— О, Марко, не останавливайся.

Его синие глаза зафиксированы на мне, когда он трахает меня, проникая в меня все глубже с каждым толчком. Он улыбается. Ох, как же я люблю эту улыбку. Я закрываю глаза и вспоминаю, когда впервые увидела эту улыбку. Сидя за столиком в магазинчике на углу. Руки моего отца обнимают его за плечи, поздравляя его.

— Я скучала по тебе, Марко.

Я обхватываю его шею рукой и притягиваю его рот к своему. Это похоже на наш первый поцелуй, только лучше. Мы теперь взрослые. Мудрее. Я работаю на кафедре, а Марко, он….

Чем Марко занимается?

— Я люблю тебя, Марко. Скажи, что любишь меня.

Он улыбается, когда целует уголок моего рта, но ничего не говорит. Я скребу своими пальцами по его спине, а он не издает ни звука. Ни шипящего звука, втягиваемого сквозь зубы воздуха, ни тихого стона. Ничего.

— Марко, пожалуйста.

Его член настолько толстый, что он растягивает меня, когда Марко приподнимает мою ногу и медленно пронзает меня. Я обвиваю мою вторую ногу вокруг его бедра, призывая его двигаться дальше внутри меня. Задыхаясь, я откидываю голову назад, и он целует впадинку моего горла. Восторг. Это чистый, неземной экстаз. Фантастический. Он скользит рукой между нами, лаская мой клитор, и моё тело дрожит под ним.

— Я собираюсь кончить, Марко. Я кончаю! Я кончаю!

Тихий смешок будит меня, и я обнаруживаю Августа[1] рядом со мной. В комнате темно, а его рука находится между моими бедрами. Обжигающее тепло ползет вверх по моим щекам, когда я понимаю, что снова мечтала о Марко.

— Ты кончила? — говорит Август, и я слышу самодовольную ухмылку в его голосе.

Я отталкиваю его руку, а затем отворачиваюсь от него.

— Прости.

Он обхватывает рукой мою талию и прижимается своей грудью к моей спине.

— Спокойной ночи, Бекки.

Глава 2

— Когда вы двое в последний раз ходили на свидание? — спрашивает Лита, когда мы пересекаем Вандербильт.

Придурок на серебристом хэтчбеке ослепляет нас фарами и сигналит. Разве водители хэтчбек не должны быть стереотипно милыми?

Лита и я останавливаемся на углу 42-й и Вандербильт, Центральный вокзал. Я делаю шаг, чтобы обнять её на прощание, а она смеётся.

— Нетушки. Ответь на мой вопрос, Бекки. Когда в последний раз ты и Август ходили на свидание?

Ее светло-каштановые волосы немного вьются, а ее верхняя губа покрывается капельками пота от липкого ночного воздуха. Она по-прежнему выглядит великолепно, как будто только что закончила фотосессию в экзотическом месте. Её как будто специально обрызгали и нарядили, чтобы она выглядела именно так. Лита ненавидит, когда люди говорят ей, что она выглядит как модель. На самом деле она считает это оскорблением. Она очень хочет, чтобы к ней относились серьезно. Она работает на Уолл-Стрит, где её модельная фигура и спокойный голос должны отдавать приказы.

— Мы не встречаемся. У нас просто отношения. Семейные ужины для супружеских пар, пытающихся возродить былую страсть. У нас всё в порядке. Наши отношения прочны.

— Прочные, как стена между вами. Когда ты в последний раз была в его квартире?

Я хочу поболтать об этом, но на самом деле я боюсь, сколько же раз я произносила эти слова вслух.

У нас с Августом комфортные отношения. Нам не нужно ежедневно каждую секунду цепляться друг за друга, чтобы почувствовать себя уверенными. Август любит меня. Я знаю это, потому что он помнит, когда у меня день рождения и какое мороженное мое любимое. Он знает, сколько детей я хочу (двоих, он хочет четырех). И самый большой плюс всего: он не боится говорить о браке. Ему очень нравится, что я хочу большую свадьбу. И как только его веб-сайт наладится, он возьмет отпуск, и мы поженимся.

Это та часть, где вы начинаете интересоваться, на самом ли деле я так наивна. Я нет. Я далека от наивности. Может быть я сейчас и городская девушка, но родилась и выросла в Бенсонхерсте[2].

Родилась и выросла в Бенсонхерсте. Всякий раз, когда кто-то слышит эту фразу, они автоматически предполагают, что я, должно быть, как-то связана с мафиозным кланом. Некоторым людям хватает наглости спрашивать меня об этом якобы в шутливой форме, как будто это делает вопрос менее уместным. Я просто посмеиваюсь и говорю что-то вроде: «было бы классно, если была связана?» Вот что люди хотят услышать.

Люди не хотят знать правду. Они не хотят знать, что я покинула всю свою семью в восемнадцатилетнем возрасте, за исключением редких телефонных звонков маме. Они не хотят знать, что я выбрала работу в правоохранительных органах в надежде отправить моей семье сообщение. Сообщение: я не хочу ничего иметь общего с ними. Особенно не хочу вспоминать вещи, которые я видела. Потому что люди, которые боготворят мафию, на самом деле думают, что быть дочерью босса мафии — это гламурно.

Они представляют меня в шубе, и с ногтями, которые инкрустированы бриллиантом. Возможно, я и носила дизайнерскую сумку с обожаемой миниатюрной Чихуахуа. Они представляют мужчин, которые не боятся запачкать свои руки в крови, и придя домой, используют эти же самые руки, чтобы сорвать мои кружевные трусики и заявить на меня права. Они представляют собой сексуально-грешный коктейль гламура, приправленный большой дозой могущества.

По большей части, они правы. Но они не видели того, что видела я. В нежном возрасте тринадцати лет, я увидела, как мой отец душил человека в гостиной, которого я знала, как дядя Фрэнк. Преступление, за которое он так и не был наказан, несмотря на то, что моего отца много раз сажали и выпускали из тюрьмы за мелкие преступления. По правде говоря, я едва знаю своего отца. Надеюсь, что никогда не узнаю.

Я смотрю в широко раскрытые серые глаза Литы и лгу.

— Я была в квартире Августа на прошлой неделе. — Я глажу ее по руке. Она качает головой, когда я наклоняюсь, чтобы обнять ее на прощание. — Приятной поездки в Поукипзи[3]. Уверена, у твоей мамы будет уйма времени, чтобы откормить тебя картофельным салатом и ветчиной в медовой глазури.

— Не сыпь мне соль на рану.

Она отпускает меня, а ее пальцы пробегают по моему предплечью, когда она уходит. Я наблюдаю, как она направляется в сторону Центрального вокзала, все, о чем я могу думать — это то, какая же я наивная. Я такая наивная дура. Я не была в квартире Августа четыре месяца.

Я поворачиваюсь лицом к улице и останавливаю первое попавшие такси. Я собираюсь поехать в квартиру Августа. Я хочу понять, что с нами не так. Мне двадцать три года, почему же мой шикарный двадцатипятилетний бойфренд никогда не приглашает меня в свою квартиру. Я знаю, что он скажет. Он скажет, что это потому, что я предпочитаю центр Нью-Йорка Нижнему Ист-Сайду. Ему кажется милым не допускать меня в свою квартиру. Я на это не куплюсь.

Я гневно поднимаю руку, решив поймать такси и направиться на квартиру Августа, доведя себя до ярости. Но первым автомобилем, который останавливается — не такси. Это блестящий черный внедорожник. И прежде чем я смогла отойти в сторону, чтобы остановить настоящее такси, мужчина появляется с моей стороны, а его пальцы осторожно обвиваются вокруг моего запястье.

— Ваш автомобиль здесь. — Его темные глаза прикованы ко мне, не моргают, даже когда двери внедорожника распахиваются. — Ваш отец хочет поговорить с вами.

Это всё, что он сказал.

Глава 3

Я залезаю во внедорожник, и я не удивлена, найдя там еще одного мужчину, который ждет меня. Они оба, он и парень, который встретил меня на тротуаре, носят темные костюмы и солнечные очки. Я уверена, что если бы смогла разглядеть что то в темном салоне машины, то увидела бы наушники у них в ушах.

Когда мы втроем садимся на заднее сиденье, внедорожник покидает Центральный вокзал и движется вниз по 42-й. Большой парень слева от меня тянет руку за спину и мое сердце останавливается. Они ведь не убьют меня вот так, правда? Я мысленно приготовилась к тому, что он вытащит из-за спины, мое тело напрягается и оно готово к борьбе. Но, когда он вытаскивает свои руки, у него в руках оказывается большой кусок черной ткани. Рассмотрев его как следует, я понимаю, что это капюшон.

Сквозь темные очки я не могу видеть его глаза, но тот факт, что он предлагает мне капюшон вместо того, чтобы самовольно надеть его на меня, выглядит уважительно по отношению ко мне. Они не собираются убивать меня. Они даже не хотят как-то оскорбить меня. Они слишком бояться моего отца. Значит мой отец не так зол на меня за то, что я оставила семью, как я себе представляла. Или…ему что то надо.

Раздраженная, я вырываю черный шелковый капюшон из его рук. Перед тем как его одеть, осматриваюсь. Мы приближаемся к 5-й Авеню. Теперь вокруг темно, а я стараюсь запомнить, сколько раз и куда мы повернули. А затем у меня уходит немного времени осознать, что они специально едут окольными путями, чтобы меня запутать.

Когда, наконец, машина останавливается и двигатель затихает, мой желудок сводит. Я не видела отца четыре года, с того момента, как навещала маму в последний раз. Вообще-то, он тоже был дома, а это большая редкость. Мне было девятнадцать, и я страшно тосковала по дому во время весенних каникул в Хантерском колледже, где я тогда училась. Я думала, что мой приезд облегчит мою тоску, получится расслабленным, и я окунусь в уже знакомый мир. Вместо этого, мой отец решил выйти из тюрьмы на три недели раньше, и за все время моего пребывания не проронил ни слова в мою сторону. Его глаза смотрели на меня все время, пока я не покинула дом, но при этом его губы были не в состоянии изобразить улыбку или нарушить тишину, чтобы сказать хотя бы слово своему единственному ребенку.

Худшей частью моей поездки было общение с мамой. Она переживала о том, что мой отец был огорчен фактом того, что она не смогла подарить ему больше детей. Она это никогда не признает, но я могу представить, как он называл ее ни на что не годной. Моей маме далеко до этого, без нее я бы шлялась по городу с ногтями, инкрустированными бриллиантами, и чихуахуа под мышкой. Моя мать научила меня хотеть большего.

Все же, я должна признать, как только они помогают мне выбраться из машины, мое сердце начинает стучать так сильно, что я едва могу дышать, и это не просто страх перед отцом, я заинтригована. Полагаю, мой отец в отчаянии, раз для того, чтобы встретиться с ним меня пришлось похитить и принудить к встрече.

Мои сандалии скрепят по гравию, когда кто-то хватает меня за плечи и направляет вперед. Дверь со скрипом открывается и на меня обрушивается порыв холодного воздуха от кондиционера.

Как только я двигаюсь дальше в этой новой обстановке, запах резины и смазки обжигает мой нос.

Слышен скрип новой двери.

Еще шаги.

Стоп.

Он здесь?

Тишина.

— Приготовься, малышка. — Предупреждение парня справа от меня звучит более зловеще, чем должно. Там ведь всего лишь мой отец, не так ли?

Шелковый капюшон соскальзывает с моей головы, и мы оказываемся стоящими посреди просторного гаража с подъемниками, шинами и прочим оборудованием для ремонта автомобилей. Но в гараже нет машин. Только один человек стоит в десяти футах от меня пристально наблюдает за мной.

И это не мой отец.

Глава 4

Темный костюм прекрасно сидит на его спортивном теле. Он стоит прямо, его руки сцеплены за спиной. Гладкая кожа и легкая щетина вдоль линии подбородка говорит о том, что он перфекционист. Блеск его голубых глаз смертельно опасен. Этот взгляд способен заставить меня раскрыть все мои темные секреты. Похож на тот, который я видела в моей гостиной десять лет назад.

Его взгляд скользит от моего лица вниз, изучая каждый дюйм моего тела. Ни один из его шутов не обыскал меня на предмет оружия, но им это и не надо. И он это знает. Его глаза снова останавливаются на мне, и я вижу намек на улыбку, которая искривляет его губы. Ах, какие это великолепные губы. Выразительные и пухлые, с небольшим намеком на естественный блеск.

Что со мной не так?

Этот парень практически похитил меня, а я мечтаю о его идеальной коже и губах. У меня определенно шок или что-то подобное. Особенно учитывая то, что его губы ничто по сравнению с его поразительными голубыми глазами.

— Ты знаешь кто я?

Его голос мягкий и резкий одновременно, низкое рычание обернутое в шелк. Я открываю рот чтобы заговорить и понимаю, что я не дышала до этого момента. Я делаю глубокий вдох и прочищаю горло. Он смотрит на меня с нетерпением.

— Нет.

Я не говорю ничего больше. Никакой отчаянной мольбы об освобождении или гневных требований объяснить, что же все-таки происходит. Что-то говорит мне, что он сталкивался с такой реакцией не раз, и им не так-то легко управлять.