– Прибавь к этому известие о разводе…

– Да с чего ты взял, что оно было?!

– У меня есть свои источники, моя царица. Ты же знаешь!

Клеопатра вздохнула.

– Почему тогда об этом не говорили? Фульвия – известная и влиятельная особа, да и Марк Антоний тоже не последний человек в Риме.

– Поскольку она умерла, решили не предавать гласности.

– Ох, да какое мне дело до того, развелся он или нет.

– Помнится, ты мечтала в свое время, чтобы Цезарь развелся с Кальпурнией…

Лицо царицы побледнело; она низко наклонилась к сидящему в кресле Мардиану:

– Никогда, ты слышишь – никогда не сравнивай Гая Юлия и Марка Антония! Иначе мы с тобой всерьез поссоримся.

Мардиан склонил голову.

– Но, может, тебе будет интересно, что Марк Антоний отправил жене письмо с сообщением о разводе в тот день, когда ты впервые возлегла с ним на ложе? Я думаю, он все-таки хочет жениться на тебе.

Боги, о ней всё всем известно! Даже когда она переспала с Антонием. Впрочем, Мардиан – это не все. А вот эти разговоры о разводе с Фульвией следует прекратить раз и навсегда.

Лицо царицы приобрело жесткое выражение:

– Хотела бы я, Мардиан, чтобы мне это было интересно. Но я бы на твоем месте не обольщалась. Вполне возможно, что он в этот день просто получил какие-то известия из Рима, которые заставили его поступить именно так. Фульвия… была абсолютно непредсказуемой женщиной. И часто действовала во благо мужа… так, как она понимала это самое «благо». Совершенно при этом не интересуясь тем, понимает ли муж под «благом» то же самое. Антоний вполне мог психануть. И потом, его положение в стране сейчас не самое устойчивое. Вполне возможно, что он собирался развестись для того, чтобы заключить новый политический союз.

Мардиан покачал головой.

– Думаю, тебе не слишком легко живется на свете, моя царица, верно? Такой ум достался женщине… Женщине, которой, чтобы добиться своего, порой приходится делать вид, что она глупее…

Клеопатра резко обернулась к старому другу, и он непроизвольно отшатнулся: лицо у нее сейчас было на редкость неприятным:

– Послушай, друг мой. Я не подлаживалась к Марку Антонию и не собираюсь этого делать. Если… если нам с ним суждено быть вместе, я постараюсь… подтянуть его вверх, насколько это будет возможно, опускаться вместе с ним вниз я не собираюсь. Понятно? Ты когда-нибудь видел семьи, где муж – пьяница? Так вот, то, что ты мне сейчас рекомендуешь, равносильно рекомендации жене такого мужа-пьяницы пить вместе с ним.

– Я ничего не рекомендовал, – растерялся Мардиан.

– Вот и впредь не стоит давать мне таких рекомендаций.


– Она стала слишком раздражительной, – посетовал Мардиан в разговоре с Аполлодором.

– Возможно, у нее снова будет ребенок?

Мардиан удивился. Об этом он как-то не подумал.

– Но, нося под сердцем Цезариона, она настолько раздражительной не была…

– Что же, – хохотнул главный советник, – возможно, сейчас она беременна девочкой. Или вообще двойней.


Еще через несколько дней Мардиан снова беседовал с Аполлодором о своей повелительнице.

– Беременна она или нет, раздражительна или разгневалась по делу, а ум у нее – дай боги каждому. Мне доставили сообщение, в котором говорится, что Марк Антоний хотел развестись с женой из-за того, что она от его имени объявила войну Гаю Октавию.

Аполлодор пожал плечами.

– С сожалению, друг мой, пока это не будет обнародовано официально, все это – не больше, чем досужие домыслы.

– Согласен. Но, на мой взгляд, это свидетельствует о том, что он все же полюбил царицу…

– Или о том, что его позиции становятся более шаткими.

Глава 28

– Ты понимаешь? Ты понимаешь, что он сделал? Он оболгал меня перед всеми! Щенок! Паскуда! Опозорил!

– Спокойнее. Расскажи мне все подробно, только, пожалуйста, без этих вскриков.

Она произнесла это с легким налетом брезгливости, но Марк Антоний, по счастью, был не настолько тонкой натурой, чтобы заметить это.

– Он раструбил везде, что я растратил деньги, которые Цезарь – божественный Юлий – оставил ему для того, чтобы раздать каждому римлянину по триста сестерциев!

– А куда ты дел деньги на самом деле? – спокойно поинтересовалась царица.

– Да взятки же! – в отчаянье прокричал Антоний. – Взятки! Сенаторы наши очень падки на деньги!

– Так прямо все и ушло на взятки? – невинно поинтересовалась Клеопатра.

– Ну, не все…

– А остальное ты просто прокутил, верно?

– Я не пропил эти деньги, если ты это имеешь в виду, – Антоний оправдывался, впервые в жизни оправдывался перед женщиной и не замечал этого. Когда от него требовала объяснений гордячка Фульвия, он выходил из себя, начинал орать. А эта вроде и не требовала ничего, а как-то самому хотелось все ей разъяснить.

– Солдатам я эти деньги роздал. Легионерам. На всякий случай…

Клеопатра догадалась:

– На случай, если возникнет вооруженный конфликт с Гаем Октавием? Ты думал таким образом обеспечить себе их поддержку?

– Глупо, да?

Она кивнула и вздохнула.

– Глупо. Купить любовь нельзя. А таким образом ты мог только потерять уважение своих солдат. А теперь потерял уважение еще и жителей Рима. Кстати, вряд ли твои легионы станут драться против легионов Октавия. Как и легионы Октавия – против твоих.

– Почему?

– Потому что и одни, и другие – это легионы Юлия Цезаря. А вы – оба! – его наследники, указанные в завещании.

– А что же мне делать? Вернуть деньги? – Антоний поглядел на нее с надеждой.

«Думает, дурачок, я дам ему на это денег. Как бы не так. На поддержку армии – дам, а на возврат Октавию – нет».

– Если ты сейчас вернешь ему эту сумму, получится, что ты просто украл ее и спрятал.

Он снова опустил голову.

– Верно.

Она осторожно погладила его по спутанным волосам.

– Ничего. Образуется.

– Но от меня люди шарахались! От меня, триумвира! А ведь они раньше обожали меня!

– Послушай, – Клеопатра присела около него на пол. – Все переменится. Если раньше обожали, а потом шарахаться стали, то скоро, может, снова обожать начнут.

– Но я не знаю, что мне для этого нужно сделать!

– Для начала тебе нужно как-то помириться с Гаем Октавием. Кстати, не называй его Октавием; называй его Цезарем. Ведь он носит это имя по закону.

Антоний удивленно отшатнулся.

– Это советуешь мне ты? Ты?

– Я. Для меня нет и не будет другого Цезаря, но я не римлянка. А ты – римлянин и должен как минимум исполнять римские законы, а как максимум – последнюю волю своего соратника и родственника. Он усыновил Гая Октавия в завещании, стало быть, ты должен с этим смириться.

– Но завещание вовсе не было его последней волей…

Ну вот, сейчас и этот начнет о том, что Цезарь разрабатывал закон, который позволил бы ему жениться на Клеопатре…

– Завещание было его последней задокументированной волей. А все остальное – не более чем слухи. Я думаю, тебе надо приложить все усилия, чтобы помириться с Гаем Юлием Цезарем Октавианом.

– Я пытался договориться с сыном Помпея, – вздохнув, признался Марк Антоний. – Вернее, это он пытался договориться со мной. Но потом он же пытался договориться с Октави… Цезарем Октавианом.

– Младший Помпей умен. Если он рассорит вас и втянет в войну, у него есть шанс.

– Стать диктатором Рима?

– Как минимум выжить. Я бы на твоем месте в первую очередь рассказала об этом Цезарю Октавиану и предложила объединить усилия по поимке Секста Помпея.

– Я так и сделал, – Антоний, облегченно вздохнув, взглянул на Клеопатру. – Октавий… Цезарь Октавиан прислал мне письмо, и я отправил на переговоры свое доверенное лицо, Поллиона.

Как ребенок, честное слово. Ждет, пока его похвалят, что ли? Да, он не Цезарь, он нуждается в похвале…

Она одобрительно кивнула:

– Ты поступил очень разумно. Но, возможно, следовало бы отправиться на переговоры самому.

– Октавий тоже отправил вместо себя своего друга, Мецената.

Мецената Клеопатра видела дважды, и он произвел на нее весьма приятное впечатление. Убежденный сторонник диктатуры, при этом напрочь лишенный низкопоклонства. Его дружба с Октавием заставляла по-другому взглянуть на самого Октавия.

– Октавий трус! – вдруг выкрикнул Марк Антоний.

Царица погладила его по руке.

– С чего ты взял?

– Почему он вернулся в Рим только тогда, когда стало понятно, что Сенат не поддерживает заговорщиков?

– Он поступил разумно.

– Разумно?! Трус!

– Послушай, мой дорогой, – женщина взяла триумвира руками за щеки и посмотрела прямо в глаза. – Цезарь сделал Цезаря Октавиана своим наследником. Мало того, он сделал его своим сыном. Понимаешь? А я не знаю ни одного человека, который разбирался бы в людях лучше Цезаря.

– Но ведь ты и сама терпеть не можешь Октавия! – в отчаянье выкрикнул Марк Антоний.

– Не могу. – Клеопатра, в отличие от него, была абсолютно спокойной. – Но, наверное, потому, что ему досталось все то, что должно было достаться Цезариону. А может, еще потому, что он и в самом деле слишком похож на Цезаря.


Марк Антоний поднялся и, не говоря ни слова, важно прошествовал прочь из покоев, на выходе достаточно громко и достаточно красноречиво, как ему казалось, хлопнув дверью.

Эта женщина только что ясно дала ему понять, что по-прежнему любит Цезаря.

Ну и ладно! Ну и пусть!

В своей комнате он выпил вина. Неразбавленного. А что? Его обидели, и эту обиду необходимо запить.

Потом он выпил еще, потом вино кончилось, и он потребовал, чтобы принесли еще. Принесли, но мало. Потом, кажется, он отправился на поиски вина сам…

Утром он проснулся в изрядно смятой постели. Рядом лежала какая-то голая девка.

Боги, как же он напился, что даже не помнил, кто это. Служанка какая-то, скорее всего. Он напился и затащил в постель служанку. Правда, вчера Клеопатра ясно дала понять, что любит и всегда будет любить только Цезаря… Но ведь ему самому эта женщина была небезразлична! И он вместо того, чтобы доказать ей, что сможет стать достойной заменой Цезарю, пошел и напился! И еще переспал с какой-то девицей!

Боги, вразумите, подскажите, что делать дальше?

Он принял ванну, надел чистую тунику. Пожалуй, стоит надеть и тогу: если она не захочет с ним говорить, как женщина со своим мужчиной, он будет говорить с ней, как римский триумвир с царицей Египта.

– Ты отдохнул? – Клеопатра приветствовала его, как ни в чем не бывало.

Она либо не знала о его ночных подвигах, либо… знала, но ей было все равно.

– Голова не болит?

Знает! Огромные кулаки Марка Антония сжались. Он уедет, он сейчас же уедет!

– Я вчера не успела сказать тебе. Пока тебя не было, я родила от тебя двоих детей. Близнецов. Мальчика и девочку. Хочешь посмотреть малышей?


Марк Антоний возился с малышами. Какие они хорошенькие! Какие маленькие!

Клеопатра наблюдала за ним, сидя на низком стульчике. А из него получится хороший отец!

Интересно, почему он не рассказывает ей о своем браке с Октавией, сестрой Цезаря Октавиана? Просто забыл, потому что полностью поглощен малышами? Боится? Или считает стратегически неверным выдавать ей такую информацию?

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – поинтересовалась Клеопатра невинным тоном.

Марк Антоний нахмурился, словно пытаясь понять, что царица имеет в виду, потом вдруг побледнел. Осторожно положил сына, маленького Александра Гелиоса, в кроватку.

– Нам надо поговорить, – сообщил хриплым шепотом.

Значит, и вправду – просто забыл.

Она не видела Октавию, ставшую женой Антония, но пожалела ее. Ни одна женщина не заслуживает, чтобы мужчина по-настоящему забыл о своем браке.

– Я слушаю тебя.

– Я…

Похож на провинившегося мальчишку. Так выглядит Цезарион, когда она находит его на ветках какого-нибудь дерева.

– Да?

– Я… женился на сестре Октавия! Цезаря Октавиана…

Клеопатра подняла брови. На самом деле она узнала об этом достаточно давно и даже успела поразмыслить над тем, для чего это нужно самому Октавию. Ну, с Марком Антонием-то понятно: престиж потерян, сестра Октавия – богиня во плоти, говорят, брат понаставил везде ее статуй и чуть ли не молится на сестру; в случае с любым другим человеком неминуемо возникли бы слухи об инцесте между родными братом и сестрой, но почему-то не возникли, и это говорило о том, что народ любит Октавию-младшую и, видимо, уважает Цезаря Октавиана.