Холли Петерсон - Нянь, или мужчину вызывали?

Эта книга является художественным произведением. Персонажи, имена, события, диалоги и сюжет — плод авторского воображения. Любое совпадение с реальными лицами, компаниями и событиями является случайным.

Если вы хотите полюбоваться на богачей, ведущих себя как богачи, подъезжайте к трем часам в любой рабочий день к школе Сент-Генри для мальчиков. Ничто так не сводит с ума людей с достатком, как общение с другими людьми, достаток которых может оказаться больше, чем их собственный. Вот почему такое простое действие, как привезти ребенка в частную школу и отвезти его обратно, приводит их в столь возбужденное состояние. Это шанс показать себя и свой «товар» и дать понять другим родителям их место, а именно — их «позицию» в линейке самых богатых людей.

Я очень торопилась, чтобы успеть на дневной матч, в котором должен был играть мой сын, но кавалькада черных джипов, мини-фургонов и машин с шоферами растянулась на целый квартал передо мной. Пусть я пропустила очередное совещание на работе, но не прийти сегодня я не могла. Перед школой, на улочке, обрамленной с обеих сторон деревьями гинкго и белыми особняками, уже собралась толпа. Я взяла себя в руки и нырнула в родительское море: папаши-банкиры в дорогих костюмах отдавали распоряжения по телефону, мамаши щеголяли модными солнечными очками и доведенными в спортзале до совершенства фигурами; многие держали за руки своих нарядных крошек. Эти дети играют важную роль в вечном соревновании между родителями; их выводят на прогулки в нарядных платьицах, таскают к учителю французского, а оттуда на занятия по виолончели и обсуждают их достижения, словно речь идет о племенном скоте на сельскохозяйственной ярмарке.

В стоящей перед школой машине с опущенным тонированным стеклом один известный косметический магнат лениво просматривал заметку о себе в разделе светской хроники. Рядом с ним сидела его четырехлетняя дочка и смотрела «Сказочную страну Барби» на экранчике, прикрепленном к потолку машины. На переднем сиденье няня в накрахмаленной белой форме терпеливо дожидалась, пока он скажет ей, что пора идти забирать его сына.

В нескольких метрах от него из задней двери пузатого серебристого «мерседеса» на тротуар уже опускалась нога в туфле из зеленой змеиной кожи с восьмисантиметровым каблуком. Шофер помигал мне желтыми фарами. Потом я увидела коричневую твидовую юбку, облегающую стройные бедра, и, наконец, показалась женщина лет тридцати с небольшим. Она встряхнула светлыми волосами, ожидая, пока водитель обежит вокруг машины, чтобы подать ей руку.

— Джейми! Джейми! — закричала Ингрид Харрис, замахав рукой с ярко красными ногтями, и десятки золотых браслетов зазвенели, соскользнув к локтю.

Я прикрыла глаза от блеска.

— Ингрид, я тебя очень люблю, но не сейчас. Я бегу на матч Дилана.

— Джейми, я тебя искала!

Я нырнула в толпу, не сомневаясь, что она пойдет за мной.

— Джейми! Подожди! Пожалуйста! — Ингрид догнала меня, оставив водителя разбираться с ее вопившими в машине сыновьями. Она тяжко вздохнула, как будто пятиметровая прогулка от «мерседеса» ее измучила. — О-о-о-ох. — Не забывайте, эти люди стараются ступать на землю как можно реже. — Слава богу, что ты вчера вечером была дома.

— Да ничего особенного.

— Генри так тебе обязан, — сказала Ингрид. Силач шофер по очереди вытащил ее сыновей из машины, бережно опустив каждого на тротуар, словно складывал яйца в корзинку.

— Четыре таблетки успокоительного!

Генри собирался уезжать с клиентами поохотиться (в десять вечера убрать шасси — и в Аргентину), и он просто с ума сходил.

— Джейми! — А вот это уже голос по-приятнее: моя подруга Кэтрин Фицджеральд. Она ездила сюда из Трайбеки и носила джинсы и французские кроссовки. Мы с ней выросли не в Верхнем Ист-Сайде и потому привыкли сами открывать двери. — Давай-ка пробираться вперед.

Только мы двинулись вверх по мраморной лестнице, как к тротуару подъехал белый джип «Кадиллак-эскалада». Даже за тридцать метров было видно, что в машине сидят дети бизнес-магната. Наконец, джип остановился; из него вышел аристократического вида водитель в котелке, обошел машину, чтобы открыть дверь, из которой выбрались четверо детей Макаллистеров с четырьмя нянями-филиппинками: одна няня — один ребенок. Няни все были в белых брюках, белых туфлях на резиновой подошве и белых блузках медработников, как в передаче «Дора-исследовательница». В этой компании было столько детей и нянь, что, поднимаясь друг за дружкой по ступенькам, они были похожи на сороконожку.

В три часа пять минут школа открылась, и родители принялись пробираться вперед, вежливо, но настойчиво расталкивая друг друга. Поднявшись на четвертый этаж к спортзалу, я услышала гул мальчишеских голосов и скрип кроссовок. Команда четвертого класса уже переоделась в сине-белую форму и приступила к разминке. Я окинула взглядом площадку в поисках Дилана, но нигде его не увидела. Родители стояли группой рядом с местами для болельщиков школы Сент-Генри. Между ними виднелись братья и сестры членов команды с нянями почти из всех стран — членов ООН. Дилана нигде не было видно. Наконец, я заметила его: он стоял, сгорбившись, у входа в раздевалку, все еще в брюках цвета хаки и белой рубашке, расстегнутой у воротника. Голубой пиджак лежал на скамейке рядом с ним. Увидев меня, он сощурился и отвернулся. Филип, мой муж, делал точно такое же лицо, когда сердился или чувствовал себя обиженным.

— Дилан, я тут!

— Ты опоздала, мама.

— Да где же я опоздала, милый?

— Другие мамы пришли раньше тебя.

— Знаешь, у входа в школу очередь из мам, по четыре человека в ряд. Не могла же я лезть без очереди? Остальные еще подходят.

— Все равно. — Он отвернулся.

— Детка, где твоя форма?

— В рюкзаке.

Опускаясь на скамейку рядом с сыном, я буквально чувствовала, как от него исходит энергия сопротивления.

— Пора ее надевать.

— Я не хочу надевать форму.

Подошел тренер Робертсон.

— Знаете что? — Он вскинул руки, демонстрируя свое раздражение. — Я не собираюсь каждый раз силой заставлять его переодеваться. Я сказал ему, что он пропустит игру, но он все равно не послушался. Если хотите знать мое мнение, это просто смешно.

— Нет, это не смешно. — Этот тип никогда не понимал Дилана. Я отвела тренера в сторону. — Мы уже говорили с вами об этом. Дилан нервничает перед игрой. Ему девять лет. Он первый год в команде.

Тренера мои аргументы, похоже, не убедили — он развернулся и ушел. Я обняла Дилана.

— Милый, мне тренер Робертсон тоже не очень нравится, но он прав. Пора надевать форму.

— Я ему на самом деле не нравлюсь.

— Он ко всем мальчикам одинаково относится. Он, конечно, строгий, но он хочет, чтобы ты играл.

— А я не буду.

— Даже ради меня?

Дилан покачал головой. У него были большие карие глаза, резкие черты лица и густые темные непослушные волосы. Губами мой сын улыбался куда чаще, чем глазами.

— Дилан, быстрее! — Это подошел вразвалку Дуглас Вуд, противный маленький мальчик, стриженный ежиком, с веснушками и толстой попой. — Да что с тобой такое?

— Ничего!

— Тогда чего ты не играешь?

— Играю.

— А если играешь, почему не в форме?

— Потому что маме понадобилось со мной поговорить. Это она виновата.

Тренер Робертсон снова подошел к нам, резко двигая локтями при ходьбе; он сердился на Дугласа за то, что тот ушел с разминки, и на моего сына — за нежелание играть.

— Ну же, парень, пора. Пошли. — Он взял рюкзак Дилана и повел его за руку к раздевалке.

Дилан закатил глаза и поплелся за ним, волоча за собой по полу форму. Я направилась к зрительским местам; сердце у меня ныло.

Кэтрин прошла вперед, чтобы занять места, и теперь махала мне рукой с пятого ряда на той стороне, где сидели болельщики нашей школы. Ее сыновья-близняшки учились в одном классе с Диланом, а дочка ходила в наш детский сад. Сейчас ее мальчики, Луис и Ники, дрались из-за мяча. Тренер Робертсон нагнулся над ними и громко засвистел прямо им в уши, чтобы разнять. Кэтрин встала, пытаясь разглядеть, что происходит; я видела ее спину в потертой замшевой куртке и длинный хвост светлых волос. Я пробралась мимо двух десятков человек, чтобы сесть с ней рядом; она опустилась на свое место и похлопала меня по колену.

— Ну, мы как раз вовремя успели, — улыбнулась она.

— И не говори, — сказала я устало, и оперлась головой на руки.

Через несколько секунд команда Уилмингтонской школы для мальчиков ворвалась в спортзал подобно армии завоевателей, Я видела, как мой сын неуверенно плетется за другими игроками. Его потные товарищи носились туда-сюда; они были в том возрасте на излете детства, когда подростковая неуклюжесть еще не так заметна. Дилану они передавали мяч редко, в основном потому, что он никогда не встречался с ними взглядом и держался с краю, избегая толчеи. Долговязый, с худыми коленками, он выглядел неуклюжим, словно жираф.

— Дилан плохо играет.

Кэтрин посмотрела на меня.

— Они все плохо играют. Посмотри на них: они едва попадают мячом в корзину. Им пока силенок не хватает.

— Ну да. Но он вечно не в духе.

— Не всегда. Временами, — ответила Кэтрин.

Тут ко мне повернулась сидевшая впереди Барбара Фишер. На ней были облегающие джинсы, дорогой ярко-розовый свитер в резинку, из-под которого, нарушая закон тяготения, торчал вверх воротник накрахмаленной полой блузки. В ней все было чересчур, все доведено до предела; загар был слишком темный, а фигура — вытянутой, как статуя Джакометти.

— О-о, а вот и наша работающая мамочка пришла на матч!

Я вздрогнула.

— Я хотела посмотреть на игру сына, для меня это важно. — Я отклонилась в сторону и перевела взгляд на мальчиков.

Барбара передвинулась сантиметров на десять, чтобы перекрыть мне поле зрения, и сделала заход с другой стороны.

— Мы как раз говорили в комитете по школьной благотворительности, как тебе, должно быть, тяжело, что не удается принимать участие в делах Дилана.

— Мне нравится работать. Но если ты не хочешь работать вне дома, Барбара, я могу это понять. Так, наверное, жить легче и приятнее.

— Но ты явно не ради денег это делаешь. Филипп ведь теперь так хорошо зарабатывает в своей юридической фирме. — Барбара понизила голос и перешла на шепот, но это у нее плохо получалось, и ее стало слышно еще лучше, потому, что она буквально выкрикивала каждое прошептанное слово. — Ты вряд ли можешь состязаться с ним в зарабатывании денег.

Я посмотрела на Кэтрин и закатила глаза.

— Вообще-то я совсем неплохо зарабатываю. Но я не ради денег работаю, Барбара. Мне это просто нравится. Дух соревнования, знаешь ли. А сейчас, извини, я лучше сосредоточусь на том, как играет Дилан; у него тоже есть соревновательный инстинкт, и он наверняка хочет, чтобы я посмотрела на его игру.

— Да, конечно, так будет лучше.

Кэтрин чувствительно ущипнула меня за руку; она ненавидела Барбару еще больше. Я подскочила от боли и стукнула ее по плечу.

Кэтрин прошептала мне на ухо:

— Странно, что она ни словом не обмолвилась про свое новое транспортное средство. На случай, если ты вдруг не слышала, сообщаю: в прошлом месяце наконец-то доставили новый «Фэлкон-2000» — личный самолет Аарона.

— Наверняка я еще услышу об этом, — ответила я, глядя на площадку. Дилан попробовал заблокировать удар, но игрок обежал вокруг него и забросил мяч в корзину. Разминка окончена. Все ребята разошлись по сторонам и сбились в кучки.

— Знаешь, что тут противнее всего? — прошептала мне Кэтрин.

— И не перечислить.

— Они не могут просто сказать: «Мы уезжаем на уик-энд в три часа дня», — это означало бы, что в три часа дня они отправляются куда-то на машине, на корабле, или коммерческим рейсом на самолете, или еще как-нибудь. — Кэтрин наклонилась ко мне поближе. — Нет, они хотят вам сказать главное: что они летят на своем самолете. И поэтому, они вдруг начинают выражаться, как опытные пилоты: «Мы уезжаем на уик-энд, шасси убираем в три часа». — Она покачала головой и усмехнулась. — Будто мне есть дело до того, чем они вообще занимаются.

Когда я, уроженка среднего класса со Среднего Запада, выйдя замуж, впервые оказалась в этом обществе, манхэттенские семьи из Верхнего Ист-Сайда меня, разумеется, пугали. Мои родители, привыкшие к удобной обуви и кошелькам на поясе, слишком часто напоминали мне, что лучше бы мне держаться подальше от новоявленных соседей, что дома, в Миннеаполисе, куда легче жить счастливо. Ради мужа я старалась приспособиться к новому окружению, но я никогда не смогу привыкнуть к тому, что люди в разговоре с друзьями упоминают своего пилота, словно простого служащего: «Я подумал, что стоит смотаться в Кейп поужинать, и сказал Ричарду, чтобы он был готов к трем».