Пока мы ехали двадцать кварталов по Парк-авеню до школы Дилана, я закрыла глаза. Луис никогда не разговаривал, просто улыбался своей теплой латиноамериканской улыбкой, сосредоточенно уворачиваясь от грузовиков и такси, снующих вокруг нас.

Грейси была еще в том возрасте, когда детей в машине клонит в сон, так что она засунула палец в рот и усердно хлопала глазами, стараясь не задремать, Дилан уткнулся в электронную игру; он знал, что с отключенным звуком я ему играть разрешаю.

— Грейси, нет! Ма-а-а-ам!

У меня заболела голова.

— Что такое?

— Грейси специально стукнула меня по руке, и я пропустил последние несколько секунд, так что теперь я опять на третьем уровне!

— Нет, не специально! — завопила Грейси, внезапно проснувшись.

— Дилан, пожалуйста, — вздохнула я.

— Почему ты всегда на ее стороне? — воскликнул он.

— Я ни на чьей стороне, просто ей всего пять лет, и ты можешь пережить эту неприятность. Мы уже об этом говорили.

— Но она же плохо поступила, ну мам! Я же из-за нее проиграл! — Он бросил игру под сиденье и уставился в окно полными слез глазами. Может, зря я перестала водить его к доктору Бернстайну? Он терпеть не мог ходить к психиатру, говорил, что они там только в «Монополию» играют и собирают модели аэропланов, а я переживала, не ставлю ли я на нем ненужное клеймо этими сеансами — у него и диагноза-то официального не было, даже извечного синдрома дефицита внимания. Я не хотела превращать его проблемы в патологию, потому как они, похоже, были вызваны грустью и заниженной самооценкой, скорее всего, из-за вечного отсутствия отца, а возможно, как ни больно мне это признавать, и из-за невнимания задерганной матери.

Я снова посмотрела на своего сына и на его игрушку на полу машины. Доктор Бернстайн говорил, что важно проявлять сочувствие к Дилану и признавать его чувства.

— Мне очень жаль, Дилан. Ты, наверное, расстроился, особенно если учесть, что ты вот-вот бы выиграл.

Он не ответил.


Глава 3

Болтовня

— Давай быстрее, нам надо поговорить.

Моя коллега, кореянка Эбби Чон, заметила меня на другом конце студии, переполненной народом, в которой наши коллеги заканчивали прямое включение с космодрома о приземлении космического шаттла. Я прошла мимо рядов рабочих ячеек, здороваясь кое с кем из двух с лишним десятков ассистентов, большинство из которых выглядели так, будто провели несколько бессонных ночей; обошла передвижные просмотровые машины, выстроившиеся рядом с ячейками, на которых неустойчивыми стопками высились пленки. Вокруг меня раздавалась привычная какофония звонящих телефонов, постукивания по клавишам компьютерных клавиатур и звука десятков одновременно работающих телевизоров и радиоприемников. Эбби схватила меня за локоть и потянула к двери моего кабинета. На ходу я выхватила из стопки газет три штуки.

— Ты чуть не снесла мой кофе на пол! — Я посмотрела на несколько капель, попавших мне на новую блузку.

— Извини, — отозвалась Эбби. — Я устала и плохо соображаю. Но тебя ждут проблемы посерьезнее.

— Большие проблемы? Как твоя проблема с Папой Римским?

— Нет, эту идею чокнутый ведущий оставил в покое. Теперь Гудмэн хочет интервью с Мадонной.

— И как он переключился с интервью с Папой на интервью с Мадонной?

— Все дело в кресте. Та штука с распятием, что была у нее на концерте некоторое время назад. Он был вчера на обеде и сидел рядом с кем-то, кто убедил его, что Мадонна привлечет аудиторию от восемнадцати до сорока девяти. Он решил, что она круче Папы. Но только после того, как мы просидели здесь до четырех утра, собирая материал. Он все твердил насчет актуальности. Все должно быть свежим, — говорил он. Он хотел найти цитаты про Папу из Библии и написать ему письмо, используя их. Я ему сказала, что их там и быть не может, а он ответил: «Господи, но ведь это же Папа, пойди и найди их!»

— Ну, по Мадонне я тоже работать не буду. Я не делаю профили знаменитостей, у меня это в контракте записано.

— Ты еще не знаешь, во что вляпалась — ты запросто можешь и вовсе без контракта остаться.

Я решила, что она перебарщивает. Эбби всегда была спокойной, когда мы выходили в эфир, но в остальное время она была на нервах, вот как сейчас, например. Ее черные волосы были небрежно заколоты на макушке, как у ведьмы, а ярко-фиолетовый костюм смотрелся просто ужасно. Она втолкнула меня в кабинет и закрыла за собой дверь.

— Садись, — сказала она и принялась мерить кабинет шагами.

— Можно, я пальто сниму?

— Хорошо, но давай быстрее.

— Всего лишь пара минут. — Я повесила пальто на вешалку за дверью, села и достала из пакета брусничную лепешку. — Ну ладно, Эбби, так из-за чего ты так завелась?

Она наклонилась ко мне, упираясь руками в стол, и, не колеблясь, не прячась за красивыми словами, нанесла мне удар.

— Тереза Будро согласилась дать интервью Кэти Сибрайт, и они записали его в понедельник в неизвестном месте. Его покажут в этот четверг в программе «Час новостей». Информация уже висит на сайте Драджа. — Она села, ее левое колено неудержимо подергивалось.

Я уронила голову на руки.

— Тебе конец, иначе это не назовешь. Извини. Гудмэн еще не приехал, но наш бесстрашный вождь, похоже, сам позвонил ему пятнадцать минут назад, чтобы сообщить новости. Так что две наши главные шишки уже все знают.

Я попыталась собраться с силами и поднять голову.

— Гудмэн меня ищет?

— Не знаю. Я пыталась позвонить тебе на сотовый, но звонок был переадресован на голосовую почту.

Я схватила сумку и стала искать сотовый. Выудила я его за шнурок от наушника. Звонок был отключен со вчерашнего вечера, и я забыла включить его заново. Шесть сообщений. Я включила телефон на подзарядку. Меня замутило. Тут, конечно, дело было еще и в том, что я наглоталась витаминов на пустой желудок. Я развернула брусничную лепешку, вытащила несколько ягод и выстроила их в ряд на столе, обдумывая, что делать дальше.

— Дай подумать минутку, как быть с этой катастрофой.

— Я жду.

Она откинулась в кресле, сложив руки на груди. У Эбби были прямые волосы и сливочного оттенка кожа; выглядела она прекрасно, гораздо моложе своих сорока двух. Как старший сотрудник информационного отдела программы, во время прямых эфиров она всегда сидела чуть за пределом обзора камеры, в двух метрах от нашего ведущего Джо Гудмэна. Перед ней были тысячи карточек с разнообразными данными и цифрами, которые могут мгновенно понадобиться напыщенному ведущему: тип танка, чаще всего использовавшийся в иракской войне, количество пассажиров, погибших на рейсе 103 авиакомпании «Пан-Американ», и биографии важных исторических лиц вроде Кейто Кейлина и Роберта Кардашиана [1].

Я стала перечислять варианты.

— Можно извиниться перед Гудмэном прямо сейчас, до того, как он ворвется сюда. Сделать ход первой всегда полезно. — Я глубоко вдохнула. — Можно прослушать сообщения и проверить, озаботился ли этот чертов юрист Будро тем, чтобы предупредить меня, что его клиентка общается с другим телеканалом. Он всего лишь в пятницу обещал мне интервью. Неудивительно, что он не отвечал на мои звонки в выходные. — Я сдвинула кассеты, чтобы освободить место на столе, и они лавиной полетели на пол.

— Я думала, интервью за тобой, — попыталась утешить меня Эбби. — Я и правда так думала, особенно после того, как ты на прошлой неделе налегла на шарм — я думала, у тебя все схвачено. Гудмэн будет через пятнадцать минут. Проверь сначала сообщения, чтобы быть в курсе дела, пусть даже…

— Пусть даже что? — Пусть даже я отдала самый большой улов года бодренькой блондинке, официальной американской милашке Кэти Сибрайт? Профессионалы знали, что, несмотря на сладкую улыбку, она вполне способна откусить мужчине яйца и выплюнуть их ему в лицо. — Зачем я в пятницу пошла к Гудмэну и сказала, что мы обо всем договорились? Нельзя было забывать, что ничего нельзя обещать, пока не начнется съемка.

Эбби пожала плечами. Даже она не знала, что в пятницу я ушла с работы пораньше, чтобы отвести дочку на балет. Они, наверное, решили, что я договариваюсь насчет интервью.

Иногда сексуальные женщины любят изображать глупышек, потому, что это помогает им достигать своих целей. Тереза Будро принадлежала к их числу: фигуристая официантка из кафе с неожиданно твердым характером. К несчастью для одного высокопоставленного избранного политика, ей хватило ума смотаться в магазин радиодеталей и купить за девять долларов устройство для записи телефонных переговоров. Это устройство она использовала, чтобы записать свои эротические беседы по телефону с конгрессменом Хью Хартли, влиятельным ханжой-политиком из республиканского штата Миссисипи с тридцатилетним супружеским стажем. Когда ведущие теленовостей теряют такие интервью, они становятся злыми и страшными. Именно поэтому продюсеры в разговорах между собой называют ведущих кошмарами — и это вне зависимости от того, теряли ли эти самые кошмары в недавнем времени интервью. Они страшные люди, даже когда пытаются вести себя любезно. Но со мной в тот день никто не вел себя любезно.

На минуту мне показалось, что меня вообще уволят. В свое оправдание могу сказать только то, что я и правда думала, что интервью наше. Я схватила мобильник.

Сообщение номер четыре оказалось от юриста Терезы Будро — он звонил вчера в десять. Ну и жулик. После того, как интервью с Сибрайт было записано, он соблаговолил сообщить мне, что ситуация изменилась.

— Джейми, это Леон Розенберг. Еще раз спасибо за цветы в пятницу. Моей жене они очень понравились. Э-э, нам надо обсудить кое-какие изменения в ситуации. У Терезы Будро возникли сомнения. Позвоните мне сегодня вечером домой. У вас есть мой телефон.

Пылая от бешенства, я позвонила Леону на работу. Ответила его секретарша Сании, которая меня раздражала. Она каждый раз якобы не знала, где он и как с ним связаться, и каждый раз переключала меня на ожидание, говоря, что сейчас посмотрит. Я ждала целых две минуты.

— Простите, миз Уитфилд. Я не знаю точно, где он сейчас, так что не могу соединить вас. Может быть, ему что-нибудь передать?

— Да. Запишите дословно: «Я знаю про Сибрайт. Пошел к черту! Джейми Уитфилд».

— Знаете, это несколько неуместное сообщение.

— Мистер Розенберг не удивится. Учитывая ситуацию, он должен счесть его весьма уместным. Пожалуйста, передайте ему это. — Я повесила трубку.

— На это он точно обратит внимание, — с одобрением сказал Чарльз Уортингтон, заходя ко мне в кабинет.

Он устроился на кушетке, взяв газету со стола. Чарльз, мой коллега-продюсер, занимался в программе всеми расследованиями. Тридцатипятилетний невысокий и худощавый негр, выросший в кругу креольской элиты Луизианы, он всегда безупречно одевался и говорил с успокаивающими интонациями и легким южным акцентом. Мы работали вместе уже десять лет, параллельно продвигаясь по службе. Я часто называла Чарльза своим офисным мужем, хоть он и гей.

Телефон зазвонил через тридцать секунд.

Я сняла трубку и сказала: «Да, Леон», даже не слушая.

— Джейми. Это так грубо с вашей стороны. Она всего лишь секретарша, а вы ее так расстроили. И смутили.

— Грубо? Грубо?! А как насчет неэтично? Непрофессионально? Бессовестно? — Чарльз вскочил и вскинул руки со сжатыми кулаками, подбадривая меня, как настоящий болельщик. — Вы сказали, что все заметано. Сколько писем я написала вашей кокоточке-клиентке? Сколько раз я привозила самого Гудмэна-из-телевизора отведать непропеченных блинчиков в ее забегаловке? А вы дали интервью Кэти Сибрайт из Эй-би-эс. Может, заодно еще и устроили Терезу Будро сняться в реклама модных джинсов, как Донну Райс? [2] И с какой стати она вообще решила дать интервью женщине-ведущей? Это на нее не похоже. Штучки вроде Терезы непременно целят в мужчин-ведущих, которые не могут сосредоточиться на вопросах по существу, потому что у них вдруг становится слишком тесно в штанах.

— Джейми, постарайтесь успокоиться. Это всего лишь телевидение. В последний момент Тереза решила, что Кэти будет задавать вопросы полегче. Она испугалась Гудмэна. У него репутация человека жесткого.

— И это, конечно, целиком ее решение, Леон. Вы на него никак не повлияли. — Я закатила глаза к небу, глядя на Эбби и Чарльза.

— Послушайте, — сказал Леон, — я обещаю, что постараюсь искупить свою вину. У меня есть кое-какие закрытые документы по суду над О. Дж. Симпсоном, от которых ваш милый маленький телеканал на уши встанет, и я могу…

Я повесила трубку.

— И какое у него было оправдание? — спросила Збои.

— Такое же, как и всегда: Сибрайт выглядит куда доброжелательнее Джо Гудмэна.