена. Опять, чертыхнулся он… опять он сделал что-то не так! В первый раз с того треклятого дня, как он впервые побывал на Харли-стрит, к глазам Ротуэлла подступили слезы. Он оплакивал упущенные возможности и свою жестоко исковерканную жизнь… того наивного юношу, которым когда-то был, и очаровательную молодую женщину, которая заслуживала гораздо лучшей участи.

Стоило ему только взяться за ручку двери, как Камилла села, и он снова услышал ее голос.

– Ротуэлл, – тихонько окликнула она, – ты не забыл, что я только что сказала?

Обернувшись, он увидел ее лицо, смутно белевшее в свете свечи.

– О чем?

– О том, что задам этот вопрос всего один раз. – Голос ее дрогнул. – Повторяю, я не стану больше спрашивать. Я не унижусь до того, чтобы просить тебя – ни о чем. И никогда. Даже об этом… о том, чем мы только что занимались… несмотря на все наслаждение, которое ты даришь мне. Ты понял?

И тут, стоя, голый, с сильно бьющимся сердцем, он наконец догадался. Она пыталась заставить его сделать выбор – выбор между настоящей близостью, которая может быть между мужчиной и женщиной, и просто утолением страсти.

Камилла, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Он видел ее глаза, полные невыплаканных слез. Проглотив комок в горле, Ротуэлл молча кивнул на прощание и выскользнул за дверь.

Странная атмосфера воцарилась в последующие дни в доме на Беркли-сквер. Камилла жила и двигалась как автомат, не чувствуя ничего, кроме боли в сердце.

К вящему изумлению прислуги, Ротуэлл почти не покидал дом, большую часть дня просиживая у себя в кабинете в компании книг, бутылки бренди и маленького спаниеля, которого он при каждом удобном случае проклинал на чем свет стоит. Иногда, проходя мимо двери кабинета, Камилла случайно слышала его голос – и понимала, что он разговаривает с собакой. Как ни странно, она ловила себя на том, что начинает испытывать нечто вроде ревности.

Бывали дни, когда Ротуэлл выходил к столу совершенно больным, но если он и страдал от внезапных приступов – а Камилла готова была поклясться, что так оно и было, – то предпочитал это скрывать. По молчаливому уговору ни один из них не возвращался к недавнему разговору.

Поразмыслив хорошенько, Камилла решила, что не станет вмешиваться. В конце концов, Ротуэлл не требовал от нее ничего, кроме верности… ну, и еще известной вежливости. Он с самого начала твердо дал понять, что намерен жить своей жизнью.

«Ты должна жить собственной жизнью, а не зависеть от меня», – сказал он как-то раз. И она согласилась. К тому же она ведь сама этого хотела, разве нет? Тогда почему ее так ранили его слова?

Как она успела заметить, Ротуэлл почти не спал – однако неизменно приходил к ней почти каждую ночь. Обычно это бывало под утро, когда он, прошатавшись всю ночь бог знает где, возвращался домой. Она больше не пыталась выяснить, где он пропадает, и почти не видела его. Камилла твердила себе, что это ничего не значит. Если не считать ночей, которые они проводили вместе, да редких встреч за столом, их разделяла пропасть, которую ни один не пытался переступить. И хотя это было обидно, Камилла не делала попыток перекинуть через нее мост. Ее муж сам этого хотел – и в конце концов, убеждала она себя, так даже лучше. Она вовсе не мечтает о сердечной близости с ним. Больше того, именно этого она когда-то поклялась избегать.

Но сердце ее упорно отказывалось с этим примириться. Камилла начала понимать, что пришло время взглянуть правде в глаза: несмотря на широкие плечи и могучее телосложение, ее муж болен, причем серьезно. Даже за те несколько недель, что прошли со дня их свадьбы, его лицо заметно осунулось.

Были и другие признаки – те самые, которые Камилла в свое время замечала и у матери. Бессонница. Постоянно возбужденное состояние. Отсутствие аппетита. Раздражительность. К тому же Ротуэлл много пил и глухо тосковал – и Камилла боялась, что все это сведет его в могилу.

Камилла пыталась не думать о его жарких объятиях. О том, как она каждую ночь лежит в постели, считая минуты до его прихода. В полупустом неуютном доме Ротуэлла дни тянулись мучительно медленно.

Конец этой тоскливой жизни пришел в тот день, когда Ротуэлл отвез Камиллу к поверенным ее покойного деда, чтобы, так сказать, подтвердить ее статус замужней дамы. То, что этой встречи не избежать, Камилла поняла, когда среди вещей покойной матери обнаружилось письмо деда, – и с тревогой ждала этого дня. Но странное дело… в присутствии угрюмого, с суровым лицом Ротуэлла весь ее страх куда-то исчез.

Старший партнер адвокатской фирмы встретил их сдержанно.

– Позвольте поблагодарить за то, что вы нашли для нас время, леди Ротуэлл, – с натянутой улыбкой проговорил он. – Примите мои поздравления по поводу вашего замужества. Милорд, как только утром откроются банки, мы позаботимся о том, чтобы со счета покойного графа на ваш были переведены пятьдесят тысяч фунтов.

Ротуэлл, с рассеянным видом смотревший в окно, обернулся.

– Вы имеете в виду приданое? – бросил он. И небрежно махнул рукой. – Мне не нужны эти деньги. Пусть ими распоряжается моя жена. Или, если она не против, пусть останутся нашим с ней детям.

– Мы еще обсудим это, – поспешно проговорила Камилла, – и дадим вам знать.

На лице поверенного отразилось сильнейшее замешательство.

– Тогда мы будем ждать вашего решения. – Он поднялся проводить их до выхода, но у самых дверей вдруг замялся. – Надеюсь, вы понимаете, что все имущество вашего покойного дедушки перейдет к вам только после рождения вашего первого ребенка – полагаю, этого не долго ждать.

– Конечно, – кивнула Камилла.

Адвокат принялся благодарить Камиллу за то, что взяла на себя труд приехать и прояснить дело о наследстве.