Холли Петерсон - Нянь, или мужчину вызывали?

Я пришла в себя.

— Значит, наш мистер бывший священник, бывший владелец христианской телестанции и нынешний конгрессмен от консервативного штата, верный муж и отец четверых детей Хьюи Хартли говорит в записи своей подружке-официантке, что любит заниматься сексом в позе по-собачьи?

Я посмотрела на Эбби, но на стуле ее не было; я предположила, что она уже валяется на полу. Я перегнулась через стол. Предположение было верным.

— Джейми. Не просто по-собачьи. Ты хорошо сидишь? Тогда я объясню поподробнее — для недогадливых вроде тебя. Этот несчастный ублюдок так и говорит на пленке, что любит заниматься анальным сексом. Через задницу. Лучше всего — через Терезкну аппетитную южную задницу. Он говорит о том, как в следующий раз поимеет ее в задницу. Он говорит о том, как ему понравилось, когда он в прошлый раз поимел ее в задницу.

— Леон, вы что, серьезно?

— Да.

— Да нет, вы шутите. Что, так и говорит «в задницу»?

Эбби на полу сладострастно застонала.

— Ага.

Я почесала в затылке.

— Хартли руководит движением за то, чтобы присоединить референдум о введении законов против содомского греха к президентскому голосованию 2008 года…

— Именно.

— И он сам при этом занимается содомским грехом?

Леон усмехнулся.

— Да. Мне это тоже нравится.

— Такой борец за права семьи, вечно всюду показывается с женой-блондинкой с начесом в стиле пятидесятых, окруженный четырьмя детьми…

— Ага.

— Ну и лживый святоша. Помните, как он вел передачу на своем канале и вечно распространялся о значении семьи?

— Да.

— Ну и семьянин.

— Ага.

— И Будро готова это обсуждать? Грязные сексуальные детали?

— Именно так.

Я покачала головой.

— Ну ладно, Леон. — Я невольно усмехнулась. — Похоже, вы правы насчет нас и серьезных новостей. Я пыталась удержать серьезное выражение лица и сказать вам, что вы ошибаетесь, но у меня ничего не получилось.

Леон рассмеялся.

— Да-да, к тому же там такого полно, все как на тарелочке. Она готова расколоться. Под запись. Все об этом подробно рассказать. И все достанется Гудмэну.

Я положила трубку, упала на колени и закрыла глаза, вознося благодарственную молитву: мне, Джейми Уитфилд, только что достался сюжет, который принесет нам серьезное повышение рейтинга. И пусть это будет самый непристойный бред, когда-либо звучавший на крупном телеканале, но как же это здорово!

Через пять минут после того, как Чарльз и Эбби ушли, в мою дверь постучали. Питер. Он заглянул внутрь.

— Вы… э-э-э, закончили то, что вам нужно было сделать?

— Ох, простите! — Я выбежала из-за стола и затащила его в кабинет. — Простите меня за невежливость, ради бога! Я тут отвлеклась на совершенно невероятную историю!

Похоже, он догадался, что я была слегка не в себе.

— Похоже, хорошая история, в чем бы она ни заключалась.

— Не знаю, подходит ли тут слово «хорошая». Скорее, она невероятная в буквальном смысле этого слова. Если бы вы это услышали, то, наверное, простили бы меня за грубость.

— Понятно. Ну, так вот, работа меня интересует.

О господи.

— Правда?

Я присела на край постели Дилана и убрала прядь волос у него со лба.

— У меня для тебя хорошие новости.

Он посмотрел на меня.

— Какие?

— Угадай.

— Ты выиграла в лотерею?

— Нет.

— Ты уходишь с работы?

— Дилан!

— Ну, так что?

— Дилан, я и так провожу с тобой много времени.

— Нет, не проводишь.

— Милый, ты же знаешь, что мне надо работать, но это всего несколько дней в неделю. Мы с тобой обедаем почти каждый…

— Неправда. Ты все время работаешь.

— Ну, хорошо. Признаюсь, я сейчас очень занята новым сюжетом. Я никогда ничего важнее не делала. И я хочу сделать это хорошо и гордиться своей работой.

Он закатил глаза и отвернулся к стене.

— Дилан, я люблю тебя, и быть твоей мамой все равно самое главное занятие в моей жизни.

Он залез под одеяло с головой.

— Знаешь что? Я не стану сейчас с тобой спорить об этом. Я знаю, как это трудно, когда мама много работает. Я знаю, что ты бы предпочел, чтобы я больше с тобой общалась. Обещаю, что через несколько недель все будет лучше. Но у меня новости, которые тебя порадуют.

Явно заинтригованный, он повернулся на спину и пододвинулся ко мне поближе. Я выключила свет и прилегла рядом с ним, положив голову на согнутый локоть. Погладила его по лбу, как всегда перед сном, и откинула назад волосы.

— Мобильник? Мой собственный мобильник? Ты сказала, придется подождать, пока мне…

— Нет, совсем нет. Это не вещь, а человек. — Я начала массировать ему брови, проводя по ним большим и указательным пальцами. Он сонно закрыл глаза, позволяя своему гневу улетучиваться.

— Говори, — прошептал, он.

— У тебя будет новый друг, с которым тебе будет очень весело.

От возмущения он даже сел в кровати.

— Ой, фу-у-у-у-у. Ты же обещала, что к доктору Берпстайну больше можно не ходить! Я не хочу к другому доктору по чувствам! Это глупо!

— Нет-нет, я не это имела в виду, Дилан.

— А кто? Кого-то в школе?

— Нет, не…

— На тренировках? В…

— Дилан, ляг. — Я взяла его за плечи и уложила обратно в кровать. — Ты все равно не угадаешь, так что дай мне объяснить.

— Ладно.

— Его зовут Питер Бэйли. У тебя будет собственный друг, который все время будет дома. Ну, после уроков и до вечера. Он придет завтра после школы.

— Вроде как мой собственный мальчик-бэбиситтер?

— Даже лучше.

— Сколько ему лет?

— Примерно двадцать девять. Он из Колорадо. Здорово на лыжах катается и на сноуборде. Он любит шахматы и занимается шахматными компьютерными играми и другими играми, чтобы домашние задания для школьников были поинтереснее. И он крутой. На самом деле крутой. У него длинные волосы.

Мой сын снова переключился на нейтральное отношение. Я думала, он будет вне себя от радости, представив, сколько интересного они смогут делать вместе с Питером. Конечно, потом я поняла, что все это не более чем моя фантазия, мои представления о том, как Питер войдет в нашу жизнь.

Я добавила, стараясь говорить с энтузиазмом:

— Главное, что вам будет весело. Он будет забирать тебя из школы, водить на тренировки или туда, куда ты захочешь. Даже на бейсбольные тренажеры на пристани Челси.

Опять молчание.

— Детка, тебя что, даже бейсбольные тренажеры не заинтересовали? Как это так?

Дилан пожал плечами, не открывая глаз. У меня заныло сердце. Я надеялась порадовать своего маленького Иа-Иа, а в итоге заставила его снова загрустить. Я так ждала этого вечера, чтобы сообщить ему новости, потому что хотела, чтобы он уснул счастливым. У Дилана дрожала нижняя губа.

Я попробовала еще раз.

— Ты ведь туда ходишь только на дни рождения, а Питер в любой день может тебя туда сводить.

Дилан сел, включил свет и посмотрел на меня, прищурившись.

— Это потому, что папы никогда нет дома?

Наши дети гораздо умнее, чем мы о них думаем.

— Ух, ты, — сказал на следующий день Питер Бэйли, протянув мне куртку. — Этот гардероб больше моей спальни.

— Мне он тоже кажется слишком большим, — сказала я, судорожно ища плечико для его куртки. — Мы сюда несколько месяцев назад переехали. Но вы увидите, мы живем довольно просто.

Я попросила Питера одеться просто и удобно, поэтому он явился в брюках для сноубординга с карманчиками и молниями по бокам, поношенной фланелевой рубашке поверх футболки, а на ногах у него были коричневые замшевые кроссовки.

Он снял бейсболку, и я ахнула.

— Ах, это. — Он показал на огромный шрам на лбу. — Вот поэтому я и надел кепку. Я вчера вечером слетел со скейтборда. Глупо. И я знаю, что он безобразный, извините.

Я покачала головой.

— Неважно. Дилан подумает, что это круто.

Питер был гораздо крупнее, чем я его запомнила.

Прошла всего пара минут, а мне уже казалось странным, что в моем доме находится посторонний взрослый мужчина, разговаривающий низким голосом. И его я наняла в няни? С магистерской степенью? Он намного выше меня, и как я буду им командовать? Встану на цыпочки и велю немедленно убрать игрушки? Мне стало не по себе.

— Питер, я очень рада, что вы здесь.

— Что-то не похоже.

— Нет, правда, все будет просто здорово.

Послеполуденный светлился сквозь желтые шелковые шторы в гостиной и отражался от стопки книг на журнальном столике. На книгах стояли два больших контейнера с крышками. Я предложила Питеру сесть в маленькое антикварное кресло, а сама устроилась рядом на диване.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Ага.

Интересно, он попросит чего-нибудь «мужского», например пива? Я вскочила.

— Имбирный эль, пожалуйста, а если нет, то можно кока-колы.

Я достала лед из морозильника и собралась уже положить его в хрустальный бокал. Минуточку, кажется, я задала неправильный тон: он же не гость, а служащий.

Тем временем Питер рассматривал контейнеры. На одном — была этикетка «Детские лекарства», а на другом — «Семейные лекарства на крайний случай». Рядом со столом стояла картонная коробка с надписью «Домашние припасы на крайний случай». Я собрала ее той ужасной осенью после 11 сентября. Там же лежала папка с двумя копиями списка важных телефонов и адресов и ежедневные расписания учебных, спортивных и культурных занятий с особыми цветными пометками для каждого ребенка. Моя мама была библиотекарем в местной средней школе, поэтому у нас дома даже инструменты в гараже раскладывались по библиотечно-каталожной системе. Это мама виновата в моем пристрастии к спискам.

Питер сидел, глядя на меня вежливо и внимательно, и я слышала, как тикают часы на каминной полке.

— Давайте я объясню, какие у нас тут порядки…

— В каком смысле?

— Ну, в доме. Как все работает.

— У вас что, как в конторе?

— Да нет, просто по расписанию.

— А должностные инструкции для работников есть?

— Очень смешно. Инструкций нет, но работники есть. Няня Иветта и экономка Каролина. Они прекрасные женщины, но им понадобится несколько дней, чтобы к вам привыкнуть.

— Нет, не понадобится. Где они?

Он встал.

— Погодите! Давайте сначала… кое-что обсудим, Если вы не против. С вами все в порядке? Вам тут нравится?

— Пока в порядке. Семь минут у вас просидел, но вроде все нормально. — Он улыбнулся. — А с вами-то все в порядке?

Я что, так сильно себя выдаю? Я нервно зашелестела бумагами, все еще не очень понимая, каким тоном разговаривать с взрослым мужчиной, которого, я нанимаю на работу, избегая при этом снисходительности. Я не хотела говорить покровительственным тоном. А потом я подумала, насколько по-сексистски это выглядело: женщинами в доме я командовать могла (или, по крайней мере, пыталась), а вот мужчинами — нет.

— Дилан ходит в школу Сент-Генри на углу Восемьдесят восьмой и Парк-стрит. По понедельникам у него спортивные занятия на острове Рэндалл. Они забирают детей на автобусе и потом привозят обратно, но иногда матери отвозят детей сами, чтобы посмотреть тренировки. Вы могли бы возить его туда? Вы умеете водить машину?

— Водить? М-м-м-м…

— Вы не водите?

— Может, вы меня научите?

— Я?

— Я шучу. Я умею водить машину.

— Умеете? О, отлично! — Надо взять себя в руки. Это просто смешно. — Ладно, я это заслужила. Просто… ну, вы когда-нибудь водили «сабербен»? Такой, знаете, большой, трехрядный, и по городским улицам?

— Как, по-вашему, много тридцатилетних мужчин родом из района Скалистых гор не умеют водить джипы?

— Немного. Извините.

— Да не извиняйтесь, ничего страшного. Просто я в одиночку с тремя десятками ребят справлялся, так что, знаете, все будет в порядке.

— Точно?

— Ага.

— Здорово. — Это прозвучало так, будто я хвалю трехлетку, и я покраснела. — По пятницам у него виолончель, в пять часов. В очень хорошей музыкальной школе на Девяносто пятой улице. Вы знаете, научно доказано, что студенты, занимавшиеся в детстве музыкой, учатся в медицинских школах на сорок процентов лучше.

— Да ну?

— Да-да. Это как-то связано с тем, что они привыкают сводить ноты в уме в одно целое. Адрес в папке. По средам у него столярное дело — это поможет потом с геометрией, отлично развивает мелкую моторику и помогает сосредотачиваться на доведении проектов до конца. По вторникам и четвергам с половины четвертого до половины пятого, или далее до шести, я совсем не против, вы двое…