– Ты, наверное, был сильно разочарован, когда увидел меня?

– Еще бы. Ты напоминал безволосого щенка без носа, а как ты вопил!

– Но она установила, что это брат? Откуда она знала, что я мужчина?

– Она хотела еще мальчика, и, конечно, матушка всегда была уверена, что получит то, чего хочет. – Райдер зажег свечу от огня, ресницы скрывали его глаза. – Ты мог бы начать, предложив ее светлости извинения, Джек.

– Этого будет недостаточно. – Джек взял свечу у брата и встал, чтобы зажечь свечи на камине. – Даже если бы приполз, рыдая, к ней на грудь…

– Этого было бы достаточно, – сказал Райдер, откидываясь назад. – Только вот она терпеть не может вульгарных чувств.

– А мы все разве нет? – Джек отошел к темному окну.

– Но какого черта ты напоминаешь мне о моем беспомощном младенчестве? Провалиться мне на этом месте, если мы когда-нибудь раньше говорили о чем-то подобном.

– Может быть, чтобы напомнить тебе о кровных узах, которые связывают тебя с этой семьей, – сказал Райдер.

– Или, возможно, чтобы напомнить мне, как сильно я огорчил герцогиню, когда уехал? И как еще больше я оскорбил ее своим возвращением? Сегодня утром отец сказал мне о маленькой выдумке матушки. Не говоря обо всем остальном, то, что я привез сюда мисс Марш при столь вызывающих обстоятельствах, поставило герцогиню в зависимость от тети Матильды, которая будет злорадствовать на этот счет до Страшного Суда.

– Чего матушка терпеть не может, но это, кажется, наилучший план. К счастью, девочки заглотили приманку, леску и грузило, и то же сделает общество. – Райдер резко встал. Джек, повернувшись, посмотрел на него. – Ходят слухи о том, что ты…

– Да, могу себе представить.

Райдер провел рукой по волосам и снова опустился в кресло.

– Эта молодая девушка была вынуждена провести с тобой ночь наедине. Матушка пытается спасти ее репутацию…

– И она ни за что не позволит, чтобы кого-то из Сент-Джорджей тревожили какие-то неудобства, не так ли?

– Не стоит относиться к этому так легкомысленно, Джек! – Райдер наклонился вперед и устремил взгляд в огонь. – Кто поверит, что невинная девушка останется невредимой в таких обстоятельствах?

– Я бы поверил, – сказал Джек.

– Поверил бы? – Райдер поднял потемневшие глаза. – Ну а общество посмотрит на это иначе. Половина Дорсета и весь Лондон уже верят в кое-какие довольно неприятные рассказы о твоих эротических похождениях на Востоке.

– Так вот для чего предприняты все эти отвлекающие маневры! – сказал Джек. – К несчастью, неприятности еще только начинаются.

– Что ты имеешь в виду?

Конечно, объяснить это будет трудно. Он знал, что брат никогда не поймет этого, но все же нужно попытаться. Из любви, если не из чего-то иного.

– Выдумка матушки – героическая попытка, – сказал Джек. – Но на сей раз, даже если я смиренно приползу на коленях, этого будет недостаточно.

Райдер уставился на него.

– Герцогиня хочет, чтобы ты остался, Джек. Она хочет твоей любви.

– Моей любви? Она принадлежит ей! Что же до остального, ты не знаешь, что я сделал.

По лицу его брата пробежала судорога, словно Райдер медленно превращался в лед.

– Тогда расскажи.

– Я не могу избавить тебя от этого, Райдер, – сказал Джек. – Ты описал хорошенького младенца, который хнычет в пеленках , – не знаю, чтобы обезоружить меня или, может быть, себя. Может быть, просто чтобы напомнить нам обоим о более благополучном, невинном времени. Ты забыл упомянуть о том, что этого младенца подменили эльфы.

– Тигренком?

– Возможно. Эту кошку явно нельзя засунуть обратно в мешок.

– Есть две разновидности кошек, – сказал Райдер с застывшим лицом. – «Кошка с девятью хвостами и котяра со скотного двора»…

– О нет, – тихо отозвался Джек. – Кошка, объединяющая обе разновидности – с выпущенными когтями, стремящаяся к наказанию. Видишь ли, эти слухи, которые ты слышал, без сомнения, содержат долю истины. Если ты ждешь от меня немедленного отрицания всего и вся, я не могу его дать. Надеюсь, ты поймешь, что я отдаю тебе должное, рассказывая об этом первому.

– О чем?

Джек вернулся и сел в свое кресло.

– О том, что твои надежды, хотя ты все же опасался этого, напрасны. Я не просто скомпрометировал эту молодую леди, я бесстыдно воспользовался ситуацией.

Мгновение Райдер сидел в полном молчании, потом стремительно вскочил. Он отошел, громко стуча каблуками по деревянному полу.

– Я не хочу этому верить! Господи, ведь Ги сказал, что она дочь священника!

– Это так. Больше того, она была девственницей и обручена с каким-то богобоязненным диссентером…

Его брат резко обернулся.

– Ты бессовестный мерзавец!

– Да, – согласился Джек.

Кожа Райдера под легким английским загаром смертельно побледнела.

– Я не знаю, что сказать. Должен ли я сбить с ног собственного брата из-за молодой женщины, которую даже в глаза не видел?

Джек встал, смиренно опустив руки.

– Если хочешь. Пожалуй, мне даже самому хочется, чтобы ты это сделал.

– Ты, конечно, хорошо научился манипулировать людьми. – Райдер отступил. – Но я не дам тебе удовлетворения, прибив тебя до смерти, даже если ты этого заслуживаешь.

– Нет, я сам должен себя наказать. Уверяю тебя, я не стану умерять самобичевание. Однако что бы я теперь ни чувствовал по этому поводу, я не могу изменить то, что совершил.

– Боже, – сказал Райдер. – Что же теперь делать? Джек сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Ты пытаешься спрятаться от правды.

– Спрятаться? – бросил Райдер.

– Зачем же еще будить воспоминания о кровных узах, более глубоких, чем любовь? Не в первый раз ты боишься того, кем я мог стать, не так ли?

Теперь Райдер полностью овладел собой.

– Если и так, я хотел бы, чтобы мои страхи не оправдались. Мать знает?

– Не думаешь ли ты, что герцогиня сразу же заподозрила это, как только увидела, что я приехал с мисс Марш?

– Так вот почему она сошла вниз одна, чтобы поздороваться с тобой? Она хотела знать в точности, с чем она имеет дело.

С чем? Не это заставило ее отвернуться от меня, не поздоровавшись со мной после стольких лет разлуки. Нет, она хотела знать, с кем она имеет дело, и один-единственный взгляд подтвердил, что оправдались ее худшие опасения. Я больше не тот ребенок, который ходил за тобой по пятам по Уилдсхею. И я не тот человек, который уехал в Индию, оставив рыдающих сестер и мать, окаменевшую от горя. Ей нет никакого дела до мисс Энн Марш и до моего поведения. Ее заботит только то, что она не может больше управлять мной или хотя бы читать мои мысли…

– Она никогда этого не могла! Но может быть, если бы ей больше повезло, эта проклятая трагедия никогда бы не произошла.

Джек повернулся и медленно заходил по комнате, глядя на картины. Ему было так плохо, будто он сам себя ударил, но ради Райдера он должен сдерживаться. У него есть только один выход – говорить правду…

– Я не хочу шокировать твою чувствительность, Райдер, но я уверен, что потеря девственности не такая уж трагедия для женщины.

– Ради Бога! Ты разрушил жизнь этой девушки и перечеркнул все свое будущее.

– Очень может быть, – ответил Джек. – Однако, хотя это мудрое суждение серьезно огорчает меня, это не есть собственно трагедия. Если судно гибнет во время шторма или если глупый человек получает власть над нацией – вот это трагедии. Если бы мир не был таким безумным, женщины с радостью расставались бы со своей девственностью и никогда не сожалели об этом.

– У меня такое ощущение, будто я беседую с совершенно незнакомым человеком, – сказал Райдер. – Ты действительно сильно переменился!

– Я пытался предупредить тебя об этом как можно осторожнее. Опасения матушки справедливы. Я вышел за пределы ее досягаемости и стал чужим. Я не могу жить по вашим правилам либо потихоньку снова подладиться к условностям, связывающим воедино английское общество.

– Но это все еще Англия! Погубить девственность порядочной девушки – это не может пройти бесследно даже для сына герцога.

– Конечно. Верь мне или нет, но это не входило в мои намерения. Но почему порядочная девушка должна выходить замуж в неведении и страхе – и часто по причинам, которые не имеют ничего общего с любовью или желанием, – в то время как все те девушки, которым порядочность не по карману, должны торговать своим телом за цену, которую им предложат?

– Я совершенно тебя не понимаю, – сказал Райдер. – Ты не сожалеешь ни о чем?

– Я не могу избавить тебя от огорчений, вызванных этим спором. Среди прочего я сожалею и об этом.

Райдер устало опустился в свое кресло.

– Она – какая-то твоя давняя связь? Ты в нее влюблен? Джек закрыл глаза и сглотнул. Он не любит Энн. Он любит своего брата. И обоим он причиняет только страдания.

– Я только что познакомился с ней.

– Тогда это было неконтролируемое вожделение? Что? Я в полной растерянности, Джек. Ги говорит, что эта девушка – маленькая скромная мышка, что по виду она не может держать свечку для служанки в трактире…

– Это верно.

– Тогда что же случилось, черт побери?

– Она вложила руку в мою руку и перелезла через изгородь. Она сказала, что считает, что истина познается опытным путем. Она была одета в нелепое платье, которое велико ей на несколько размеров. Она была напугана и задыхалась. Ее бледная кожа сияла, и когда она подняла на меня глаза, ее храбрый дух сверкал в ее глазах. Эта храбрость лишила меня сил. Когда она посмотрела на меня вот так, это задело что-то в моем сердце… Ударившись головой о дерево, я выпил ужасно крепкое сливовое бренди. Я был наполовину слеп… Я испорчен насквозь, Райдер. Я проклят. Может быть, в своем безумии я чуть было не решил, что влюблен…

– О чем ты говоришь? – изумился Райдер.

– Там была только одна кровать. Мы легли вместе. Я обещал – как Сент-Джордж и джентльмен – не компрометировать ее добродетель. Я верил, что настолько владею собой, что сдержу слово. Я ошибся.

Его брат снова рванулся из кресла.

– Ты лег с ней в постель? А чем это может кончиться, ты подумал?

– Я не прошу прощения, но я могу попробовать что-то объяснить, если ты этого хочешь. Были причины, почему я не был вполне самим собой…

– Не вполне самим собой? Тогда кем же ты был? Человеком, о котором ходит столько слухов? – Рука Райдера рубанула вниз, словно он отсекал себя от собственных слов. – Распутником, который познал все грехи, которые предлагает Восток, посещал все бордели, занимался вещами, которые невообразимо скандальны и сенсационны?

– Ты веришь всему этому?

– Нет! И уверяю тебя, что ничего подобного никогда не говорилось специально, чтобы я это слышал, потому что в противном случае говоривший на следующее же утро дал бы мне сатисфакцию. А теперь я не знаю, чему верить. Я не знаю даже, считаешь ли ты себя по-прежнему джентльменом.

Объяснить было невозможно. Наверное, и не стоило пытаться. Джек постарался говорить спокойно, чтобы рассудок прорвался сквозь огорчение брата. Он подошел и сел напротив Райдера.

– Слово «бордель» вызывает представление о деградации и о чем-то дешевом и отталкивающем, не так ли? – сказал Джек, встретившись взглядом с Райдером и выдержав этот взгляд. Зрачки у брата были как кончики булавок, вставленных в ярко-зеленые драгоценные камни, как у кошки, ослепленной солнцем. – И что такое «грех»? Самобичевание и садизм? Мальчики? Что-то из этого есть на Востоке, но по большей части все это ты найдешь здесь, в Лондоне. Ты не часто бываешь в этом мире, потому что ты, конечно, содержишь любовницу: чистую, покладистую женщину, которая, пожалуй, даже немного любит тебя.

– В данный момент мы говорим не о моих предпочтениях, – сказал Райдер, – а о твоих. Итак, что ты исследовал, Джек?

– Не грех, если этот термин имеет какое-то реальное значение. Не мальчиков, хотя там это возможно. Даже не бордели, как они тебе представляются. Но да, я исследовал чувственную мудрость Востока при каждой возможности и изучал обычаи, которые даже я не стал бы – или не мог бы – практиковать.

– И присылал рукописи, которые непременно должны были потрясти Лондон?

– Да. В основном переводы древних текстов из Индии и Китая. Предполагалось, что моя связь с этими переводами будет храниться в тайне. У меня не было никакого желания приводить в смятение моих родных. Но наверное, подобные вещи невозможно утаить.

Райдер откинулся назад и закрыл глаза.

– Но все же я допускаю, что ты практиковал по крайней мере некоторые из этих эротических искусств…

– Безусловно. Я узнал такое, что ты и представить себе не можешь.

– Я попытаюсь!

Полено с шумом упало в огонь. Ливень искр осветил лицо Райдера – сильные, красивые линии костяка и плоти, теперь скованные негодованием противостояния – чему? Отчаянию? Разочарованию? Отвращению? Или всему этому разом?