Шерри Томас - Ночные откровения

Выглядывавшая в окно Элиссанда теперь повернулась к мужу.

– А зачем ты заставлял меня слушать свои песни? Исполнитель из тебя никудышный.

– В спальне миссис Дуглас работал взломщик сейфов. Нужно было тебя отвлечь.

– Мог бы и сказать – я подержала бы ему фонарь.

– Я не мог сказать: ты казалась очень довольной пребыванием в дядином доме.

– Вот и дурак. Избежал бы мучений супружеской жизни.

Маркиз постукивал ручкой по письменному столу. Сейчас ему почему-то приходили на ум только удивительно радостные мгновения: их дрема бок о бок в поезде; изобилующий ляпсусами монолог Элиссанды на тему варенья, вызывавший на лице Вира улыбку чуть ли не весь следующий день; незабываемая вчерашняя ночь.

– Ну, я бы не относил наш брак к категории мучений. Скорее, скажем, обуза.

Через всю комнату пролетел какой-то пятнистый снаряд. Керамический горшочек ударился о каминную полку, грунт и растущая в нем орхидея вывалились на пол с глухим шлепком.

– Прими мое искреннее сочувствие, – язвительно бросила жена. – И мои глубочайшие соболезнования.

Его идеальной спутнице неведом гнев. Ее голос никогда не будет сочиться сарказмом. Понятное дело: она ведь не настоящая. Воображаемому совершенству легко не испытывать сильных эмоций – одни лишь улыбки да нежные объятия.

Вир всматривался в реальную женщину, сидевшую на подоконнике – немало пережившую, но не сломленную. Вот ее чувства были сильными: и гнев, и разочарование, и отчаяние – и любовь.

Захватив со стола бутерброды, маркиз подошел к жене.

– Не стоит морить себя голодом. Тебе никакой пользы, и тете не поможет.

Элиссанда скривилась, словно тарелка была полна живых скорпионов. Но, как только Вир подумал, что еда тоже отправится на пол, женщина взяла блюдо.

– Спасибо.

– Я позвоню, чтобы принесли свежий чай.

– Нет нужды быть со мной таким милым – я не оценю.

О, ему лучше знать.

– Неправда: я никогда не встречал человека, более благодарного за сущие пустяки.

Элиссанда одарила мужа сердитым взглядом и решительно отвернулась к окну.

* * * * *

С вечерней почтой пришло письмо от тети Рейчел.

Дорогая Элиссанда,

по пути в Лондон я повстречала в поезде свою школьную подругу. Вообрази мою радость! Мы решили остановиться в Эксетере и осмотреть достопримечательности. Миссис Халлидей хотела бы познакомиться с тобой. Она предлагает, чтобы ты села сегодня вечером на семичасовой поезд из Пентона и вышла на станции Куин-стрит. Мы будем ждать возле замка Ружмон[54].

Твоя любящая тетя.

P.S. Приезжай одна, подруга не любит незнакомцев.

P.P.S. Надень свои лучшие драгоценности.

Элиссанда растерянно протянула письмо мужу.

– Но у меня нет драгоценностей.

Совершеннейший парадокс, учитывая, что дядя нажил состояние на бриллиантах. Понятное дело, Дуглас не хотел, чтобы у племянницы имелись хоть какие-то украшения: их можно было легко унести и без труда сбыть.

– У меня кое-что осталось от матери, – сказал маркиз. – Подойдет.

Элиссанда потерла висок. До сих пор она даже не чувствовала, что голова уже давно наливается болью.

– Выходит, я отправлюсь в Ружмон и покорно отдам драгоценности твоей матери?

– Не ты – мы. Я тоже там буду.

– Ты же видел письмо – мне следует явиться одной.

– Для дяди создадим видимость, словно ты одна. Но я буду рядом и присмотрю за тобой.

– Но если мы поедем вместе…

– Ты отправишься семичасовым, как велел дядя. А я собираюсь уехать в Эксетер более ранним поездом и посмотрю, что можно предпринять.

Элиссанда не ожидала, что маркиз уедет раньше. Она не хотела оставаться одна. Ей хотелось… ей было нужно… Да какое значение имеют ее желания? Если муж может сделать в Эксетере что-то, что поможет вернуть тетю Рейчел целой и невредимой, пусть едет, когда считает необходимым.

– Хорошо.

Вир легонько коснулся ее рукава.

– Если кто-то и может с ним справиться, так это ты.

– Хорошо, – повторила Элиссанда, задвигая подальше воспоминания о том, что произошло при ее последней встрече с дядей.

Маркиз внимательно посмотрел на жену.

– У меня есть еще время до отъезда. Давай помогу тебе подготовиться.

В две минуты девятого Элиссанда вышла на станции Квин-стрит. Вполне вероятно, Эксетер – обычное, славное местечко. Но сегодня вечером в сумерках незнакомого города притаилось знакомое зло. И путнице ничего так не хотелось, как укрыться в здании вокзала и отправиться домой с первым же обратным поездом.

Она осмотрелась, надеясь углядеть мужа – своего единственного союзника. Однако в потоке людей, заходящих на станцию и выходящих из нее, не было никого, похожего на маркиза ростом или фигурой.

Сердце вдруг замерло. Возле второго от нее столба стоял дядя, изучая в оранжевом свете фонаря железнодорожное расписание. Его коричневый костюм явно был сшит на человека на двадцать фунтов тяжелее и дюйма на два пониже. Волосы, выкрашенные под седину, добавляли добрый десяток лет. И еще отрасли усы, которые Дуглас раньше тщательно брил.

Но Элиссанда узнала бы своего мучителя в любом обличье по внезапно застывшей в жилах крови.

«Если кто-то и может с ним справиться, так это ты».

Она не может, но должна. У нее нет выбора.

Еще раз оглядевшись по сторонам – ни следа лорда Вира – и мысленно вознеся молитву об успехе предприятия, маркиза направилась к дяде.

– Прошу прощения, сэр. Вы не подскажете, как пройти к замку Ружмон?

Мужчина, которого она всю свою жизнь знала, как Эдмунда Дугласа, засунул расписание в карман.

– И тебе добрый вечер, дражайшая Элиссанда. Ты точно приехала одна?

– Мне бы хотелось иметь в этом мире много друзей. Но вы, сударь, позаботились о том, чтобы у меня не было никого, кроме тети.

– А как же твой обожаемый муженек?

– Вас развлекает мой брак с идиотом?

– Не могу отрицать, в этой ситуации определенно что-то есть, – ехидно хихикнул дядя. – Твой супруг, без сомнения, величайший кретин со времен недоделанного Клавдия[55], и наградит тебя выводком полоумных детишек. Помимо этого, я доволен, что ты так счастливо и выгодно устроилась.

– Вы действительно выглядите довольным. Похоже, жизнь беглого преступника вам по душе.

Дуглас казался слегка удивленным едкими словами. Затем его лицо посуровело:

– Наоборот, она меня страшно утомляет. Я слишком стар, чтобы постоянно переезжать, да и твоя тетя тоже – нам пора осесть в уюте и спокойствии. Так что, почтительная племянница, тебе предстоит сыграть свою роль и обеспечить соответствующее нашим преклонным летам достойное положение.

– Посмотрим, – Элиссанда и сама поражалась твердости собственного тона. Скорее, она ожидала, что прибегнет к прежним заученным улыбкам. – С тетей все в порядке?

– Разумеется. Рейчел безумно рада меня видеть.

– Сильно сомневаюсь. Так мы едем к ней?

Взгляд мужчины сделался жестче, а голос – вкрадчивее:

– Какое участие… Не беспокойся: кто лучше позаботится о женщине, как не преданный супруг, опекавший ее четверть века?

Элиссанда, вцепившись в ридикюль, промолчала.

– Для начала мы съездим кое-куда, где можно задушевно побеседовать, – пообещал дядя.

Ружмон находился прямо через дорогу от вокзала. Но Эдмунд Дуглас нанял извозчика. Они спустились из центра города по направлению к реке Экс и свернули на захудалую грязную улочку.

Строения здесь были ветхими; воздух пропах плесенью и нечистотами. Дядя впустил Элиссанду в узкий трехэтажный дом, явно пустующий. При свете единственной свечи был заметен толстый слой пыли на каминной полке и подоконниках, хотя пол, похоже, недавно подметали.

За спиной щелкнул замок. Элиссанду бросило в пот: никто здесь не услышит, как дядя выбьет из нее дух.

Тем не менее, голос ее не дрожал.

– Где тетя?

– Ты так о ней беспокоишься, – мужчина неторопливо пересек узкий холл, отбрасывая длинную угловатую тень. – Интересно, что такого она для тебя сделала? Она что, посвятила свою жизнь заботам о тебе? Научила всем женским премудростям? Подыскала хорошего мужа? Нет, Рейчел ничем не помогла тебе – наоборот, превратила в рабу своей немощи. Но стоило тете оставить малютку на несколько часов, как ты немедля примчалась. Я же обеспечил тебе безбедную жизнь и семейный очаг, а любящая племянница даже не потрудилась ни разу проведать своего дядюшку за все время, что он томился в тюрьме.

– У меня был медовый месяц, – отрезала Элиссанда. – Но на суде я бы присутствовала.

Дядя улыбнулся так, что у нее волосы на затылке зашевелились.

– Надеюсь, ты привезла настоящие драгоценности.

– Сначала я хочу увидеть тетю.

– А я сперва хочу убедиться в твоей честности.

Племянница протянула предоставленное лордом Виром изумрудно-бриллиантовое колье. Ей в жизни не приходилось видеть столь дорогого украшения: изумруды величиною с соверен, бриллианты – неисчислимые, словно звезды.

Дуглас, привычный к блеску драгоценностей, небрежно сунул сокровище в карман.

Элиссанда с обрывающимся сердцем ожидала этого, но все равно не успела отклониться: сильный удар сбил ее с ног. Не сломана ли челюсть? Трудно сказать – левая сторона лица полыхает огнем.

– Поднимайся, ты, вероломная тварь!

Пошатываясь, женщина встала на ноги, но тут же рухнула – от следующего удара потемнело в глазах.

– Вставай, неблагодарное отродье! Думала, оставишь меня гнить в тюрьме? В ответ на мою доброту повернулась спиной и считала, что я не замечу? Поднимайся!

Элиссанда, обмякнув, как раскисшая бумага, оставалась на грязном полу.

– Так ничего и не усвоила, да? – наклонившись, дядя сгреб ее за платье. – За всю жизнь так и не научилась любить меня и уважать, как должно!

Надо воспользоваться выпавшим шансом. Элиссанда с размаху обрушила сумочку на голову обидчика. Тот вскрикнул – да, они с мужем хорошо подготовились: в изящном и безобидном на вид дамском ридикюле лежало не что иное, как железный фунтовый диск, снятый с гантели маркиза. В поезде ей пришлось всю дорогу укреплять ручки и боковые швы.

Мужчина дернулся, на виске показалась кровь. Но Элиссанда не остановилась, а снова взмахнула сумочкой, на этот раз ударив с другой стороны.

Дуглас застонал, подставив под третий удар руку. Женщина понадеялась, что сломала ему кость, но дядя вновь набросился на нее с искаженным от бешенства лицом.

– Да как ты смеешь, дура?!

Внезапно в Элиссанде тоже вскипела ярость. Конечно же, она смеет! Неужели этот глупец, возомнивший себя самым умным, не понимает – племянница отважится на что угодно, когда на кону благополучие тетушки и ее собственная свобода!

Ридикюль взлетел: сильно, резко, под углом – и врезался в мужской подбородок. Дугласа отбросило назад. Элиссанда еще раз пустила в ход свое оружие, вкладывая в удар накопившиеся ненависть и отвращение. За все, что этот человек причинил ей и тете, украв у них лучшие годы жизни! За то, что держал в удушающем заточении и упивался их страхом и мучениями, как вампир – кровью из вскрытой вены.

Больше этого не будет. Никогда!

Никогда!!!

* * * * *

Вир направился к зданию. В одном из окон напротив поднялась штора, и из грязной, тускло освещенной комнаты выглянула женщина. Маркиз пьяно зашатался, наскочил на фонарный столб, повисел на почтовом ящике. Перед домом, в который вошла его жена со своим дядей, он повернулся спиной к улице и сделал вид, что собирается помочиться – судя по запаху, ему не первому приспичило облегчиться именно здесь.

Не прошло и полминуты, как соседка не только задернула занавески, но и плотно закрыла ставни.

Подкравшись к двери, Вир прислушался. Элиссанда и Дуглас разговаривали, но голоса сливались в невнятный гул, и слова невозможно было разобрать.

Сердце колотилось от чувства, прежде неведомого в работе: от страха. То, что в помещении до сих пор ничего не происходило, заставляло маркиза только сильнее нервничать. Руки в грубых кучерских перчатках вспотели: такого с ним тоже никогда не случалось.

Стянув перчатки, Вир вытер ладони об штаны и достал отмычки. Похититель не разместил бы жертву возле входной двери. Чтобы увидеть миссис Дуглас, им придется пройти вглубь дома – и тогда можно будет приступить к взлому.

Маркиз оглянулся. Черт, кто-то опять таращится в окно. Свет от уличного фонаря хоть и тусклый, но все равно позволяет разглядеть незаконное проникновение в чужую собственность. Сделав пару шагов, Вир ухватился за столбик, подпирающий покосившийся портик дома, и принялся чесать об него спину. Штора снова опустилась.