Представившись, доктор Хислоп по-птичьи склонил голову набок и покосился на Камиллу.

– Э-э-э… ну-с, так где же мой пациент? – жизнерадостно осведомился он. – Как я всегда говорю, лучше поторопиться, чтобы успеть повидаться с ним до прихода гробовщика, хе-хе!

Слегка сбитая с толку, Камилла с некоторым сомнением провела его в спальню. При виде незнакомца Чин-Чин сорвался с постели и кинулся к доктору, намереваясь обнюхать его самым тщательным образом. Не обращая никакого внимания на собаку, доктор Хислоп отставил в сторону свой видавший виды саквояж, обменялся с Ротуэллом приветствиями и, велев ему снять ночную сорочку и сесть на край кровати, спросил Трэммела, где он сможет помыть руки.

– Проблемы с желудком, я так понимаю? – хмыкнул он, вернувшись обратно в спальню. – На редкость неприятная штука, согласны, милорд? Острые боли, наверное, так?

– Да, временами, – поморщился Киран.

Что-то буркнув себе под нос, Хислоп принялся один за другим доставать из саквояжа какие-то медицинские инструменты – весьма устрашающего вида. Пару раз при этом он покосился в ее сторону, словно ожидая, что она поспешит удалиться. Вместо этого Камилла, скрестив на груди руки и вызывающе расправив плечи, взглядом дала ему понять, что никакая сила в мире не заставит ее сдвинуться с места. Чин-Чин, застывший у ее ног, явно намеревался до последней капли крови защищать хозяйку. Угрожающе опустив голову, крохотный спаниель издал глухое рычание.

Киран с явным интересом наблюдал за ними обоими.

– Боюсь, моя жена и наша собака твердо решили остаться, Хислоп, – добродушно бросил он. – И, вне всякого сомнения, дворецкий тоже.

Трэммел, фыркнув, выскользнул в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

Наконец из саквояжа появилась длинная деревянная трубка. Увидев ее, Чин-Чин одним прыжком взлетел на кровать и замер возле Кирана, предостерегающе оскалив зубы и издав леденящий душу рык. Крохотный песик явно давал понять, что хозяин находится под его защитой и любому, кто захочет его обидеть, придется иметь дело с ним, Чин-Чином.

Доктор с интересом покосился в его сторону.

– Маловат ты, приятель, – хмыкнул он. – Вряд ли я тебе по зубам. А имя у тебя есть?

– Джим, – буркнул Киран.

– Чин-Чин, – одновременно с ним сообщила Камилла.

Лицо доктора расплылось в улыбке.

– Ага, молодожены! Так я и думал!

Брови Ротуэлла поползли вверх.

– С чего вы это взяли?

– Будь вы давно женаты, милорд, – ухмыльнулся доктор, извлекая из саквояжа внушительный набор инструментов, – наверняка знали бы, что собачку зовут Чин-Чин. Ничего, скоро поймете, что жена всегда права и спорить с ней не следует. Ну а теперь будьте добры, лягте на кровать.

Чин-Чин без особых уговоров согласился подвинуться и оттуда следил за действиями доктора весьма неодобрительным взглядом.

Ротуэлл уже начал потихоньку жалеть, что поддался на уговоры Камиллы, – доктор Хислоп ему не понравился. Но слово есть слово, поэтому, бросив на доктора еще один косой взгляд, барон расстегнул застежку панталон и вытянулся на постели.

Следующие четверть часа оказались сущей пыткой – Хислоп придирчиво расспрашивал его о таких сугубо интимных и личных делах, о которых мужчины предпочитают не говорить, и при этом тщательно ощупывал и простукивал его сверху донизу, начиная от шеи и кончая нижней частью тела. Все это было чертовски унизительно, учитывая, что Камилла ни на минуту не сводила с него глаз, и к тому же очень больно, особенно под самыми ребрами.

– О, черт… проклятие! – Взревев от боли, Ротуэлл попытался оттолкнуть доктора и сесть. Чин-Чин тут же взвился и угрожающе зарычал, шелковистая шерсть собачки на холке встала дыбом.

– Тихо, Чин-Чин! – шикнула Камилла, согнав его с постели.

Холодная рука, нажав Ротуэллу на плечо, осторожно, но твердо заставила его снова откинуться на постель.

– Больно? А вот так? А здесь? – Доктор, внимательно следя за реакцией больного, продолжал свои ощупывания и расспросы.

Новый приступ боли скрутил Ротуэлла, заставив его застонать. На этот раз ему удалось сесть.

– Осмотр окончен, – хмуро бросил он.

Хислоп с хитрой улыбкой ткнул пальцем в ту сторону, где с собакой на руках стояла Камилла.

– Ну, что молчите? Кто из вас готов покусать его? – невозмутимо поинтересовался он.

Камилла шагнула вперед.

– Я! – свирепо пообещала она. Глаза ее сверкнули.

Ругаясь сквозь зубы, усмиренный Ротуэлл вновь вытянулся на постели.

Хислоп взял деревянную трубку, одним концом прижал ее к груди Ротуэлла, к другому приложил ухо.

– Ага, хорошо… Отличное, здоровое сердце! – просияв, объявил он. Потом распрямился и убрал трубку обратно в саквояж. – Можете надеть рубашку и халат, милорд.

Через мгновение Ротуэлл, взвившись с постели, уже сунул голову в рубашку.

Камилла, спустив собаку на пол, подошла поближе.

– Как вы думаете, доктор Хислоп, что с ним? – волнуясь, проговорила она. – Это… это и в самом деле рак, как предположил доктор Реддинг? Неужели все так плохо?

– О, конечно, рак неизменно приводит к летальному исходу, – почти весело поспешил заверить ее доктор Хислоп. – И он пока не лечится, это верно. Только вот рак ли это? Трудно сказать. Но кое-какие симптомы есть.

Плечи Камиллы бессильно поникли. Ротуэлл с трудом подавил желание броситься к ней, сказать, что все будет хорошо. Конечно, это было ложью, и он это знал. Хислоп, конечно, тоже знает – несмотря на всю напускную веселость доктора, Ротуэлл почувствовал, как в комнате сгущается напряжение. Барон жестом предложил им пересесть к камину. Доктор Хислоп со вздохом тяжело опустился в кресло, колени его протестующе хрустнули.

– Как вы уже знаете, моего мужа постоянно рвет кровью, – заговорила Камилла, едва они сели. – Насколько я понимаю, это очень серьезно. Такие симптомы могут говорить о многом. Умоляю вас, скажите, что это еще может быть?

– Ох ты Господи, да все, что угодно! – проворчал доктор. – Возможно, ваш дворецкий, милорд, решил подсыпать вам в кофе толченое стекло. А может, ваш муж, миледи, случайно проглотил за завтраком вилку и просто забыл вам об этом сказать. Или…

– Принято к сведению, – перебил Ротуэлл, выдавив из себя хмурую улыбку. – Ну, думаю, мы закончили. Весьма признателен вам за откровенность, доктор.

Но доктор и ухом не повел.

– А еще это может говорить о том, милорд, – невозмутимо продолжал он, – что вы медленно, но верно убиваете себя спиртным.

– Спиртным? – Сдвинув брови, Ротуэлл потер ладонью подбородок, на котором уже проступила щетина. – Очень сомневаюсь. Видите ли, я годами пытался вогнать себя в гроб именно этим способом – но без особого успеха.

Доктор Хислоп только пожал плечами.

– Люди, которые слишком много пьют, милорд, не имеют обыкновения следить за здоровьем и обычно спохватываются, когда уже слишком поздно. Дурные привычки, знаете ли… Скажите, случалось ли вам какое-то время вообще обходиться без бренди? И когда это было в последний раз?

Ротуэлл немного подумал.

– Пару недель назад, – честно ответил он. – Я просто… словом, мне нужно было, чтобы голова была ясной.

Правда состояла в том, что за две недели до свадьбы Ксантии Ротуэлл бросил пить вообще. Ему хотелось быть уверенным, что он сможет разобраться, что за человека выбрала в мужья любимая младшая сестренка, а для этого нужна была известная трезвость. В другой раз он бросил пить за два дня до того званого вечера, который Ксантия давала в честь их помолвки – опять-таки потому, что ему нужна была ясная голова.

Доктор, спокойно сложив руки на пухлом животе, задумался.

– А когда вы бросили пить, случалось вам страдать от каких-то побочных эффектов подобного воздержания? Может, у вас тряслись руки? Или вас мучили галлюцинации?

– Господи помилуй! Вы имеете в виду судороги, какие бывают от рома?

– Нет, белую горячку, – невозмутимо поправил доктор. – Ужасная штука! Вам такое знакомо?

– Естественно, нет, – оскорбленно буркнул Ротуэлл. По его мнению, белая горячка была уделом исключительно горьких пьяниц и хилых сопляков – иначе говоря, тех, кому во-обще было противопоказано употреблять спиртное.

Доктор весело закивал.

– А когда до этого вы делали перерыв?

– Люди моего типа, доктор, время от времени отказываются от одного порока, чтобы иметь возможность предаться другому, – кисло улыбнулся Ротуэлл. – Я тоже так делал – естественно, пока был холостым, – поспешил уточнить он. – Бывало, я на несколько дней вообще забывал о бренди – если случалось нечто такое, что меня отвлекало.

– Хе-хе! А могу я поинтересоваться, милорд, что могло вас отвлечь, кроме плотских забав, естественно? – Хлопнув себя по коленке, доктор весело подмигнул Камилле.

– Помню, – задумался Ротуэлл, – как-то во время плавания из Барбадоса несколько человек на борту заболели. И я в том числе. Тогда у меня не было никакого желания не только пить, но и вообще жить. Что бы это ни было, мы в тот раз потеряли кока.

– Так это было на корабле? Кто бы мог подумать! – Доктор почесал затылок. – Как бы там ни было, похоже, милорд, вы еще не превратились в законченного алкоголика.

– Бренди – отличный слуга, – буркнул Ротуэлл. – Но нельзя позволить ему превратиться в хозяина.

– Похвальная мысль, – кивнул доктор. – Однако следует признать, милорд, что вы слишком много пьете – и, что самое неприятное, отдаете предпочтение крепким спиртным напиткам. Так что с этим придется покончить – по крайней мере на какое-то время.

– И это поможет? – встрепенулся Ротуэлл. Лицо его осветилось надеждой. Бренди – ничтожная жертва в игре, где на карту поставлена жизнь.

– Трудно сказать, – благодушно пожал плечами Хислоп. – Но в любом случае, милорд, человек в вашем возрасте не может позволить себе столько пить – тем более когда у него такая прелестная молодая жена… а может, и малыш уже в проекте? Как бы там ни было, диагноз, который я могу вам поставить после столь беглого осмотра…

– Пропади он пропадом, этот ваш беглый осмотр, – простонал Ротуэлл. – Ладно, молчу. Итак, доктор, ваше мнение?

Доктор устремил взгляд в потолок.

– Ну, насчет острого приступа гастрита могу ручаться, – кивнул он. – Помимо этого, с большой вероятностью могу предположить язву в двенадцатиперстной кишке. Это, чтоб вы знали, то самое место, где ваш желудок соединяется с пищеварительным трактом.

Ротуэлл поморщился.

– Это может привести к летальному исходу?

– О Господи… конечно! – Судя по всему, Хислоп пришел к выводу, что Ротуэлл принадлежит к тому типу людей, с которыми не следует деликатничать. – Особенно если язва кровоточит, – это чревато прободением. Как бы там ни было, поскольку вы пока еще живы, у вас нет лихорадки и от вас не воняет, очевидно, что прободения у вас нет. Однако не исключаю, что вы испытываете такую боль, как будто кто-то грызет вас изнутри.

Та самая тварь, подумал Ротуэлл.

– А что вызывает эту язву? – спросила Камилла.

– Спиртное, курение, тревога – вот наиболее частые причины, миледи, и, уверяю вас, справиться с этим бывает непросто.

– Очень хорошо, – решительно вмешался Ротуэлл. – А если это не язва, тогда что это может быть?

Доктор снова покачал головой.

– Как предположил доктор Реддинг, рак печени – или, возможно, рак желудка, добравшийся уже и до печени. И то и другое весьма вероятно.

– Рак… – глухо пробормотал Ротуэлл.

Итак, вот оно – грубо и откровенно, как он и хотел. Господи Боже! Он ведь в самом расцвете лет, у него наконец-то есть все, ради чего стоит жить, – правда, он понял это только сейчас – жена, дом, сестра, любящая семья. Ротуэллу отчаянно захотелось жить. Любить свою жену. Заботиться о ребенке, которого она, как он надеялся, носит под сердцем. Такие нехитрые желания…

Одно время он и в самом деле хотел умереть, хотя до сих пор этого не сознавал. Возможно, поэтому он с холодной уверенностью в сердце терпеливо ждал приговора, не чувствуя ни страха, ни отчаяния, давно приготовившись к худшему. Все это и будет с ним позже, если худшие подозрения подтвердятся. Мужчины частенько боятся встречи с Творцом. Бог свидетель, он тоже боится. Но когда он заговорил, голос его звучал, как обычно, твердо.

– Весьма признателен за вашу откровенность, доктор. Что-нибудь еще?

Доктор Хислоп всплеснул руками.

– О, да к дьяволу все это! – вскричал он. – Лично я уверен, что у вас кровоточащая язва желудка. Готов поставить пару моих лучших лошадей, что я прав, – в конце концов, черт побери, я занимаюсь этим делом почти сорок лет! Вы слишком много пьете, милорд. И слишком много курите. Судя по всему, вы почти не спите – и одному Богу известно, что вы едите – или, точнее, что гложет вас самих. Хотите знать мое мнение? Так вот, все, что вам нужно, – это воздержание!