– Видала? – Ольга, как только они вышли из большой комнаты, кивнула на соседний дом. – Милка в палисаднике стоит, Лешку моего выглядывает.

– Ага, и кофта праздничная, – поддержала Нина. – А девочку свою, Женьку, в интернат сплавила, курва.

– Пятый год одна и та же кофтенка, – сказала, как выругалась, Ольга. – Вот что интересно, Нин. Я стараюсь лишнего пива не пить, чтобы не растолстеть, а твой зубодер три литра за утро выдул и все равно тощий и живот плоский. Вот куда оно у него девается?

– Вся сила в корень идет, – устало, но уверенно заметила Нина.

Ольга помолчала, думая, и вдруг громко выдала:

– Вот об этот корень, Нинка, ты и зацепилась! – и тихонько, чтобы не потревожить дочь, засмеялась.

– Да ты что, Оля…

– Думаешь, не видно? Ты бы не отводила глаза, а смелее смотрела, вышло бы не так заметно.

Не желая обсуждать того, чего как бы и не было, Нина сделала вид, что рассердилась.

– Пойдем к столу. Когда еще так посидим?

Но сама Нина к столу не пошла, ее тянула к себе книга. Прихватив ее из спальни, она забралась на задний двор и, сев в высокую траву, принялась изучать подробнее.

Заговоры в основном оказались знакомые, но два новых, которые встретились Нине, ее изумили. Первый – ритуал и текст отворота. Не простого отворота, а того самого, после сильнейшего приворота. Второй удививший заговор рассказывал о ритуале снятия порчи или тяжелой болезни с грешного человека. Поскольку в окружении Нины святых не наблюдалось, она решила, что ритуал подойдет любому человеку.

О попытках отворота Нина знала. И бабушка Полина рассказывала, и она сама читала. Но в подаренной книге говорилось о немного ином порядке действий и новом компоненте ритуала – полыни. Полыни в Кашникове хватило бы для открытия заводика по производству абсента.

Десять вырванных вместе с корнем растений составили охапку пряно пахнущей травы.

Отнеся двухметровый букетик на веранду, Нина зашла в большую комнату. Гости, негромко переговариваясь, чинно похмелялись и закусывали. Сашки не было.

– Мама, где сын?

– Спать отнесла, – пьяненькая мама была смешной и некрикливой. – Умаялся. Выпьешь?

– Я попозже. – Нина, не садясь, отковырнула от гуся крылышко. – Сначала нужно помочь Валентине. Вкусно. Хорошо Трифоновна готовит, спасибо тебе, тетя Вера.

– Я не хуже готовлю! Это первое, а второе – что, опять? – Мать хлопнула себя по коленкам. – Мы ж договаривались, в деревне не колдовать!

От крика Анны все вздрогнули и в упор, как на музейный экспонат, уставились на Нину.

– Я обещала. – Нина сверлила мать взглядом, пытаясь заставить ее сменить тему. – Я ей должна.

Ольга демонстративно стряхнула со своего немыслимо дорогого платья крошки хлеба.

– Когда я просила сделать приворот на Лешу, и ты, и тетка Полина мне отказали, а с Валькой, этой кретинкой, носитесь, как с любимой родственницей.

– Оля, – Нина взяла укроп и по-новому посмотрела на тетушку. Впервые за всю жизнь в ней появилась уверенность, что она может говорить то, что думает, и неважно, приятны ее слова или могут обидеть, – ты и без приворота возьмешь любого мужика, а Валька – нет. Я провожу ритуал в деревне первый и последний раз. Мне сплетни и косые взгляды не нужны. Я пошла, не обижайтесь.

– Не понял. – Иван, поразительно быстро опьяневший на старые дрожжи, растерянно оглядывался. – Вы о чем? У Нины, я знаю, есть дар лечить, а сейчас она куда?

– Ведьмачка она, понимаешь, Ваня? – Трофимовна приобняла худенького гостя. – Наследственная. Через поколение передается, а у Нинки дар с детства проявлялся. Баба Полина ей еще и свои способности передала. После ее смерти Нинка настоящей ведьмачкой стала.

– Интересно. – Иван долго и старательно фокусировал взгляд на Нине, но она слишком быстро вышла из комнаты, и он зажмурился, чтобы привести глаза в порядок. – Я что-то подобное подозревал. Анна Сергеевна, можно мне прилечь на пару минут, а то я от нашего двухдневного застолья совершенно опьянел? Буду благодарен за любую кровать или диван.

Три женщины смотрели на Ивана, открыв рты.

– Во излагает, – восхитилась Трофимовна. – Как в телевизоре. Анька, а представляешь, если он станет твоим зятем. Видала, как он на Нинку заглядывается?

– Я зятем не стану! – повел указательным пальцем Иван. – Я буду жениться только через пять лет на девушке из интеллигентной семьи с хорошим доходом.

– Давайте я ему в глаз дам, – неожиданно бодро предложила Ольга. – Он нашей Нинкой брезгует, зубодер недобитый.

– Охолонись, Оля. – Алексей, рядом со стулом которого кучковались четыре пустые пол-литровые бутылки, разлил самогон. – Это он сегодня так говорит, а поведет Нинка задницей, и пойдет он за нею, как бычок на веревочке. Я-то вижу, как он за нею мужским глазом следит.

– Где я могу прилечь, Анна Сергеевна? – уже мало что соображая, настаивал на своем Иван.

– А прямо здесь и ложися, – Анна махнула в сторону самого большого и красивого в доме дивана, гостевого. – Проспишься, я тебе лекцию прочитаю. О поведении с женщинами.

Штормовой походкой Иван доплелся до дивана и упал на него плашмя, не заботясь о правильном расположении одежды на своем теле и самого тела на диване.

Захватив на веранде охапку полыни, Нина вышла на крыльцо. Валентина уже ждала, курила, сидя на последней ступеньке крыльца.

– Ну что, навсегда влюбленная в милого Пашу, идем ошибки исправлять.

Отбросив в сторону бычок, Валя с самым решительным видом встала и прихватила все тот же пластиковый пакет с полотенцем.

– Пойдем, Нина, а не то я не себя, я его убью.

Проходя мимо дома Милы, Нина отвернулась, чтобы соседка не подумала, что к ней испытывают нездоровый интерес.

– Вчера домой возвращались от Ольги, представляешь, так она на наше с мамой «здрасте» окно закрыла.

– Совсем озверела. Возраст-то подпирает, ей под сорок, да и поизносилась вся. Больная, беззубая, истертая. Спрос не тот, а она привыкла через п… свою все решать. Вот теперь и бесится.

– Добрый вечерок, девушки! – приветствие из окна Милы прозвучало голосом черта из коробочки. – А я вот, Ниночка, спросить хотела. Могу ли я по-соседски зайти? А то гуляете второй день, не приглашаете, а мне обидно.

Нина и Валя переглянулись, ощущая растерянность и вину из-за того, что только что сплетничали про эту не самую хорошую, но все-таки соседку и к тому же мать-одиночку.

– Ты заходи, – Нина сделала несколько шагов к окну. – Но мы будем только через час-другой, в баню собрались.

– А и ничего, – Мила нетрезво хохотнула. – Мне и без вас есть к кому зайти. Легкого пара вам, девоньки.

Баня у Валентины была старая и топилась по-черному. Небольшой сруб закоптился изнутри от открытого огня печи под котлом объемом в пять ведер.

– Не измажься, – приподняв грушевидное стекло, Валя зажгла керосиновую лампу. – Все надеялась, что Пашка за баню примется, отремонтирует каменку, пол досками застелет. А зря надеялась.

– Нежарко, – положив на скамейку предбанника полынь, Нина заглянула в саму баньку. – Нежарко.

– Так каменка под чугуном развалившись. Все рушится, – вздох Валентины прозвучал удручающе.

– Чувствую, тебе невтерпеж, – Нина плотно прикрыла дверь, села на лавку и сосредоточилась, вспоминая последовательность обряда. – Та-ак, нам не хватает таза, в котором будем жечь куклу, и твоей мочи.

– Мочу я тебе обеспечу, – Валентина разделась, оставшись в длинной белой ночнушке. – А куклу я с собой не взяла.

– Куклу ты сейчас сделаешь. Смотри, – взяв первый пучок полыни, Нина согнула его и перевязала тонкой травой. Получившуюся фигурку она тут же откинула в сторону. – Крути куклу сама, я не должна дотрагиваться. Садись, твори, а я пока свечи поставлю и знаки начерчу.

Прихватив керосиновую лампу, Нина взяла длинные спички и сверток со свечами. Войдя в баню, сняла со стены старый цинковый таз.

Пол в бане был глиняный, утрамбованный за десятки лет ногами моющихся. Поставив по центру, рядом с каменкой, цинковый таз, Нина выдернула из стены ржавый длинный гвоздь и разметила им ритуальную площадку, начертив семиконечную звезду. По ее концам укрепила в полу свечи и стала наносить первые символы. От действа отвлек обыденный голос Валентины:

– Во, смотри. Нормально?

В приоткрытую дверь просунулась рука с травяной куклой. Сразу пошел густой полынный запах.

– Нормально. Заходи босиком и неси свои тряпки-полотенца, только без пакета!

Отойдя к стене, Нина подождала, пока Валя встанет рядом с тазом.

– А лампу тушить будем? – Выглядела Валентина совершенно растерявшейся.

– Обязательно, но только после того, как я зажгу свечи, видеть в темноте я пока не научилась, – Нина приглядывалась к полу, проверяя правильность начертания символов. – Ты не стой памятником разлюбившей жене. Ты накручивай сначала малую тряпочку на нужное место, а потом всю куклу обмотай полотенцем.

– С головой?

– С головой и ногами.

Пока Валя накручивала на травяной остов тряпочку и полотенце, а Нина зажигала свечи, все было как-то по-бытовому и деловито. И совсем не жутко… Пока горела лампа.

Когда тусклая лампа под бревенчатым, в паутине, потолком погасла, пламя свечей качнулось от влетевшего в окошко ветра, и семь огненных лучей, пересекаясь, осветили вырезанные на полу символы, углубленные тенями. Таз чернел темной бездонностью. Яркими пятнами выделялись уголья банной печки и белая рубаха Вали. Нину в шортах и майке-тельнике было видно плохо.

Обе девушки, не сговариваясь, перешли на шепот.

– Валя, я буду диктовать, а ты повторяй каждое слово. Когда дам знак, ты должна обернуться к свече, которая горит за тобою, и поджечь куклу. Быстро обойдя круг, ты поднесешь куклу к каждой свече. Будет от нее зажигаться полотенце или нет – неважно. Затем положишь горящую куклу в таз. И не прекращай повторять заклинание за мною. Поняла?

– Поняла, поняла, – прошептала Валентина.

И Нина заговорила по памяти об Алатырь-камне, об острове Буяне. О том, как утро, день, вечер, ночь переходят друг в друга и приносят облегчение. «…Увожу сухотку и приворот, привожу свободу и отворот…» Говорила Нина долго, и Валя, бормоча вслед за нею колдовские слова, успела поджечь куклу и положить ее в цинковый таз.

Заклинание закончилось, а кукла все продолжала гореть. Уголья в банной печке затухали, затухала и кукла. Стало тише и еще жутче. В окошке зияла ночная темнота.

В самом конце кукла вспыхнула особо ярко, и запахло травами.

– Все? – опасливо уточнила Валя.

– Вроде бы все, – неуверенно ответила Нина. – Но сдается мне, я что-то забыла.

– А пописать? Ты о чем-то таком говорила.

– Точно! – Негромкий голос Нины показался вскриком. – Рассыпь, Валя, пепел ровным слоем по дну таза и затем пописай туда. А месиво нужно закопать за баней. Состав начнет разлагаться в земле, и постепенно будет уходить и приворот. С одного мгновения бывает только ожог или ранение, а заживление идет долго.

– Прямо сейчас, – примериваясь, Валентина обошла таз, – сыкать?

– Утром будет поздно, – рассердилась Нина. – Свечи не забудь задуть. Закопаешь вместе с сырым пеплом.

Задрав подол, Валентина в раскорячку устраивалась над тазом.

– Ты меня подождешь?

– Если ты собралась ко мне в гости – подожду. А нет, то чего мне за тобой наблюдать? Невелико удовольствие.

– Не, в гости не могу. Пашка не совсем пьяный, то есть не в задницу, а так… немного… в сисю. – Валя устроилась над тазом.

– Тогда я пошла, а то мама обидится.

Закрывая за собой дверь, Нина слышала звон струи, бьющей в стенки цинкового таза.

Фиг его знает – поможет отворот или нет. Зато Валентина точно уверует, что они с Пашкой больше колдовством не повязаны. И отношения станут легче.

Дома диспозиция за столом изменилась. В центре восседала сладко-гадко улыбающаяся Мила, не сводящая влажных глаз с Ивана, сидящего напротив и доедающего салат. Мила была сильно и удачно накрашена и одета в ту самую старомодную, но весьма сексапильную кофточку. Справа от Милы, держа бокал, примостилась Ольга, слева догрызал гусиную ногу Алексей. На диване спали мама и Вера Трофимовна. В доме было жарко, пахло едой, потом и табаком.

– Еще раз добрый вечер. – Нина неплотно прикрыла за собой дверь, чтобы выветривался табачный дым.

– Я тебе свою любимую настоечку приволокла, вишневую. А ты все колдуешь помаленьку? – развеселым голосом спросила Мила, не отводя взгляда от Ивана.

– Не твоего ума дело. – Нина села между Иваном и Ольгой. – Ты бы лучше о себе рассказала. Все на ферме или куда в другое место перешла?

– Всю жизнь в доярках, ничего больше не умею. Иван Иванович, а вот у вас были когда-нибудь доярки?

Очень серьезно посмотрев на Милу, Иван отложил вилку с ножом, взял бокал, доверху наполненный вишневой наливкой.

– Среди моих пациенток доярок никогда не было. Думаю, что клиника, где мы с Ниной работаем, не всем по карману…

– Ага! – нехорошо обрадовалась Мила. – Мы-то за три тысячи горбатимся, а вы там за сотню тысяч получаете.