Как бы она хотела передать такие же чувства этой молодой паре!

Софи оперлась обеими руками о палку. Она видела, что они ждут ее слов, видела, что каждого мучает свой страх. Джудит почти уткнулась лицом в тарелку, но Софи не нужно было смотреть ей в глаза, чтобы знать: они потемнели и полны сомнений. Она понимала и то, что выражает решительно выдвинутый вперед подбородок внука. Какие упрямые!

– Даю вам три месяца, дети, – негромко, но четко проговорила Софи, смягчая слова доброй улыбкой, – чтобы вы поняли, подходите ли друг другу. В конце этого срока, если вы почувствуете, что не уживаетесь, я пересмотрю свои слова. Вполне возможно, я ошиблась и не сказала ничего такого, что могло бы навсегда привязать вас друг к другу, когда Малкольм призвал меня в свидетели. – Она не спускала глаз с Алисдера.

Своими действиями сегодня, представив Джудит всему клану как жену лорда Маклеода, Малкольм ясно показал, что Алисдер охотно принял этот союз. По обычаям клана они уже считались мужем и женой.

Воцарилось молчание. Алисдер и Джудит молча обдумывали сказанное Софи. Когда девушка заговорила, ее слова повторили мысли Алисдера. Совпадение только усугубило его раздражение.

– Незачем напрасно тратить время, – тихо произнесла она. – Я знаю, мы не подойдем друг другу.

Алисдер кивнул, полностью соглашаясь.

– Если вы не желаете даже попробовать, значит, с памятью у меня все в порядке. Малкольм объявил вас мужем и женой при свидетелях.

– Бабушка, как бы я ни стремился положить конец этому фарсу, я не прошу тебя лгать.

– Алисдер, мое самое страстное желание – увидеть, что твоя жизнь устроена. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на сожаления или боль. Я бы все отдала, чтобы ты обрел покой, даже если ради этого придется кое-что забыть. – Софи ласково улыбнулась ему. Он так напоминал любимого Джеральда! – Никогда не сомневайся в одном, дорогая моя, – проговорила она, обращаясь к Джудит, – даже если будешь сомневаться во всем остальном. Эта земля рождает отважных людей. Упрямых, верных до конца, верящих в идеалы, от которых готов отказаться весь остальной мир. Мой внук воплощает все лучшее, что есть на этой земле. Тебе могло повезти куда меньше с мужем.

«Точнее сказать, лорду Маклеоду могло бы больше повезти с женой», – подумала Джудит, не отрывая глаз от стола. Только один раз она взглянула на хрупкую маленькую женщину, лицо которой было полно решимости, и заметила, как покраснел Маклеод. Неужели смутился, услышав похвалу в свой адрес? Вряд ли.

– Если в конце этого времени, – продолжила Софи, словно не замечая изучающего взгляда Джудит, на секунду остановившегося на лице Алисдера, – ты здесь не приживешься, считай себя свободной, можешь уйти. Правда, с деньгами у нас туго, но у меня есть кое-какие драгоценности. Какое-то время ты продержишься.

– Нет-нет, я на это не пойду, – возразила Джудит.

– А я и не позволю, – резко вставил Алисдер.

Последние два года, несмотря на все трудности, голод и лишения, которые пришлось вынести клану, он не прикоснулся к драгоценностям бабушки. Не из гордости. Гордость умерла, когда он впрягся в плуг. Она исчезла, когда пришлось ломать мебель, чтобы зимой топить камин, когда снег толстым покрывалом укрывал землю, а проникающий ледяной ветер завывал в стенах замка. Гордость ушла, когда он вернулся домой в Тайнан, сломленный горем и отчаянием, и с ужасом увидел, что осталось от клана. Остатки былой гордости умерли, когда пришлось ковыряться в земле, отыскивая случайно не выкопанные картофелины, любые съедобные коренья для умирающих от голода людей. Нет, в лорде Маклеоде говорила не гордость, а, скорее, странная, неуместная чувствительность.

У них мало что осталось от прошлого. Им запретили жить по-своему. Остались только память да отдельные безделушки. Продав драгоценности Софи, конечно, можно было какое-то время существовать без забот, но их потеря стала бы невозвратной утратой. Броши, ожерелья, несколько золотых браслетов, переливающиеся драгоценные камни, никогда не знавшие оправы, были подарены Софи ее мужем, дедушкой нынешнего лорда Маклеода. Софи не цеплялась за них и, если надо, не стала бы возражать против их продажи. Однако Алисдер видел, как иногда она вынимала их из тайника, внимательно разглядывала, гладила, а из ее глаз беззвучно текли слезы. Нет, он не отнимет у бабушки ее воспоминания и тем более не позволит сделать это англичанке.

– В определенное время мы все делаем то, что должны, дети, – проговорила Софи с упрямством не меньшим, чем у Алисдера. – Драгоценности принадлежат мне, и я вольна распоряжаться ими, как сочту нужным. И потом, кажется, ты кое-что забыл. Ваше расставание еще под вопросом. Решать буду я. Если мне покажется, что вы не очень старались, вы останетесь мужем и женой. – Софи замолчала и повернулась к Джудит. – Детка, – обратилась она к ней, – мы живем не в обычное время, да и ты не девушка. Иначе такой договор был бы невозможен. Ты уже была замужем, поэтому несколько месяцев, которые проведешь с Алисдером, никак не повлияют на твою репутацию. Ты понимаешь?

– По-моему, ты намекаешь на более близкие отношения, бабушка, – перебил ее Алисдер, – но этого не случится. – Он не испытывал ни малейшего желания дополнительно осложнять свою жизнь, разделив постель с англичанкой.

Джудит не отрывала взгляда от изрезанной поверхности дубового стола.

– Но вы ведь попробуете? Это все, о чем я прошу, – взывала к ним Софи, – а иначе готовьтесь провести вместе всю жизнь.

От этих слов Джудит стало не по себе. Она посмотрела прямо в глаза Алисдеру. Угроза бабушки сильно подействовала и на него. Он тоже пристально посмотрел на Джудит.

«Часто крошечная искра разжигает огромное пламя», – подумала Софи и улыбнулась.

Глава 6

Больно.

Глаза никак не открыть. Что-то не так. Джудит попробовала приподнять веки, но, налитые свинцовой тяжестью, они не слушались. Захотела поднять руку и прижать к глазам ладонь, освободиться от повязки, но поняла, что руки крепко связаны за головой. Она попробовала подтянуться, но только туже затянула веревку, которая стягивала запястья. Ужас охватил ее, заполнив липким потом каждую пору на теле.

Она вскрикнула от неожиданности, когда у самого уха раздался мужской голос.

– Так,– произнес он тихо, почти сочувственно, и тут же чья-то рука зажала ей рот,– значит, ты проснулась. Хорошо. Было бы очень жаль, если бы ты пропустила следующую часть.

– Не надо, – молила она сквозь сжимавшие ее рот пальцы.

– Не надо? А как же мы? Так и не повеселимся? – Беззвучная усмешка. – Ну уж нет.

Руку сменили губы, горячие и влажные. Она едва не задохнулась, когда его язык резким движением ворвался ей в рот. От него несло табаком и бренди. От отвращения она крепко сжала зубы. Он тотчас отскочил, вскрикнув от боли, – единственная награда за крошечный мужественный поступок, а потом нанес ей сильнейший удар по голове. Она закричала – громко, пронзительно, но ее крики вызвали у них только смех. Казалось, он лишь еще больше возбуждает этих зверей, веселящихся при виде чужого страха. С нее сорвали одеяло, и холодный воздух охватил взмокшее от испарины обнаженное тело. Она брыкалась несвязанными ногами, но эти движения еще больше забавляли мужчин и не остановили руку, которая не торопясь, бесстыдно изучала ее. Джудит выгнулась вверх от боли, когда чьи-то пальцы вошли в нее, однако это непроизвольное движение вызвало только дополнительные похабные замечания собравшихся.

Матрац прогнулся под тяжестью мужчины, навалившегося на нее. Она кожей ощутила его волосатое тело. Джудит дернула согнутой ногой вверх, пытаясь скинуть его. Послышался приглушенный стон и ругательства, она поняла, что сделала ему больно.

– Вытяни ей ноги, Энтони, и привяжи к спинке кровати.

Джудит сопротивлялась как могла. Однако сил, рожденных страхом и гневом, было явно недостаточно. Веревки, которыми привязали ее раздвинутые ноги, стали красными от крови, прежде чем она, обессилев, замерла на матраце. Но даже теперь она не собиралась облегчать им задачу.

Она извивалась от отвращения при прикосновении губ и рук, которые делали с ее телом все, что хотели, дергалась то в одну сторону, то в другую, но веревки надежно держали ее, а мужчины довольно смеялись, перемежая смех сальными шутками.

– Уверен, ей даже нравится! – крикнул кто-то.

– Твою сучку надо приручить, Энтони, – захохотал другой.

Словно в наказание за непокорность, чьи-то грубые пальцы схватили ее груди и сильно сжали их. Джудит застонала от боли, но слабый звук только подзадорил мучителя, который тут же больно укусил ее сосок. Увы, эта боль была ничто по сравнению с мукой, которую пришлось вынести ей дальше.

Бесстыдные пальцы сменил огромный фаллос. Он безжалостно вошел в Джудит, разрывая сухую нежную ткань и смазывая свой путь ее кровью. Приглушенные крики Джудит сопровождались стонами животного удовольствия ее мучителя.

Но и этим дело не кончилось.

Получив свое, первый мужчина оставил Джудит для того, чтобы его место занял другой. Затем – еще один. Тело ее покрылось следами укусов и синяков от засосов. Боль внизу живота, была теперь пустяком по сравнению с тем, как болело все тело.

Разум Джудит не принимал участия в этой битве за выживание. Казалось, сознание отделилось от плоти и со стороны с ужасом наблюдает за тем, что происходит с ее телом. Она чувствовала, как между ног у нее струится теплая липкая жидкость. Джудит понимала, что истекает кровью. Каждое новое движение насильника ранило не только тело, но и душу.

* * *

Джудит проснулась и сразу подумала, что кошмар, от которого она все еще дрожала, теперь часть прошлого. Воспоминание. Энтони умер, а брат его далеко. В выгоревшем замке она в безопасности. И в этом заключается ирония: отправив дочь сюда, отец, сам того не ведая, избавил ее от мучений.

Но Софи Маклеод предложила невероятную сделку.

Удивительно, как уважительно шотландцы относились к очень странному обряду бракосочетания во дворе. В прошлой жизни Джудит уважение ценилось не очень высоко. Отец считал, что такие понятия, как честь и уважение, существуют только для слабых, сам же он привык жульничать и обманывать, особенно если это сулило хорошую прибыль. Ни один из ее бывших мужей не обладал тем, что можно назвать характером.

Джудит сидела на краю просевшего матраца, ее руки все еще дрожали. Уже несколько месяцев кошмар не повторялся, впрочем, понятно, почему он опять приснился прошлой ночью: этот разрушенный замок с обгоревшими стенами и вечным запахом гари, наверное, притягивал привидения и воспоминания.

Джудит подошла к окну. Занимался рассвет.

Пейзаж перед ее глазами был странен и поразительно не похож на то первое впечатление, которое произвел на нее Тайнан. В нем не осталось ничего мрачного. Казалось, природа решила показать ей здешние места с лучшей стороны, дразнила глаз спокойствием и красотой. Серые остроконечные пики дальних гор с белыми вершинами походили на шоколад со взбитыми сливками. Высокие сосны слева от замка взмывали в небо, их густые ветви плотно закрывали его. Утесы обрывались в море, белые гребни ленивых волн медленно накатывали, разбивались об огромные валуны и успокаивались в небольшой, окруженной с трех сторон скалами бухте. Краски были до невероятности чистыми в это великолепное утро: синева воды и неба, изумрудная зелень леса, белизна морской пены и дальних заснеженных вершин, приглушенно-серый цвет гор и глубоких волн – все звучало единой волшебной симфонией цвета.

Джудит закрыла глаза и глубоко вздохнула. Пряный морской аромат ничем не напоминал резкие запахи Лондона. Здешний воздух, свежий и приятный, отдавал запахом морской соли и недавно вспаханной земли – запахом живой природы, а не человека.

Три месяца – сравнительно небольшой отрезок времени, особенно если учесть, что ее замужняя жизнь с Энтони длилась четыре бесконечных года. Три месяца – почти ничто, зато после ее ждут свобода и безопасность. Через три месяца наступит осень, но дороги будут еще проходимы. Она не вернется в Англию. Она начнет новую жизнь, начнет все сначала, и ее новая жизнь будет чиста, как сегодняшнее утро.

Джудит с удовольствием бы умылась сейчас холодной водой, не забудь она накануне наполнить кувшин. Она слишком торопилась улизнуть из-за кухонного стола, чтобы думать о подобных пустяках. Теперь она с сожалением вздохнула, надела то же платье, что осторожно сняла накануне вечером, и, аккуратно расчесав волосы, уложила их узлом на затылке. Потом расправила плечи, сделала глубокий вдох и открыла дверь, ведущую в холл.

Она едва не столкнулась с главным героем своих размышлений. Маклеод остановился и, не произнеся ни слова, оглядел ее взглядом, в котором отсутствовали насмешки или одобрение. Его глаза вообще ничего не выражали, словно она и не стояла перед ним, а он изучал стену у нее за спиной.