– Так что, пока мы плутали, вы все слопали без нас? – этот вопрос мама адресовала мне, пытаясь – безуспешно – вытащить меня из ступора.
– Никуда вы не опоздали, мы только-только растопили духовку, – ответила за меня Елена Михайловна. – Слава, подойди к нам, познакомься! Слава, ну где ты? О, вот ты. Ну что же ты в тапочках?
– Ты считаешь, что было бы лучше, если бы я был босиком? А может, у меня носок драный?
– Слава! – воскликнула фальшиво возмущенная Елена Михайловна, а «Слава», для всех Вячеслав Андреевич, весело подмигнул остекленевшей Фаине. Он тоже был высок, тоже чем-то отдаленно напоминал длинношеего, аккуратно ступающего папу-жирафа, а улыбался он, как заправский Чеширский кот. Глядя на него, ни у кого не осталось бы ни единого вопроса в биологическом отцовстве Игоря Апреля. Такая «жирафья» порода – большая редкость. Их семью вполне могли занести в Красную книгу.
– Маргарита Венедиктовна, очень приятно, – кивала мама, тоже улыбаясь звездой с красной ковровой дорожки. И с опаской поглядывая на нас. Мы с Файкой стояли – два дубовых истукана, две головешки – и не могли извлечь из себя ни звука.
– Вячеслав Андреевич, и нам, и нам приятно. Не передать, как. Игорек много рассказывал нам о вашей семье.
– Ох, этого-то я и боялась, – сказала мама и задорно рассмеялась. – Познакомьтесь, Даниил Семенович Марков, мой близкий друг, – и мама еще крепче взяла под руку этого «мужика», из-за которого мы с Фаиной лишились способности двигаться или говорить.
– Добро пожаловать, – кивнул папа-жираф. Мама повернулась к нам.
– Даня, а вот эти две безмолвные статуи – мои дочки, с которыми ты так хотел познакомиться. Но, видимо, не удастся тебе познакомиться. Видишь, их унесло в другое измерение. Лиза, скажи хоть что-то.
– Что сказать?
– Да все равно, лишь бы стало ясно, что у тебя нет инфаркта, – улыбнулась мама. Я почувствовала, что злюсь. Да, злюсь. Не могу сказать, на что, не могу сказать, что имею на это право.
– Прекрасная погода… не правда ли? – выпалила я, сощурившись. Погода была ужасной. Мама нахмурилась.
– Как скажешь, как скажешь.
– А я люблю метель, – сказал Даниил Семенович и взял мою руку в свои большие ладони. Я беспомощно оглянулась на Фаю, та смотрела на нас, как будто за нашими спинами маячили привидения. Рукопожатие было сильным, рука – теплой и сухой. От маминого… Близкого Друга, я решила называть его так, пахло какой-то хорошей туалетной водой и уличной холодной свежестью. – Значит, вы Лиза, верно?
– Да.
– Очень приятно. Наслышан, наслышан.
– А мы – нет, – влезла Фая, заставив всех испытать неловкость. Тон ее голоса был – сама любезность, но я знала, Фая была в ярости. – Мы вот буквально ничего о вас не знаем.
– Этот пробел легко устранить, – ответил Даниил Семенович, но руки Фаине не подал. Отвернулся, взял нашу мать под локоть и повел в комнату. Мы так и остались стоять в прихожей, как две разъяренные фурии, которым не удалось пробраться за границу трехмерного портала в другое измерение.
– Ты подала ему руку! – прошипела Фая.
– Я ничего не подавала, – ответила я, защищаясь. – Он взял мою руку сам.
– Но ты не сопротивлялась.
– А ты считаешь, нужно было позвонить в полицию? – съязвила я. Фая демонстративно закатила глаза. Я понимала – как бы мне ни было сложно и тяжело сейчас, ей было тяжелее. Я любила нашу мать, очень любила. Фаина тоже. Но еще моя сестра была сумасшедше, фанатично предана памяти нашего отца. Так что это был только вопрос времени – как и когда она растерзает этого… гхм… Близкого Друга. Иных перспектив я не видела. Поножовщина. Вот чего всем нам нужно ждать.
– Нехорошо, Фая. Пойдем! – попросила я.
– Куда?
– Перед родителями твоего Игоря неудобно! Пойдем хоть посидим поедим. – Я взывала к Фаиному воспитанию, ни к чему другому в этом случае, пожалуй, взывать было невозможно. Фая несколько раз вздохнула, а затем решительно тряхнула головой.
– Пойдем. Посмотрим на него поближе. Чего ему нужно от нашей матери?
– Фая!
– Что – Фая? Думаешь, просто так она скрывала этого… как его там… от нас? Нет, у меня есть вопросы, – и Фая решительно направилась в комнату, где нас уже ждал накрытый стол.
Дальнейшее напоминало настоящий кошмар. Пытку. Фая кружила вокруг Этого Человека и задавала ему вопросы, от которых все краснели. «Насколько серьезны его намерения?», «Отчего это он сам не женат в Таком Возрасте?», «Не боится ли он, что все это плохо скажется на здоровье? Опять же, в Таком-то Возрасте?» И, наконец, Фаино коронное – «Знает ли он, что у его новой девушки есть внуки?».
– Я знаю, – ответил ей Даниил Семенович, явно с трудом сдерживая ухмылку. Надо отметить, что держался он с отменным достоинством. Спокойно и степенно ел шашлык и позволял Фаине вести себя возмутительно.
– Значит, в курсе, что моя мама – дважды бабушка, – повторила Фая.
– Конечно, я в курсе. Между прочим, я тоже дедушка, так что, с вашего позволения, имею некоторый опыт. И могу вам со всей ответственностью заявить, внуки – это даже большее счастье, чем дети.
– Да! – сурово бросила мама. – И сегодня я с этим согласна, как никогда.
– Так что, дорогая Фаина, если вам когда-нибудь понадобится помощь… Посидеть с детьми, почитать им книжку – обращайтесь.
– Да вы – сама забота!
– Спросите кого угодно! Это так и есть! – радостно улыбнулся он. Но глаза у него оставались холодными.
– Помощь нам не нужна. С тех пор как папы не стало, мы привыкли, знаете ли, обходиться без всякой посторонней помощи. И о маме заботиться тоже.
– Чего это! – возмутилась мама. – Я что, какое-то беспомощное существо?
– Твоя спокойная старость – это наш долг! – выпалила Фаина. Мама побелела и ошарашенно посмотрела на Фаину.
Это был перебор. Это было ужасно. Я не знала, что сказать. Мама встала из-за стола, сказала, что сыта по горло, извинилась перед Игорем. Наши родственники-«жирафы» растерянно переводили взгляды с мамы на Фаю и обратно. Первым среагировал папа-жираф.
– Даниил Семенович, – кивнул Вячеслав Андреевич и склонился немного, – хотите, я покажу вам… покажу вам…
– Мою коллекцию книг, – подсказал ему Игорь.
– На кухне? – удивился Вячеслав Андреевич, но Игорь посмотрел на него таким полным намека взглядом, что тот кивнул. Тогда Даниил Семенович поднялся, пробормотал, что в прилагаемых обстоятельствах с удовольствием посмотрит на любую коллекцию чего угодно. И именно на кухне. И они ушли. Все ушли, оставив в комнате только нас с мамой. Фая молчала.
– Ты понимаешь, что это – чистое хамство? – тихо, но твердо сказала мама.
– Откуда ты его взяла?
– Я не обязана тебе ничего объяснять.
– Не обязана. Но и я не обязана смотреть, как ты… как ты…
– Как я что? Живу своей жизнью? Не собираюсь хоронить себя заживо?
– Я не думала, что ты такая! – воскликнула Фая. – А как же… как же…
Я знала, она говорила о папе. Никогда за все годы, что прошли со дня смерти нашего горячо любимого папочки, ни разу за все это время мама не давала нам повода думать, что в ее жизни может появиться кто-то еще. Что она может хотеть чего-то еще. У них с папой была Настоящая Большая Любовь. Разве такое можно забыть? Разве такое можно повторить?
Даниил Семенович показался в дверях.
– Рита, ты мой телефон не видела? Что-то не могу найти. Мне нужно срочно позвонить.
– Рита! РИТА?! – бросила Фая мне тихо, почти беззвучно. – Вот до чего дошло!
– Ты его забрала?
– Забрала? – хмыкнула мама, заглядывая себе в сумку. – Ты его бросил в машине, прямо на сиденье. Даня, вот он. Я не знаю, как тебе только не разобьют стекло. Ты же постоянно все забываешь! – И мама протянула Этому Человеку телефон. Близкий Друг посмотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но затем сухо кивнул и ушел. Он явно был расстроен тем, как все пошло.
Все пошло не так.
– Ну, что? – Мама стояла и смотрела на нас, изучая дочерей, как редкий вид сорняка, выросшего у нее на грядке. – Что вы по лимону съели?
– Рита? – спросила Фаина. – Серьезно? Рита?
– Не понимаю. Что такого?
– Это как-то… неуважительно.
– Серьезно? А как надо? Маргарита Венедиктовна? И на «вы»?
– Как давно у вас… вы?.. – выдавила я и густо покраснела. Мама хлопнула руками о бедра и покачала головой.
– Да, у меня есть мужчина! Объясните мне, почему вы смотрите на меня так, словно поймали меня в кожаной юбке в квартале красных фонарей? – И мама укоризненно склонила голову. – Я взрослая женщина.
– Ты мать, – поправила ее Фая. – Наша мать!
– И что? Кажется, вы давно выросли. Одна замужем, вторая – очень надеюсь, скоро выйдет. Фая, не смотри на меня так, словно я тебя собираюсь расстрелять. Задай, задай мне этот вопрос.
– Какой вопрос? – одними губами произнесла сестра.
– Такой вопрос: «А как же папа?» – продолжала мама. – Я вдова уже почти десять лет. Ты знаешь, что это такое – десять лет одиночества? Когда вся твоя жизнь – это новый сериал по Первому каналу. Этого ты желаешь мне? Такой жизни? Или ты считаешь, что мне уже все поздно? – спросила мама с вызовом.
– Я этого не говорила, – ответила Фая, но тон, которым она это произнесла, исчерпывающе показал, что – да, именно так она и считает. Прямота и честность – номинальные ценности, но сколько времени и сил уходит на то, чтобы научить наших детей врать – с самого детства. Уметь улыбаться и говорить вежливые фразы лживого содержания в определенных ситуациях – это и значит быть воспитанным человеком. Не про Фаину Ромашину.
– А что ты говоришь? – нахмурилась мама. – Что именно ты хочешь мне сказать?
– Ничего. Ничего.
– Да брось.
– Значит, любви все возрасты покорны, да? И в твоем возрасте…
– В каком моем возрасте? В каком? – ледяным тоном переспросила мама.
– Я не знаю. У тебя внуки.
– И что? Ты хотя бы осознаешь, что мне пятьдесят один год! Всего пятьдесят один, черт побери.
Хотя возраст нашей собственной матери мы и без этого знали, мы никогда не задумывались над ее возрастом. Для нас обеих она была как земля – так же надежна, так же необходима и так же стара. Она была матерью, которая, как и все матери, не имела возраста.
– Да-да, не сто пятьдесят один, не двести тридцать. Всего пятьдесят один. Из которых тридцать я таскалась с вами и отдавала вам все сто процентов своего времени. А сейчас вы выросли, я одинока, свободна…
– Мы будем чаще звонить. Каждый день будем звонить. Будем помогать по дому. И по даче. Я поговорю с Игорем, он может тебя туда возить. Мы будем, будем все делать, – тараторила Фая.
– Я слышу тебя. Это похвально.
– Тебе не будет одиноко. Он тебе не нужен, это какое-то временное помешательство.
– Считаешь меня сумасшедшей? Что еще скажешь, доченька?
– Это все из-за нас, из-за того, что мы все тебя бросили.
– Вы меня не бросили. Вы выросли, Фая. Выросли.
– Я… я могу обратно переехать к тебе, если уж на то пошло, – заявила Фая самым решительным тоном. Мама глядела на нее с неприкрытым ужасом.
– Только вот не надо. Мы с Даней целый год ждали, чтобы у тебя сложилась жизнь. И теперь, когда все счастливы, могу и я…
– Сколько вы… постой… что вы… я не понимаю, сколько вы уже друг друга знаете?
– С Даней?
– С Этим Человеком! – поправила ее Фая.
– С Этим Человеком мы знаем друг друга уже третий год, – холодно ответила мама.
– Сколько? – ахнули мы хором.
– И поверь, я достаточно долго ждала и сомневалась, знакомить вас или нет. И каждый раз я решала, что нет, что нельзя, потому что вы как-нибудь не так отреагируете. Что, очевидно, было правдой, и я как в воду глядела. Но теперь уже пришло время, и я уже устала прятаться от вас по шкафам.
– По каким шкафам? – вытаращилась Фая.
– Это образное выражение, Фая, – вмешалась я. – Образное. Никто ни по каким шкафам не прятался. Верно, мам? – и я выразительно посмотрела на маму.
– Рита, у вас все хорошо? – из кухни к нам заглянул Этот Человек. Мы с Фаей как по команде заткнулись. Мы – но не мама.
– Нет, не хорошо. Ты понимаешь, мои дочери считают меня какой-то рухлядью. Понимаешь, Даня, я для них – рухлядь! – возмущалась мама. Игорь и его родители тоже зашли к нам, держа в руках какие-то толстые книги с дорогой цветной полиграфией.
– Я такого не говорила! – возразила Фая тихо, почти себе под нос. – Я просто сказала, что приводить неизвестно кого вот так, с улицы…
– После трех лет знакомства… – добавила мама.
– Действительно, Фая, – пробормотала я.
– Ну, спасибо, сестра, – кивнула Фая. – Спасибо. Ты их еще поддержи!
– Рита, ты юная и прекрасная, – сказал Даниил Семенович, – а если твои дочери этого не понимают, это просто потому, что они сами еще не настолько юны и прекрасны. Им нужно дать время. Примерно лет до пятидесяти. И тогда они тебя поймут, это совершенно точно. Помнишь моего сына на юбилее в Праге? Тоже считает, что пятьдесят пять – это уже практически древность, – и он рассмеялся. – Все потому, что самому ему двадцать пять. Дитя, совсем дитя.
"О рыцарях и лжецах" отзывы
Отзывы читателей о книге "О рыцарях и лжецах". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "О рыцарях и лжецах" друзьям в соцсетях.