участием моей сестры. Сначала Ава пытается сопротивляться, но вскоре сдаѐтся и вот уже она

целует его в ответ, отчаянно, компенсируя всѐ то время, когда она была... ага, когда она была

непереносимо глупой и не осознавала, как сильно Джесси еѐ любит. Но вот в чѐм дело – иногда

ты просто не осознаешь, насколько в тебе нуждаются близкие люди. Иногда нужно, чтобы кто-то

другой дал тебе это понять.

Я знаю, это больно, когда ты осознаешь, где в тебе на самом деле нуждаются. Если бы Ник

не позвонил мне в Нью-Йорк, я бы даже не узнала, что в это время переживает Ава. Он

действительно повел себя глупо и подло и не понимал, что на самом деле творит. Но именно

благодаря нему, мы сейчас здесь.

Он освобождается из лап двух здоровенных служащих и направляется в мою сторону.

– Итак, – говорит он, смущенно кашлянув, всѐ ещѐ выравнивая дыхание после бега. – Ты

вернулась.

– Да, – сдержанно отвечаю я. В конце концов, я все-таки "зло".

– Хорошо провела время в Нью-Йорке?

– Нет.

– Ты вернулась раньше, чем я думал.

– Правда?

Он замолкает. Я оглядываюсь на него. Даже пальто у него забрызгано краской. Чем он

занимается? Работает в саду? Устроил художественную студию у себя в шкафу? Что?

– Послушай, Тед, прости, что я наговорил всякого... В любом случае, это сработало. Он

ждал всѐ это время... Спасибо, что привела Аву.

Ага, это сработало. То, как Джесси целует мою сестру, намекает, что он вряд ли взглянул

бы дважды на одну из тех девочек-в-красных-бикини. Даже сейчас Ава выглядит восхитительно в

большом пушистом винтажном мамином пальто и массивной красной шерстяной шляпе.

Разумеется, этому способствует и то, что она тает в объятиях потрясающего белокурого бога

сѐрфинга. Из них вышла изумительная пара.

Мы с Ником стоим и ждем, когда же они закончат свое воссоединение. Затем они

улыбаются друг другу, Ава хихикает, и они присоединяются к нам.

– Ладно, я совершенно точно упустил поезд, – говорит Джесси, – Так что я могу

наслаждаться Лондоном. Куда пойдѐм?

– Поехали обратно ко мне, – предлагает Ник. – Мама на работе, как обычно. Но Евгения

нам что-нибудь приготовит. Мы можем тусить там хоть весь день.

Ава ухмыляется. В данный момент она будет счастлива где угодно, лишь бы Джесси был

рядом.

– Что скажешь, Тед?

– Наслаждайся, – отвечаю я ей, подхватывая свой чемодан. – Увидимся дома.

Ник выглядит так, будто собирается что-то сказать, но в итоге просто молча смотрит.

Сначала мне в глаза. Потом на мои блестящие золотые волосы. Пора уходить.

Я прощаюсь со всеми и в одиночестве спускаюсь в метро, таща за собой чемодан. Ава

окликает меня, но я притворяюсь, что не слышу. Сейчас, когда у Авы всѐ улажено, я наконец

осознаю, что у меня ноет каждая косточка. Мне нужно выспаться и побыть одной. Я определенно

не собираюсь проводить время с лохматым, забрызганным краской парнем в очках, который

считает, что я "дам фору всем злобным моделям".

Сейчас всего лишь обед, но для меня это был очень долгий день.

Глава 38.

Добравшись домой, я сворачиваюсь клубочком в постели Авы. Я всегда думала, что

ненавижу делиться чем-либо, в том числе и комнатой, но сейчас спальня без сестры выглядит

совершенно пустой. Большую часть дня я проспала. Вечером я немного более подробно

рассказываю маме с папой о съѐмках. Я была уверена, что они разозлятся на меня за такое

непрофессиональное поведение и побег с работы, но вместо этого они выглядят... впечатленными.

– Дорогая, ты потрясающая! – мама широко улыбается мне за ужином (в то время как моя

тарелка завалена добавкой картошки, просто потому, что я могу есть, что хочу и сколько хочу).

– После того, как мы так безрассудно позволили тебе уехать одной-одинѐшеньке.

Поверить не могу, что эта женщина уговорила нас так поступить. Но только посмотри, сколько ты

всего сделала, совершенно самостоятельно. Я и не представляла, что ты настолько сильная.

Она бы так не говорила, если бы видела все своими глазами. Я не чувствовала себя особо

сильной, когда тряслась на пароме возле Стейтен-Айленда после проваленных съѐмок.

– Я бы не рекомендовал такую стратегию служебного роста, – говорит папа с озорным

блеском глаз. – Но я горжусь тобой, солнышко. По твоему описанию мне совершенно не нравится

тот образ, которого от тебя требовали. Это абсолютно точно не ты.

Он прав. Девушка, которая требовалась Рудольфу, никогда бы не стала сидеть дома с

родителями, налегая на углеводы и беспокоясь о том, подал ли на неѐ в суд ведущий фотограф.

Она бы вальяжно возлежала, тлея и пламенея, или летела бы на очередном самолете в новое место,

готовая делать это ещѐ и ещѐ раз. Она становилась бы богатой и знаменитой и однажды наверняка

купила бы себе такой же большой дом с мега-гардеробом, как у Кассандры, и, возможно, даже

яхту.

Она никогда не была мной. В моей жизни есть куча других вещей, которые мне только

предстоит сделать.

Ава возвращается от Ника поздно вечером, как раз когда я снова собираюсь завалиться в

кровать. Не знаю, что они с Джесси делали всѐ это время, но еѐ губы выглядят опухшими и

потрескавшимися, а глаза снова сверкают.

– Я даже не поблагодарила тебя по-человечески, – говорит Ава, просовывая голову в

дверь ванной, когда я чищу зубы. (Одетая в пижаму, следует добавить. Я не нудист-зубочист. И не

встречала таких до тех пор, пока не поехала в Нью-Йорк).

– А, не парься.

– Джесси просил поблагодарить тебя от его лица тоже.

– Здорово.

Ник, вероятно, сообщил, что я злобная, эгоистичная дива, как Шехерезада. На самом деле

даже хуже. Должно быть, он тот человек, который предостерег Джесси от общения с моделями.

Но Ава не упоминает ничего такого.

– Кстати, – добавляет она. – Папа сказал, что тебе пришло электронное письмо от Модел

Сити. Это наверняка важно. Прочитать тебе?

– Нет, спасибо.

Я действительно не в состоянии слышать, какую сумму Рудольф требует у меня через суд.

Но Ава меня игнорирует. Она возвращается минут пять спустя.

– Вот оно. Я его распечатала. Здесь говорится...

– Стой! Я не хочу знать.

– Не глупи. Тут ничего плохого. Письмо от Фрэнки. Она говорит, что пыталась

дозвониться до тебя, но у неѐ не вышло.

– Я отключила телефон.

Я чувствовала, что мой старый телефон наполняется сообщениями, которые я не хотела

видеть. Так что, не считая попытки дозвониться Нику из такси, аппарат был погребен в самом

низу сумки от Малберри, и я его избегала.

– Ладно, так или иначе, – продолжает Ава. – Фрэнки говорит, что Кассандра сильно тобой

недовольна, но не нужно переживать, все уляжется. Она говорит, что на прошлой неделе одна из

еѐ девочек пропустила целую фотосессию, потому что самостоятельно забронировала билет и

улетела в Сан-Диего в Калифорнии, хотя ей надо было в Сантьяго в Чили. На самом деле, это

было довольно забавно. – Ава прерывает чтение сообщения смешком.

– И? – раз уж она настаивает на чтении этого письма, я могла бы выслушать и ту часть, в

которой говорится о судебном иске.

– Фрэнки говорит, что свяжется с тобой на неделе. Судя по всему, у Рудольфа Рейссена

определенная репутация, и Фрэки полагала, что ты можешь быть ещѐ не готова к работе с ним.

Кассандра могла бы и сообщить об этом вовремя, но что случилось, то случилось. В любом

случае, она сама обо всем позаботится. О, и она запомнила меня и хотела бы отправить меня на

съѐмки для итальянского Vogue, когда я поправлюсь.

– СЕРЬЁЗНО?

– Нет! Конечно нет, глупышка! Боже, Тед... иногда... – Ава безнадежно качает головой,

отчего еѐ шарф опасно шатается. – Как бы то ни было, – добавляет она, – На твоѐм месте я бы

перезвонила ей завтра. Фрэнки переживает за тебя.

Я звоню Фрэнки прямо с утра, и она советует мне удалить все сообщения от Тины, даже не

читая – та славится своими гневными сообщениями людям, которые посмели вызвать еѐ

недовольство – и ждать дальнейших новостей. Я всѐ ещѐ чувствую себя довольно вымотанной,

так что "ничего не делать" кажется мне идеальной инструкцией. Мне и без того есть о чѐм

беспокоиться – финальная неделя Авиного лечения и все эти странности в школе, так что мозг

чувствует себя перегруженным.

Когда я прихожу в Ричмондскую академию, весь день засыпаю на ходу из-за смены

часовых поясов. Во всяком случае, странности ещѐ хуже. По какой-то причине Кэлли Харвест

выглядит потрясенной и расстроенной и большую часть утра перебрасывается записками со

своими подружками. Половина девчонок класса злобно на меня пялятся на физкультуре. Это всѐ

не может быть только из-за того, что я побывала в Нью-Йорке. Мальчики кидают на меня

странные застенчивые взгляды в коридорах и хлопают друг друга в ладони, когда думают, что я не

вижу. На обеде Кэлли вся в слезах. И что страннее всего, Дин Дэниэлс продолжает широко

улыбаться мне безо всякой видимой причины.

Я отрубаюсь на математике, и Дэйзи приходится тыкать меня карандашом, чтобы

разбудить. К концу этого дня я просто отчаянно хочу очутиться дома и отдохнуть.

Но на пути к автобусной остановке следом за мной по ступенькам сбегает уже знакомая

пара ног. Дин прочищает горло и откашливается. Прелюдия к разговору.

– Итак, говорят, ты провалила свою мега-работу и, вроде как, упустила сотню тысяч, –

начинает он.

– Сотню?

– Ага. Это правда?

– Нет! Разумеется, нет!

Не настолько большую сумму.

– Так ты получила деньги? Круто. Это, типа... – он замолкает, пытаясь подобрать

правильное слово.

– Ненормально? – предлагаю я.

– Ага, ненормально. И, Тед, – быстро добавляет он, прежде чем я успеваю исправить его

насчѐт денег, – Я долго думал. О тебе и обо мне, о нас.

О, боже. Звучит очень плохо. Он поворачивается и смотрит на меня тем же обожающим

щенячьим взглядом, что появляется у папы, когда он думает о Клаудии Шиффер.

– Что ещѐ за "о нас", Дин?

– Ну, типа, между мной и Кэлли не было... ну ты понимаешь. И она, эээ, немного... В

общем, я порвал с ней вчера. И, ты знаешь, ты и я... Мы, типа, похожи, ты знала? В искусстве,

приколах и всякой фигне. И ты горячая штучка, поэтому... Я имею в виду, что...

Мы подходим к автобусной остановке. Я ставлю сумку на землю. Дин смотрит на меня с

надеждой.

– Дин?

– Да?

– Ты только что сказал "Тед", это мило. Я думаю, ты всего лишь второй раз за всѐ время

назвал меня по имени. Ты помнишь, как впервые встретил меня, пять лет назад?

– Эм, вроде того. – Дин выглядит неловко и возится с пряжкой рюкзака.

– Ты назвал меня Инопланетянином38.

– Я так тебя назвал?

38 E.T. – инициалы Тед (Edwina Trout, Эдвина Траут), а также сокращение the Extra-Terrestrial –

инопланетянин.

– Ага. И когда я подросла на два дюйма, ты переименовал меня в Чумовую Пятницу. И

все остальные звали меня так же вслед за тобой. На самом деле, я думаю, что в нашем классе есть

люди, которые до сих пор не знают моего настоящего имени.

– Эм, ну да.

– И мне никогда не нравились эти клички, Дин. Совершенно не нравились. А насчѐт

Кэлли... Ну, у неѐ твои инициалы вытатуированы на шее.

– Ну, так что же?

Он чует тут подвох, только вот не понимает, в чѐм.

– Ну, я всего лишь пытаюсь сказать, что Кэлли, возможно, самая подходящая для тебя

девушка. И нет, я не получила сто тысяч. Я вообще никаких денег не получила. Я не модель, ясно?

И никогда не была ей на самом деле. И если быть совсем откровенной, я в кое-кого влюблена. Не

то, чтобы это имело какое-то значение.