Элис Хоффман - Ночь огней

Джоди бежит по лужайке. Она останавливается и стучит в окно Вонни. Когда Вонни опускает стекло, Андре на мгновение поднимает взгляд и видит, как дыхание Джоди смешивается с влажным воздухом.

— Извини, что загородили проезд, — говорит Джоди. — Удачи в школе! — кричит она Саймону и бежит обратно к машине.

— Скажи своей подружке, что наша дорожка не для ее ухажеров, — вскипает Андре.

— Сам скажи, — огрызается Вонни.

— У меня болит живот, — объявляет Саймон.

— Замечательно, — говорит Вонни мужу, как будто это его вина. — Джоди мне не подружка, а нянька, — добавляет она.

— Она моя нянька, — возражает Саймон.

— Лучше найми настоящую няню, — советует жене Андре.

Саймон тревожно поднимает взгляд.

— Папа шутит, — утешает его Вонни.

Школа, маленькая по взрослым меркам, кажется Саймону огромной. Он держится за руки родителей, цепляется за мать изо всех сил. Гудят голоса — это старшие дети бегут на уроки; полы их курток развеваются. Вонни и Андре улыбаются друг другу над головой Саймона. Сегодня они гордятся сыном. Они понятия не имеют, что он постоянно оглядывается, потому что уверен: летучие мыши мечутся в коридоре за его спиной, их черные крылья закрывают лампы над головой.

Сегодня приглашены шестеро детей с родителями. Еще шестеро придут завтра. Приглашенные толпятся в классе, в который и так уже набились тринадцать учеников и учительница, мисс Коул. Когда они садятся кружком на полу, Саймон заползает на колени Андре. Он чувствует, как бьется сердце отца. Учительница предлагает новичкам познакомиться с рыбками и хомячками, но Саймон не двигается.

— Рыбки, — уговаривает его Вонни.

Остальные дети ходят за учительницей по классу.

— Как ты думаешь, какого цвета хомячки? — спрашивает Вонни.

Она слышит отчаяние в своем голосе.

Саймон прячет лицо на груди отца. Андре отстраняет Саймона, встает и берет сына за руку. Аквариум стоит под окном, которое выходит на школьный двор. Андре приседает и обнимает Саймона за плечи. В аквариуме обитают две скалярии и стайка неонов. Сом ворошит зеленую гальку в поисках пищи. Учительница разрешает маленькой девочке покормить рыбок. Пока остальные дети толпятся вокруг, учительница подходит к Саймону и Андре.

— Вы, кажется, ошиблись классом, — говорит она Андре. — Дошкольная группа дальше по коридору. — Она, улыбаясь, наклоняется к Саймону. — Возвращайся, когда подрастешь.

Андре продолжает обнимать Саймона за плечи. Он и не глядя знает, что сын покраснел. Конечно, учительница просто хотела проявить доброту. От подобной доброты у Андре кровь стынет в жилах, но он как можно вежливее сообщает мисс Коул, что они не ошиблись, поскольку Саймону в ноябре исполнится пять. Мисс Коул пытается исправить положение и восклицает: как приятно, что Саймон будет в ее классе! Она не замечает, что сюсюкает с ним, как с маленьким. Андре подтаскивает сына к клетке с хомячками, и мисс Коул предлагает Саймону покормить их.

— Не хочу, — говорит Саймон.

Андре берет немного корма и спрашивает Саймона, не передумает ли он. Саймон мотает головой, и Андре сам кормит хомячков. Они так обожрались, что почти не замечают высокобелковых гранул, которые Андре сыплет через сетку. Один хомяк зарылся в кучку кедровых щепок и ждет вечера, когда уйдут дети. Другой совершенно неподвижно сидит на задних лапах на голубой банке из-под кофе.

Поздно вечером, уложив Саймона, они шепчутся об этом. Им не по себе, ведь предполагать плохое — верный способ накликать беду. Не слишком ли рано они сочли его недоразвитым? Или они ослеплены любовью и неспособны видеть то, что ясно всем вокруг? После того как они увидели Саймона в классе, среди других детей — некоторые даже младше, чем он, — для них прозвучал сигнал тревоги. И звучит до сих пор. Их сын — самый маленький. Сомнений больше нет. Они сидят за кухонным столом, держатся за руки и переживают, нет ли в этом их вины.

Джоди видит свет на соседской кухне, когда уходит в полночь и когда возвращается в три на машине старшеклассника. Она не будет с ним встречаться, хотя он клялся, что его брат может представить ее Карли Саймон[9], которая, по мнению Джоди, нравится и ее матери, и Вонни.

Джоди заинтригована светом. Она считает, что пары, которые не спят в такой час, либо занимаются любовью, либо обсуждают развод. Угрызений совести она не испытывает. Придется Вонни самой о себе позаботиться. И все же Джоди не может уснуть. Ей кажется, что слышен женский плач. Она садится в кровати, подтянув колени к подбородку. Кричит сова. Джоди снова ложится и думает, что, возможно, влюбилась во всех троих. Она всегда будет вне того, что есть у них. Всегда будет мечтать об этом. До утра ей снятся совы и залитые светом небеса. Снится, что все, чего она касается, распадается на части и обратно уже не собрать.

Конец мая, тихо, воздух прозрачен и свеж. Грех покидать Винъярд в такой погожий день. На пароме Вонни и Саймон считают чаек и лодки. Как только паром причаливает в Вудс-Хоуле, они спускаются по деревянному трапу и ждут, когда Андре съедет на пикапе. На Саймоне блестящая серебряная куртка, которую прислала мать Вонни, и черно-белый полосатый комбинезон. Педиатр договорился о серии анализов в детской больнице в Бостоне. Вонни намного проще беспокоиться о том, как заплатить врачам без медицинской страховки, чем думать, что может в результате обнаружиться и не будет ли сыну больно. После больницы Саймону обещан океанариум, но Вонни не уверена, что сын будет в состоянии куда-то идти. И все же она рассказала ему о шоу дельфинов и аквариуме высотой в три этажа. Так что в Саймоне теперь попеременно берут верх безмолвный ужас и возбуждение. Гремучая смесь. Вонни почти видит, как эмоции пробиваются сквозь его кожу.

Андре съезжает с парома, и они бегут к машине. Вонни запыхалась, и лицо ее краснеет, когда она помогает сыну забраться в кабину. На мгновение Саймон забывает, куда они собрались, и спорит с матерью. Вонни приходится спустить его на землю и позволить залезть самостоятельно. Нельзя забывать, что ему уже четыре года, он большой мальчик, пусть даже ей так не кажется.

Вонни и Андре переглядываются над головой Саймона. Андре плохо спал, и это заметно. Он согласился на серию анализов, но до сих пор не уверен, что в этом есть смысл. Надо сдать анализ на дефекты костной ткани и гормональные аномалии. Что хуже? Гормональное лечение, которое стоит больше, чем они когда-либо смогут себе позволить? Сын, который не вырастет выше трех футов? Смерть во время хирургического вмешательства? Андре и Вонни хотят услышать, что особенности роста Саймона находятся в пределах нормы. Поскольку иной ответ их не устроит, обоих переполняет невыносимый, липкий ужас. Страх заставляет Андре сторониться сына и жены. Вонни и Саймон распевают песни по дороге в Бостон, но Андре только следит за цифрами на спидометре. Вонни и Саймон едят на обед сэндвичи и чипсы, пьют сок, а Андре утверждает, что не голоден, и выпивает банку теплой колы.

Под Бостоном Андре заезжает на бензоколонку. Он выходит из машины и заливает бензин на островке самообслуживания. В ожидании дежурного, который придет за деньгами, он провожает взглядом грузовики, мчащиеся по Девяносто третьему шоссе на юг; каждый из них кажется ему символом свободы. В последнее время его мотоциклы плохо раскупают, и денег на банковском счету становится все меньше. Если он не будет экономным, то станет мужем, который вышел из дома за пачкой сигарет и не вернулся. Отцом, который вышел заправить автомобиль неэтилированным бензином и исчез. Расплачиваясь, он медленно отсчитывает купюры. Садится за руль, отъезжает от резервуаров с горючим, но внезапно встает на обочине, вместо того чтобы вернуться на шоссе.

— Сейчас приду, — говорит он Вонни.

Мужской туалет не заперт и не особо чист. Андре долго моет руки. Полуоткрытое окно не спасает от запаха мочи и бензина. Подтянуться и вылезти в окно — дело пары секунд. У него есть сорок три доллара, «MasterCard» и «Visa». Он думал, что возненавидит Флориду, когда они навещали мать Вонни две зимы назад, но теперь вспоминает о бурых пеликанах, жаре и плавящемся гудроне. Он сможет ехать один, без шлема, без лишнего веса пассажира. Андре выключает воду и проводит рукой по волосам. Выходя из двери, он все еще не уверен, что вернется к пикапу. Рев машин на Девяносто третьем оглушает; на ярко-синем небе ни облачка. Если поймать машину без пересадки, он окажется во Флориде через два с половиной дня. Андре застегивает молнию на куртке и оглядывается на припаркованный автомобиль. Вонни и Саймона нет. Были ли они вообще? Может, он их просто вообразил? Он думает о похитителях детей, об убийцах, едущих в Западный Массачусетс, людях, которые ни перед чем не остановятся на пути ко злу. Андре не может сдвинуться с места. Он превратился в огненное копье. Вонни и Саймон поворачивают из-за угла, они ходили в женский туалет на другой стороне станции. Андре не уверен, что это и вправду они. Облегчение жалит так сильно, что на миг он даже закрывает глаза.

Их карманы набиты шоколадками. В темных окнах бензоколонки отражается небо. Андре знает, что самое время бежать, но медленно идет по асфальту, прикрывая глаза от солнца. Когда он садится в пикап и закрывает за собой дверь, Вонни протягивает ему миндальную шоколадку, уже растаявшую от тепла ее ладони.

Врач встречает их радушно, как будто они знакомы много лет. Говорят, что детям легче в обществе лишь одного родителя, поэтому Вонни остается ждать в приемной. Саймон молча идет с Андре и доктором к двери. Но вспоминает: «Иголки. Железные тиски, кровь, темные коридоры, холодные руки, незнакомцы». Он бежит обратно и кидается к Вонни.

— Пожалуйста, — просит он ее.

От его «пожалуйста» у Вонни сжимается сердце. Она хочет схватить сына в охапку и убежать. Хочет поразить врача электрическим разрядом. Но вместо этого кладет ладони на плечи сына и отстраняет его. Она предательница. Она улыбается.

— Обещаю, это недолго, — говорит она ему. — А потом пойдем в океанариум.

— Не нужен мне никакой океанариум, — пылко и хрипло от страха заявляет Саймон. — Я хочу домой.

Андре что-то говорит врачу и возвращается к ним. Он приседает рядом с Саймоном.

— Я все время буду рядом, — обещает Андре. — Я не оставлю тебя одного.

Саймон с подозрением смотрит на него. Это у него будут брать кровь, не у отца!

— Угадай, как зовут доктора, — говорит Андре. — Доктор Рибка.

Саймон против воли смеется.

— Доктор может быть рыбкой? — спрашивает Андре.

— Нет, — отвечает Саймон.

Андре встает и берет Саймона за руку. Его тошнит от того, что он делает. Тогда почему у него так хорошо получается?

— Может рыбка быть доктором?

— Не-а, — говорит Саймон.

Андре смотрит на Вонни и кивает. Саймон клюнул на удочку. Андре идет к двери, и Саймон следует за ним.

— Давай спросим доктора, как он спит в аквариуме, — слышит Вонни, когда Андре с сыном выходят из приемной.

Саймон смеется. Позже он заплачет, а еще несколько раз едва удержится от слез. Ему будет больно и страшно. И все же Вонни способна читать журнал, пить кофе и смотреть, как двухлетний малыш собирает пазл, в то время как ее сына ведут из лаборатории на рентген. Как она может лениво пересчитывать мелочь в сумочке и узнавать по телефону расписание шоу дельфинов? Почему лишь позже, в темном океанариуме, когда Андре и Саймон глазеют на гигантскую морскую черепаху, Вонни не в силах отвести взгляд от пластырей на руке сына? Аквалангист в черном гидрокостюме парит среди зеленых теней аквариума, над косяками рыб, акулами, муренами.

Почему только тогда ей кажется, что она тонет?

Можно попасть на Манхэттен, не пересекая ни единого моста, если не боишься летать. Вонни летит самолетом «Нью-Йорк эйр» из аэропорта округа Дьюкс в Ла Гуардиа. Не без труда поймав такси, она настаивает, чтобы водитель ехал через Мидтаунский тоннель. Июль; Вонни в льняном платье, но спина у нее все равно мокрая, и ткань липнет к пластику сиденья, пока она спорит с таксистом. Каждый раз, когда он произносит «мост Трайборо», у нее обрывается сердце, а температура поднимается градусов на пять. Жара в Нью-Йорке вязкая и влажная. Таксист — еврей и умелый спорщик, так что Вонни приходится пообещать за искомый маршрут десятку сверху. И все же она опасается, что таксист рванет к мосту Пятьдесят девятой улицы. Наконец машина застревает в очереди у будок оплаты Мидтаунского тоннеля, и Вонни позволяет себе расслабиться. Но костяшки ее пальцев, разумеется, все еще белы.

Есть хорошие новости о Саймоне, и Вонни должна быть счастлива. Разумеется, она испытывает облегчение. Анализы ничего не показали. У Саймона не нашли ни гормонального дисбаланса, ни скелетных аномалий. Решение за родителями: ждать и надеяться, что сын вырастет, или начать гормональное лечение, которое может стоить до десяти тысяч долларов в год. Причем врачи не уверены, что оно не навредит. Только один врач, гематолог, который, по мнению Вонни, знает не больше, чем она сама, осмелился предположить, какого роста будет Саймон. Пять футов. Если повезет. Их личный педиатр по-прежнему верит, что темп роста Саймона может возрасти.