Но найдись у него мужество быть честным с самим собой, мысленно продолжал Ротуэлл, ему пришлось бы признать, что эти поиски запретных удовольствий бессильны помочь ему забыть, в кого – или, вернее, во что он превратился. А спиртное уже не могло заставить его отупеть до такой степени, чтобы он перестал соображать.

Когда же это началось? С отъездом сестры? Нет… не совсем. Но какая разница, черт возьми, когда именно это произошло, если вся его жизнь так или иначе пошла вкривь и вкось?!

Как бы там ни было, мрачно подумал он, нет никакого смысла торчать тут и дальше. И уж коль скоро пучина греха, в которую он кинулся, оказалась бессильна накрыть его с головой, может быть, пуля поможет ему забыться? Если человек жаждет поторопить Всевышнего, почему бы ему просто не отправиться домой, чтобы приставить к виску пистолет и не покончить разом со всем этим – вместо того чтобы сидеть здесь, слушая, как Валиньи с Эндерсом изводят друг друга ядовитыми колкостями?

Лицо графа выражало досаду и разочарование.

– Увы, джентльмены. Фортуна сегодня, похоже, окончательно покинула меня.

Барон Ротуэлл отодвинулся от стола.

– Итак, джентльмены, предлагаю забрать деньги и разойтись по домам. Будем считать, что вечер удался на славу.

– Non! – В глазах графа де Валиньи промелькнуло что-то очень похожее на страх. Он едва ли не силой вновь усадил Ротуэлла за стол, и на губах у него появилась улыбка. – Прошу вас, джентльмены! Мне кажется, Фортуна вновь готова обратить ко мне свое лицо. Может быть, вы, как и положено джентльменам, дадите мне последнюю возможность вернуть себе то, что я сегодня проиграл?

– А какие ставки? – тут же бросил Эндерс с вызовом в голосе. – Имейте в виду, Валиньи, никаких расписок от вас я больше не приму. Даже если произойдет чудо и вы вдруг на этот раз выиграете, это же какие-то жалкие гроши по сравнению с тем, сколько вы мне должны.

Граф недовольно поджал губы.

– Не волнуйтесь, милорд, – самое ценное я оставил напоследок, – поспешно объявил он. – Я намерен поставить на кон нечто такое, что будет небезынтересно для вас – и, возможно, выгодно мне самому.

Мистер Калверт воздел кверху руки.

– Я – только зритель, – со вздохом заявил он.

– Конечно, конечно, – закивал граф. – Я имел в виду только Эндерса. Ну и, возможно, Ротуэлла.

– Так говорите, – пожал плечами барон. – А то я уже потихоньку начинаю скучать.

Валиньи, вцепившись руками в стол, выпрямился.

– Теперь, когда сэр Ральф ушел, предлагаю аннулировать последнюю игру и сыграть заново, – проговорил он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Победитель заберет все, что стоит на кону. Калверт, поскольку он отказался участвовать, будет сдавать. Только одну игру, джентльмены. Что скажете?

– Чертовски странный метод отыграться, – пробурчал, пожав плечами, Калверт.

– Что именно вы собираетесь поставить, Валиньи? – осведомился Эндерс.

Граф поднял руку, призывая к молчанию, потом, оглянувшись через плечо, подозвал к себе лакея.

– Тафтон, – рявкнул он, – где мадемуазель Маршан? В своей гостиной?

Лакей, похоже, слегка растерялся.

– Простите, милорд, не могу точно сказать…

– Бог мой, так поди и отыщи ее! – велел Валиньи.

– Не имею ни малейшего представления, что за пакость вы тут задумали, Валиньи, – проворчал Эндерс, взяв в руки налитый доверху бокал. – Мы с Ротуэллом остались в выигрыше, так что нам обоим есть что терять, верно? Надеюсь, то, что вы решили поставить на кон, окажется достаточно соблазнительным, иначе я лично тут не останусь.

Граф воровато покосился через плечо.

– О, милорд, на этот счет можете не беспокоиться, уверяю вас, – медовым голосом пропел он. – Еще каким соблазнительным, пальчики оближете! Думаете, я забыл, какие у вас вкусы и какие, осмелюсь сказать, аппетиты?

– Какого дьявола? Что это еще за Маршан такая? – нетерпеливо осведомился Ротуэлл.

– Ах да, вы желаете знать, о какой особе идет речь? – Граф, покружив по комнате, уселся за стол и поднял бокал, словно желая произнести тост. – Что ж, скажу… Мадемуазель Маршан – это моя прелестная дочь. Моя незаконная дочь… она наполовину англичанка. Готов поспорить, вы еще не успели позабыть те старые слухи?

– Ваша дочь?! – перебил ошеломленный Эндерс. – Господи, спаси и помилуй, да вы что?! Вы предлагаете сыграть в карты на собственную дочь?

– В самом деле, это уж слишком, Валиньи, – присоединился к нему Ротуэлл, изучая содержимое своего бокала. – Порядочной, хорошо воспитанной девушке нечего делать в подобном месте.

Их хозяин снова тем же небрежным жестом вздернул плечи.

– О, к чему эти церемонии, джентльмены? – с циничным равнодушием бросил он. – Девушка, о которой вы печетесь, большую часть своей жизни провела во Франции – с этой гусыней, своей матушкой, которая имела глупость забеременеть от меня. Не сомневаюсь, она выросла достаточно искушенной, чтобы сообразить, что к чему.

Эндерс вытаращил глаза.

– Уж не хотите ли вы сказать, что эта девушка – дочь леди Холбурн? – возмутился он. – Вы что, Валиньи, окончательно сошли с ума?!

– Я – нет. А вот за вас не поручусь, особенно когда вы ее увидите, – На лице Валиньи появилась хорошо знакомая им всем ухмылка. – Vraiment,[5] друзья мои, эта девушка – настоящая жемчужина, вылитая мать. Какое личико, какие зубы, какая грудь… в ней все безупречно, клянусь вам! Все, что ей нужно, – это мужчина, который даст ей возможность занять то положение, которого она заслуживает, и позволит вести соответствующий образ жизни.

В этот момент дверь гостиной распахнулась, как от толчка, и ворвавшаяся в гостиную девушка быстрыми шагами направилась к графу.

– Чем вы сегодня развлекались, Валиньи? По своему обыкновению, проигрались в пух и прах?

Граф произнес несколько быстрых, трескучих французских фраз. Ротуэлл не разобрал слов, но успел заметить, как внезапно помрачнело лицо Валиньи. Девушка в ответ разразилась возмущенной тирадой и потрясла перед лицом Валиньи кулачком. Ее голос, звучный, глубокий, с едва заметной хрипотцой, был одним из тех женских голосов, какие способны заставить затрепетать мужское сердце.

На этот раз Валиньи не солгал. Жаркая волна незнакомых доселе чувств захлестнула Ротуэлла – смесь вожделения и тоски, почти нестерпимого желания, чего-то такого, чему он и названия не смог бы найти. Девушка была необыкновенно хороша собой. Маленький подбородок с ямочкой был высокомерно поднят. Тонкий, изящный аристократический носик, широко распахнутые темные глаза, роскошная грива черных волос, высоко зачесанная со лба назад, и смуглая, цвета светлого меда, кожа.

К удивлению Ротуэлла, эта юная на вид девушка обладала роскошными формами.

Ротуэлл отодвинул в сторону бокал с бренди. Ему страшно не понравилось, как его тело отреагировало на появление этой женщины.

– Будьте добры, объяснитесь, Валиньи, – сухо потребовал он.

Граф, вздрогнув, отвесил ему шутовской поклон.

– Я принимаю ваши ставки, друзья мои, – объявил он. – И заявляю о своем намерении поставить на кон прелестную и вдобавок очень богатую невесту. Надеюсь, вы не потребуете от меня, чтобы я водрузил ее на стол?

– Вы, должно быть, спятили! – рявкнул Ротуэлл. – Уведите отсюда девушку. Это неподходящее общество для леди, несколько совершенно пьяных, опустившихся мужчин.

Граф всплеснул руками.

– Но, мой дорогой лорд Ротуэлл, у меня ведь был план! – плаксиво протянул он.

– Да, великолепный план! – перебила девушка. – И теперь, когда я здесь, позвольте мне сделать все, как полагается. Добро пожаловать в дом моего любезного, снисходительного и любящего papa. Думаю, что сейчас мне лучше всего удалиться – как это вы говорите? – на время, пока будет идти аукцион, oui? Увы, должна признаться вам, что я настоящая мегера, но и в самом деле очень богата…

Ротуэлл озадаченно поскреб подбородок, чувствуя себя единственным нормальным человеком в компании явных психов.

Он бросил незаметный взгляд на Эндерса. Впрочем, тот не смотрел в его сторону – слегка приоткрыв рот, Эндерс пожирал жадным взглядом стоявшую у стола девушку. Живое олицетворение скотской, неприкрытой похоти, скривился Ротуэлл.

– Послушайте, Валиньи, – вмешался барон, яростно попыхивая черутой. – Между прочим, хочу напомнить вам, я пришел сюда выпить и сыграть в карты, а вовсе не…

– Во сколько вы намерены ее оценить? – перебил вдруг Эндерс. – Но должен предупредить сразу – я не намерен терпеть ее дерзкие выходки. Имейте в виду, мне не нравятся сварливые особы. Просто скажите, сколько мне принесет эта красотка, если я выиграю ее, – это все, что меня интересует.

«Если я выиграю ее». Эта фраза покоробила Ротуэлла.

– Как я уже сказал, господа, у этой девушки неплохое приданое, – поспешил успокоить его граф. – Уверяю вас, оно намного превышает любую из сделанных сегодня ставок.

– Вы нас тут за идиотов держите, что ли? – презрительно фыркнул Эндерс. – Всем известно, что Холбурн вышвырнул жену за дверь, а потом и вовсе развелся с ней. Держу пари, мать этой девчонки была бедна, как церковная мышь!

Валиньи выразительно всплеснул руками.

– Да, джентльмены, это чистая правда, – признался он. – Только вот одна маленькая деталь, дорогой лорд Эндерс. Видите ли, дело в том, что мать Маршан была богатой наследницей. Прядильные фабрики! Угольные шахты! Бог мой, поверьте, никто не знает этого лучше, чем я!

– Не думаю, что нам это интересно, Валиньи, – небрежно бросил Ротуэлл.

– Да? А зря! Уверен, очень скоро, друг мой, вы измените свое мнение, – весело хмыкнул граф. – Потому как, видите ли, часть всего этого богатства досталась девушке. Она – последняя из семьи, к которой принадлежала ее мать. Однако, чтобы все это перешло в ее руки, она обязана найти себе мужа – мужа-англичанина, и при этом человека благородного происхождения.

– Иисусе Всемогущий, Валиньи! Она ведь ваша дочь! – задумчиво протянул Ротуэлл.

– Да, конечно – но разве не вы, англичане, имеете обыкновение воспитывать своих дочерей, словно они не женщины, а племенные кобылы, а после торгуете ими? – Граф расхохотался. – Только я в отличие от вас не лицемерю, а делаю это открыто.

– Вы свинья, Валиньи, – не поворачиваясь, равнодушно бросила девушка через плечо. – Довольно костлявая, надо признать, но все равно свинья.

– А кто же тогда ты, моя душенька? – издевательски ухмыльнулся он. – Если я свинья, тогда ты хорошенький, аппетитный поросеночек, п'est-ce pas'!

Калверт, который до этой минуты хранил упорное молчание, хрипло прокашлялся.

– Послушайте, Валиньи, – пробормотал он. – Если вы предлагаете мне быть банкометом, то заранее хочу предупредить, что и пальцем не шевельну без согласия мадемуазель Маршан!

Валиньи снова захохотал.

– О, она согласна, не так ли, душенька?

При этих словах девушка, вздрогнув, повернулась, а потом наклонилась над столом и окинула мужчин взглядом, в котором вспыхнуло пламя.

– Моп Dieu, конечно, я согласна! – крикнула она, стукнув кулаком по столу так, что бокалы жалобно звякнули. – Один из вас, пьянчуги и бездельники, сделает меня своей женой – немедленно! А потом я поступлю с ним так, как сочту нужным! И мне плевать, кто из вас это будет, потому что все вы друг друга стоите!

Эндерс внезапно начал смеяться, издавая какие-то гнусавые, пронзительные звуки, весьма напоминающие ослиный рев.

– Горячая штучка, не правда ли, Валиньи? Забавно, очень забавно. Давно я так не смеялся.

Девушка выпрямилась, собираясь отойти от стола, – и вдруг замерла, перехватив устремленный на нее взгляд Ротуэлда. На мгновение их взгляды встретились. Он ждал, что она с презрением отвернется – но она, словно завороженная, продолжала смотреть на него в упор. Эти широко раскрытые глаза сейчас были черны, как море в грозу, – гнев, ярость, еще какие-то чувства, которым он даже не смог бы подыскать названия, переполняли их… но потом внезапно в самой их глубине вспыхнула и пропала какая-то искорка, и у Ротуэлла перехватило дыхание. Что это было? Вызов? Ненависть? Но что бы это ни было, оно сослужило барону хорошую службу, помешав ему опустить глаза ниже, где низкий вырез платья приоткрывал соблазнительную грудь, которая сейчас возмущенно вздымалась, грозя в любую минуту разорвать тесный корсаж и вырваться на свободу.

– Давай, душа моя! – насмешливо бросил граф. – Стань прямо, расправь плечи и, главное, следи за своим язычком! Помни, если кое-кому проиграю, ты очень скоро сможешь стать баронессой!

– Проклятие! – прошипела она, отодвинувшись от стола. – Ну так проигрывай! Я хочу покончить с этим наконец – и поскорее!

– Очень хорошо, – смущенно пробормотал Калверт. Было заметно, что ему неловко. – Думаю, можно начинать.

Ротуэлл отшвырнул карты в сторону.