У «Ляпьер нуар» нет вывески над входом, и телефона не найти ни в одном справочнике. Это специальное место, куда приходит перекусить одно из самых странных человеческих племен: богачи, живущие в квартале, тянущемся от 72-й до 79-й улицы на севере и юге и ограниченном с востока и запада Пятой и Парк-авеню; его так и называют — Квартал.

Горе бедному уэст-сайдцу, который решит, проходя мимо, что это обычный ресторан, где обслуживают любую публику! Ему сразу дадут понять, что ему здесь не рады, пусть даже вокруг полно свободных столиков. В окна видны кушетки, обтянутые роскошным апельсинового цвета бархатом; они стоят вокруг маленьких, как в кафе, столиков из красного дерева. Красивые французские официанты лет тридцати с небольшим в синих джинсах и крахмальных голубых рубашках пробираются по тесным проходам между столиками.

Мои ближайшие подруги не посвящают свою жизнь ленчам в ресторанчиках, как Сюзанна Брайерклифф, — у них обычно есть настоящая работа. Сюзанна — одна из немногих обитательниц Квартала, с которыми я всегда рада повидаться. С ней легко забыть о том, что она сказочно богата и имеет потрясающую родословную, и можно просто получать удовольствие от общения: Сюзанна человек с веселым характером и интересная собеседница. Ее имя вечно мелькает на страницах светских хроник: «Харперс базар», «Бог», в разделе «Стиль» «Нью-Йорк тайме». У нее двое детей, три собаки, семь человек прислуги и одна из самых больших квартир в городе — все это благодаря родству ее семьи с одной из крупнейших династий владельцев недвижимости в Америке. Ростом она сто семьдесят пять сантиметров, у нее стройная спортивная фигура и коротко подстриженные светлые волосы, как у Мег Райан. Ее муж — старший редактор «Нью-Йорк таймс», что отличает ее от большинства светских дам Ист-Сайда, супруги которых — занудные банкиры. Она, конечно, не лучшая моя подруга — это звание делят между собой Кэтрин из Нижнего Манхэттеиа и Эбби и Чарльз, коллеги по работе, — но она занимает почетное второе место.

Я устроилась на бархатной кушетке рядом с ней.

— Джейми, ты здорово выглядишь. Правда, здорово.

— Я не уверена, что одета как следует…

— Перестань.

Двенадцать из пятнадцати столиков были заняты; сидели там преимущественно молодые светские дамы Нью-Йорка в свитерах с меховыми воротниками, которые общались со своими организаторами приемов, а также геи и шарлатаны, берущие триста пятьдесят долларов в час за то, что подбирают кувшины правильного оттенка розового к обеду на двенадцать человек в раджастанском стиле. Или правильные леопардовые туфли к простому черному костюму. Если эти женщины приобретают что-то в стиле нынешнего сезона, они непременно должны сжечь это до наступления следующего. А как только блузку или рубашку продемонстрируют в журнале «Вог», она для них уже вышла из моды. Я посмотрела на свои брюки цвета хаки, белую блузку и тонкий черный джемпер. Когда я рассказываю маме об окружающих меня женщинах и о своих сомнениях, что, мол, я до них не дотягиваю, она ругает меня за это и говорит, чтобы я не забивала себе голову всякой ерундой. «Как ты собираешься добиться своих целей, если будешь при этом оглядываться на всех подряд? Не зацикливайся на том, что ты ошибочно считаешь своими недостатками».

Ингрид Харрис впорхнула в кафе вместе с няней и четырехлетней дочерью Ванессой. Жан-Франсуа бросился к ней с приветствиями, едва не спотыкаясь в своих ботинках на толстой подошве.

— Cheriel[6]

Он щелкнул пальцами, и Франческа стремительно приняла бежевую шаль с плеч Ингрид. Потом она расстегнула крючки на дождевой куртке Ванессы, под которой оказалась розовая балетная пачка. Няня отошла в сторонку, держа в руках свою куртку, — по всей видимости, она к этому давно привыкла.

Ингрид выглядела великолепно: у нее были карие оленьи глаза и длинные, подстриженные каскадом волосы, которые, словно обручем, удерживались огромными темными очками а-ля Джеки Кеннеди. Ингрид хорошо знала правило: если ты претендуешь на стиль, ты должна уметь носить стильные вещи. На ней были драные джинсы и желтовато-зеленый пиджак от «Шанель» за четыре тысячи долларов, причем выглядело все это так, будто она вытащила из шкафа первые попавшиеся под руку вещи и надела на себя. Дело не в том, что ты носишь, — дело в том, как ты это носишь. И ни в коем случае нельзя показывать другим, будто ты пребываешь в восторге от своего нового пиджака, дорогого и модного. Иначе ты не станешь «одной из них».

— Джейми, рада тебя видеть, — сказала Ингрид. — Привет, Сюзанна!

Сюзанна заставила себя улыбнуться, но не ответила на приветствие и даже голову не подняла. Она была сосредоточена на том, что макала хлеб в оливковое масло с ароматом розмарина и одновременно помешивала соломинкой свой «Пеллегрино».

Последовала напряженная тишина, которую пришлось нарушить мне.

— Ингрид, я не могу поверить, что ты только месяц назад родила! Ты потрясающе выглядишь.

Ингрид откинула за спину свою шелковистую гриву.

— Ну, я им сказала, что делать, чтобы быстрее вернуть меня в нормальное состояние, и была права, хотя все они и возражали.

Сюзанна фыркнула.

— То, что ты от них требовала, ненормально. Извини, но большинство врачей стали бы возражать.

Ингрид, ни капли не смутившись, уперлась руками в бока.

— Может, тебе это и не кажется нормальным, ты своих идеальных деток родила естественным способом. Но я не из первопоселенцев; в моем роду не верят в необходимость добровольных мучений.

— Это не значит, что…

— Это значит, что я ни за что не стала бы тужиться. Я сказала это своему врачу, как только он сообщил мне о беременности. Я заявила ему: «Доктор Шехтер, новости замечательные, но я вас предупреждаю: тужиться я не буду».

Мне показалось, что Сюзанна готова убить ее на месте.

— Слишком потная работа, — продолжила Ингрид. — Я объяснила ему, что мой девиз: «Если это нельзя сделать на каблуках, меня это не интересует». И что я хочу сделать кесарево сечение.

— А он что сказал? — спросила Сюзанна.

— Он сказал: «Милая, у меня для вас новости: ваше тело будет тужиться независимо от того, хотите вы этого или нет». А я ответила: «Нет, приятель, это у меня для вас новости, которых вы явно не понимаете. Я. Не. Буду. Тужиться».

— И что ты сделала?

— Я пошла к другому врачу, который осознал, что я говорю серьезно, и согласился на кесарево. Мы решили, что сделаем его на тридцать девятой неделе.

Сюзанна закатила глаза.

— Но этот врач не хотел делать мне общую анестезию. — Ингрид топнула ногой и раздраженно скрестила руки на груди. — Ну, я там в Ист-Сайдской пресвитерианской больнице сказала, что для меня им придется постараться.

— И они согласились? — изумленно сказала Сюзанна. — Без медицинских показаний?

— Ну, дорогая моя, они не хотели, но я заставила Генри подарить заведующему родовспомогательным отделением членство в «Атлантик гольф-клубе», так что у них не оставалось выбора.

Сюзанна закашлялась в салфетку так, будто ее сейчас вырвет. Несмотря на безумные выходки Ингрид, я восхищалась тем, что она всегда получала то, что хотела, и не боялась добиваться своего.

— Я вот почему пришла, Джейми, — продолжила Ингрид. — Ты получила мой е-мейл насчет аукциона?

— Получила.

— В этом году он будет проводиться не в той ужасной галерее в Вест-Виллидже. Я им заявила, что ничем не буду заниматься, если они собираются устраивать его там. Я сказала организаторам: «Вы подумайте, каких гостей вы ждете. Богатые люди не любят уезжать из Верхнего Ист-Сайда!» И нам не нравится притворяться, что мы бедные и продвинутые, понимаешь? Мы не такие. Так что они сделают его в «Даблс», милое местечко и от тебя недалеко.

— Я не уверена, что смогу прийти.

— Даже если не сможешь, мы хотим, чтобы твой ведущий позволил нам выставить на аукционе право на посещение записи передачи «Вечера новостей с Джо Гудмэном». Ты ведь с ним дружишь, не так ли? Сколько я тебя знаю, ты все время работала у него на шоу.

— Ну да, он мой начальник, но я не знаю, удобно ли…

— Да ладно, Джейми. Что для тебя важнее: избежать нескольких минут смущения или лекарство от болезни Альцгеймера? Так я могу на тебя рассчитывать?

— Ну, я… я… я узнаю у его…

— Знаешь что? Давай я пошлю ему милую записку на своей личной почтовой бумаге и напишу, что мы с тобой лучшие подруги, и не мог бы он…

— Ингрид, вряд ли это ему понравится. Лучше я сама его спрошу.

— Ну и замечательно, именно так я и предлагала сделать. — Она меня обхитрила и прекрасно это знала. Я невольно улыбнулась.

— И кстати, — прошептала она, приподняв свежевы-щипанные брови, и уставилась на мои ноги.

Я посмотрела на свои черные босоножки на ремешках, думая, что наступила на тротуаре на что-то несимпатичное.

— Эти туфли, — серьезно пояснила она, — та-акие вечерние. Сейчас же полдень, дорогая.

Когда подали основное блюдо — куриное филе с тушеным цикорием для Сюзанны и трехцветный салат с запеченными креветками для меня, — я заговорила о том, что меня сейчас больше всего беспокоило.

— Я переживаю за Дилана. Он сорвался на баскетбольном матче.

— Я слышала.

— Правда?

— Да. Свернулся клубочком, вместо того чтобы бросить мяч в корзину.

— О господи, неужели все дети про это говорят?

— Да.

— Правда? Господи. — Я уткнулась лицом в салфетку.

Сюзанна отобрала у меня салфетку.

— Похоже, момент в матче был трудный.

— Он прямо рыдал, пока я его обнимала. Ему было так стыдно!

Она успокаивающе потрепала меня по плечу.

— Это просто нервы.

— Ну да, но и не только. Я не уверена, но мне кажется, что постоянное отсутствие Филипа и его неучастие в жизни Дилана отрицательно влияют на его самооценку, Он не хочет, чтобы я делала с ним домашние задания, он хочет, чтобы ему помогал Филип. А на прошлой неделе он ужасно расстроился, когда Филип не отвез его в субботу на бейсбольный день рождения. Он плакал, словно четырехлетний ребенок, расшвыривал игрушки по комнате и бросил на пол все свои бейсбольные карточки. А потом еще эта история с баскетболом.

— Он все еще ходит к тому психиатру?

— Нет, мы перестали к нему ходить, Дилан меня упросил. Честно говоря, не похоже, чтобы этот тип вообще ему помогал. Он заставлял Дилана чувствовать себя так, будто с ним что-то не в порядке. А знаешь, ведь на самом-то деле с ним все не так плохо. Я не могу сказать, что он погрузился в депрессию. Он все еще мой милый мальчик, который обожает «Лего»; он много читает, так, что с учебой у него все в порядке. И при этом с ним явно что-то не так.

— А что обо всем этом говорит дорогуша Филип? — Сюзанна обожала моего мужа. У них было много общего — оба они были родом из маленького замкнутого мирка богатых белых американцев.

— Кто знает? — Я пожала плечами.

— Что это значит?

— Ну, он переживает за Дилана, конечно. Просто… в последнее время мы не так уж часто имеем возможность поговорить.

Сюзанна погрозила пальцем прямо у меня перед носом.

— Помнишь, что я тебе говорила?

Я кивнула.

Она наклонилась поближе.

— И как, ты это делаешь?

Я беспомощно вскинула руки в воздух: мол, увы, не получается.

Она постучала по столу.

— Я тебе сто раз говорила: делай мужу минет. Регулярно.

Хотя Сюзанна мне нравилась, общаться с ней иногда было непросто: она обладала таким количеством необыкновенных черт, что у меня начинал развиваться комплекс неполноценности. Ну, вот хотя бы то, что она каждое утро делала мужу минет.

На этот раз она постучала мне по руке.

— Не забывай про то, что я тебе сказала.

— Знаешь, я далеко не всегда хочу делать своему мужу минет.

— И я тоже! Но на это уходит минут десять максимум, и все, а он будет так счастлив! Это может спасти любой брак, уверяю тебя. Жаль, что я не могу выступить на шоу Опры Уинфри и рассказать об этом, — можно было бы предотвратить множество разводов. Хорошая была бы передача: «Делайте мужу минет по утрам».

— Ну, хорошо, и сколько раз ты это делаешь, только по-честному? И не преувеличивай.

Она подняла голову и на мгновение заколебалась.

— Четыре раза в неделю.

— Это много.

— И я проявляю инициативу — в этом вся суть. Нужно вести себя так, словно тебе это действительно очень нравится.

— Очень нравится?

— Ну, будто ты охвачена желанием, они это любят.

— Ну, если бы я действительно этого хотела, если бы меня и вправду охватывало желание с утра пораньше в рабочий день — а меня оно не охватывает, — Филипа-то все равно рядом нет.