Грейс знала, что муж в восторге от оранжереи, от розария, от цветников, которые она устроила возле дома. Знала и то, что ему нравится смотреть, как она вышивает, хотя и старалась не поднимать головы от работы — пусть думает, будто она не замечает его взглядов. Еще Грейс знала, что Перри одобряет спокойное и умение, с которым она ведет хозяйство. И самое главное, как это ни казалось ей странным, прекрасно знала, что ему доставляет наслаждение заниматься с ней любовью. Она жила одним днем и, принимая во внимание и опыт прошедших лет и всю необычность их брака, понимала, что хорошее не может длиться вечно. Ночью, лежа рядом со спящим Перри, Грейс чувствовала, что любит его, но старалась гнать от себя мысли об этом. Легче вынести боль в будущем, если не признаваться себе в том, что Перри для нее гораздо больше, чем ласковый и любвеобильный мальчик.

А боли в будущем не избежать. Причем им обоим. Перри не может быть всегда доволен тем образом жизни, который они вели весь этот год. Ему всего двадцать шесть лет. Рано или поздно, несмотря на свою природную доброту и искренность намерений, он ощутит, как много счастья и удовольствий проходит мимо только потому, что он женился на женщине старше себя.

Это ощущение и связанные с ним неудовлетворен ность и тоска причинят ему боль — ведь Перри человек хороший и порядочный. Это причинит боль и ей самой. Но не столь уж непереносимую, если она не станет жадно прислушиваться к нашептываниям предательского сердца, если заставит себя не оживать до конца. Она любила Перри, как любят друга, как мать любит свое дитя, как одно человеческое существо любит другое, и это дает ему радость. Но не как женщина любит свою половину. Нет, ни за что!

* * *

Вскоре после своего замужества она — по совету мужа — сообщила отцу о смерти Пола и о своем браке. Ей трудно было писать это письмо. Грейс не видела отца девять лет и даже не знала, жив ли он.

Но он был жив и ответил ей примерно через месяц коротким, сдержанным письмом без всякого намека на чувства, которые вызвала в нем смерть сына. Только попросил прислать какие-нибудь вещи Пола, если они сохранились.

Перигрин взял у Грейс коробку и принял на себя грустную обязанность отправить все, что осталось от ее брата, за исключением книг, которые находились теперь в их библиотеке. Спустя некоторое время он принес в гостиную, где Грейс занималась вышиванием, священническое облачение Пола и разложил его на шезлонге. Наклонился и поцеловал Грейс в губы, что очень редко делал днем.

— Ты должна оставить себе хоть что-то на память о Поле, как это сделал я. И я знаю, что ты не выбрала бы самое ценное, его часы. Их и все прочее я отправил по назначению.

И тогда Грейс обняла мужа — это она тоже делала днем очень редко — и серьезно посмотрела ему в глаза:

— Спасибо, Перри.

Следующее письмо пришло уже осенью, на сей раз от невестки, и Грейс удивленно приподняла брови. Очень и очень жаль, что Пол оказался таким упорным и ни разу не пожелал увидеться с отцом после их ссоры, писала Этель. Подобное не должно произойти с Грейс, поэтому надо побывать в родном доме, пока еще не поздно. Давно пора помириться и наладить отношения. Хорошо бы ей с мужем приехать на Рождество.

То было странное послание. Грейс показала его Перигрину за завтраком и еще раз прочла, глядя мужу через плечо. Приглашают ли ее как равную? Даровано ли ей прощение или ее по-прежнему третируют как заблудшую овцу? Считают ли виновной в том, что Пола так и не повидали дома до его смерти? Хочет ли отец, чтобы она приехала? Болен ли он?

Перигрин вернул письмо, прочитав его дважды.

— Что ты намерена делать, Грейс? — спросил он. — Только это имеет значение. Ты не узнаешь, как близкие к тебе относятся, до тех пор пока сама там не побываешь. Ты можешь снова оставить их, если это окажется невыносимым. Кроме того, я тоже приглашен и буду рядом, чтобы защитить тебя от возможных оскорблений. Будет так, как ты захочешь, дорогая. Только так, как ты пожелаешь.

Грейс некоторое время сидела, молча уставившись на письмо.

— Я была совершенно другим человеком, — заговорила наконец она. — Ты не узнал бы меня, если б встретил тогда, Перри. Думаю, что я в основном получила по заслугам. Я уже не обвиняю только их, как прежде. Возможно, настало время простить и забыть.

— Значит, ты намерена поехать?

— Но ведь был еще Джереми, — словно не услышав вопрос, продолжала она. — Он не заслужил ничего подобного. И семья не приняла бы его, если бы сын сейчас был со мной. — Перигрин коснулся ее руки кончиками пальцев. — Он все еще там. Я даже не знаю, ухаживал ли кто-нибудь за его могилой все эти годы.

Грейс так и не приняла решения до того, как ушла обсудить с кухаркой меню на следующий день. Он видел тревогу в ее глазах. Она предпочла пойти одна на прогулку, когда Перри сел с книжкой после того, как юные Уолтер и Анна Кэррингтон заглянули к ним, чтобы пригласить на завтрашний вечер поиграть в шарады.

— Расскажи мне о твоем отце и брате, Грейс, — попросил Перри, когда оба легли в постель; он подложил руку жене под голову и укутал ее одеялом. — И o твоем детстве.

Грейс прижалась щекой к его руке и стала рассказывать. Отца она помнила высоким и красивым человеком. Он был почти деспотически строг со своими сыновьями, к дочери же относился очень сердечно и все прощал, не находя в ней никаких недостатков, несмотря на постоянные жалобы часто сменяющихся гувернанток и ревнивые обвинения старших братьев. Она любила отца всем своим детским сердцем. Все переменилось в то утро, когда Грейс, стоя на турецком ковре перед его письменным столом и заносчиво вздернув подбородок, с пылающими щеками, объявила ему, что ждет ребенка.

Отец пришел в дикую ярость и разбушевался не на шутку, однако, сообразив, что гневаться поздно, стал холоден как лед и вел себя так, словно Грейс не существует. За все четыре года, пока Джереми жил в его доме, лорд Ховард, как ей казалось, ни разу не взглянул на своего внука и ни разу не произнес его имени.

— Теперь мне кажется, что у отца сохранились какие-то теплые чувства ко мне, нечто вроде любви помимо воли. Во всяком случае, он не выгнал нас с Джереми и никогда не отказывался платить по счетам за одежду для меня и моего сына, за игрушки и книжки для Джереми. А я не стеснялась в расходах, не хотела, чтобы мой сын был в чем-то ущемлен по сравнению с детьми брата.

Она рассказала Перри и о своем старшем брате Мартине, с которым никогда не была особенно близка, и о его жене Этель, сразу невзлюбившей Грейс, а впоследствии не упускавшей ни единой возможности показать невестке свое презрительное осуждение.

— Вероятно, у нее были основания ненавидеть меня. Я была своевольной и высокомерной девчонкой и ни с кем не хотела делить положение привилегированной особы в доме отца. Я бы тогда не понравилась тебе, Перри. Я сама себе не нравлюсь в воспоминаниях о том времени.

Он поцеловал ее.

— Ты слишком строго судишь себя, дорогая. Не верится, что ты так уж сильно изменилась. А сейчас ты мне очень нравишься.

Трудно представить себе другую Грейс, подумал он, и ее семью, и жизнь, которую он совсем не знает. Трудно представить и те призраки, которые преследовали ее до замужества и могут еще вернуться. Он обнял жену и поцеловал долгим нежным поцелуем.

Перри крепче, чем обычно, сжимал руку Грейс, когда они на следующее утро гуляли и сухие опавшие листья шуршали под их ногами.

— Ты такая тихая сегодня утром, — сказал он. — Грустишь из-за того, что ветви оголились, а листья умерли?

— Нет. Весна вернется. Она всегда возвращается. А в оголенных ветвях есть своя красота, Перри. Меж ду ними так хорошо видны бегущие по небу облака. Сквозь густую листву ты их не заметишь.

Перигрин рассмеялся:

— Я бы назвал это умением находить приятные стороны в грустных обстоятельствах. О чем ты думала, прежде чем я заговорил, Грейс? О своем письме?

Она кивнула.

— Мы поступим так, как ты захочешь. Я уже говорил тебе это вчера. Но если ты хочешь знать мое мнение, то я считаю, что тебе надо вернуться. Надо повидать отца, брата, да и невестку тоже. Повидать их де тей, которые росли вместе с твоим сыном. Думаю, тебе стоит заключить мир с твоим прошлым.

— Ты, вероятно, прав. Мне страшно ехать, страшно встретиться с родными и со своими воспоминаниями. Но видимо, я должна. Только, прошу тебя, не на Рождество. Ведь мы собираемся петь рождественские песни вместе с Кэррингтонами и Мортонами, а на вечер граф пригласил всех в Эмберли. И я хочу встретить сочельник в церкви вместе с нашими друзьями, а потом отведать дома рождественского гуся и сладкие пирожки у камина, в котором будет гореть рождественское полено.

— Моя мать и тетушка собираются весной в Лондон, — сказал Перри. — И я решил предложить тебе, Грейс, тоже поехать туда на несколько недель. Я хотел бы показать тебе город, побывать с тобой в театрах и на светских вечерах. Конечно, хочу снова повидаться с мамой. Эдмунд, графиня и близнецы всегда проводят там сезон. Что, если нам посетить дом твоего отца ранней весной, а потом перебраться в Лондон? Мы вернемся домой как раз вовремя, чтобы полюбоваться нашим садом в разгар лета. — Он усмехнулся. — Ты заметила, что я сказал — нашим садом?

— Заметила. — Грейс улыбнулась. — Хорошо, давай так и сделаем, Перри. Лондон? Мне всегда хотелось увидеть Лондон.

— Всего на несколько недель. Мне никогда не доставляло радости уезжать надолго из дома. А теперь мне особенно хорошо здесь. А тебе, Грейс?

— Да — произнесла она, глядя сквозь голые ветви деревьев на голубое осеннее небо и бегущие по нему облака. — Мне хорошо.

* * *

В конце февраля Грейс с каким-то неприятным предчувствием бросила из окна кареты прощальный взгляд на Рирдон-Парк. Она ни разу не покидала этот дом со дня их свадьбы. Как жаль, что они пропустят приход весны, хотя накануне отъезда обнаружили куртинку подснежников и несколько распустившихся крокусов в траве под деревьями.

Перри взял ее за руку как раз в ту минуту, когда особняк скрылся за поворотом. Он посмотрел на жену со своей обычной веселой и спокойной улыбкой и сказал:

— Дом все еще будет на месте, когда мы вернемся. Должен заметить, что как бы сильно я ни любил свое имение, я люблю его еще сильнее, возвращаясь даже после непродолжительного отсутствия.

— Да, — улыбнулась она в ответ и откинулась на подушки, довольная тем, что муж не выпустил ее руку из своей, даже когда наклонился, чтобы поплотнее укутать ей ноги меховой полостью.

Да, Рирдон-Парк, без сомнения, будет на месте, когда они вернутся. Однако вернутся ли они такими же, как уехали? Что, если уже сейчас наступил конец их взаимопониманию?

Они отправлялись в ее прошлое. Грейс не знала, какой прием ждет их там, как сложатся отношения с родственниками. И не знала, насколько сильными и болезненными окажутся воспоминания о Гарете и Джереми в тех местах, где все произошло целую жизнь назад. Она хотела повидать отца. Хотела повидать Мартина. Хотела побыть возле Джереми. Но не могла представить там Перри. Лучше бы ему не становиться свидетелем ее прошлого. И все-таки Грейс не в состоянии была даже на минуту вообразить, что поедет в отчий дом без него.

Ни в письме к отцу, ни в двух письмах к невестке Грейс ни словом не упомянула о возрасте своего мужа. При одной мысли о том, с каким выражением лиц все они уставятся на Перигрина, вспыхивало прежнее заносчивое упрямство: ей нет дела до того, что они подумают, пусть смотрят как угодно, думают что угодно и говорят что заблагорассудится. Ей все равно.

Однако, увы, Грейс было далеко не все равно. Она истерзала себя переживаниями. Разумеется, все решат, что она поступила как эгоистка, ухватившись за Перри. Подумают, что молодой человек пожалел ее. Не поверят, что в их браке есть взаимная радость и нежность. И это снова оживит ее чувство вины и ощущение неравенства, о которых она уже почти не вспоминала.

А потом они поедут в Лондон, где Грейс ждут новые испытания при встрече с матерью Перри. Что та подумает о своей невестке? Они, разумеется, встречались, когда Грейс была домоправительницей Пола. И что подумает весь этот бомонд, которому ее представят? И каково будет Перри в окружении множества людей… молодых женщин, гораздо более волнующих и привлекательных, чем его жена?

Грейс оставила свою руку в теплой ладони мужа, прижалась плечом к нему и смотрела в окно кареты на грязно-коричневые поля, где уже проступала пока еще блеклая зелень. Скоро придет весна и оденет все в прекрасный, яркий наряд. Но не для Грейс. Ее жизнь обернется осенью или даже зимой. Холодной и суровой.

Уж лучше бы вернуться в Рирдон-Парк зимой, чем летом, когда на деревьях полно плодов и воздух напоен ароматом роз, которые они с Перри сажали вместе.

Глава 4

Никто из хозяев не встретил их на мощенном булыжником дворе, когда карета остановилась перед главным входом в Пангем-Мэнор. Только грум и два ливрейных лакея. Впрочем, февральский день выдался холодным и ветреным.