ряд шкафов в одном конце и белый экран с отдельно стоящими прожекторами в другом конце. Она

поправляет мои шорты и серую майку.

– Все прекрасно. Ты справишься, ангел, – решает она. – Никакой косметики, и это здорово.

Просто постой там, хорошо?

Под ―там‖ она имеет в виду – перед экраном, с прожекторами, направленными на меня.

Пожалуйста, не надо. Я прирастаю к месту.

– Давай, – шепчет Ава. – Всѐ хорошо, поверь мне. Ты просто должна там постоять.

Ей легко говорить. А что, если я должна буду позировать и надувать губы, как все эти

модели на всех фотографиях? Что, если другие люди будут высовывать головы из-за двери и

начнут смотреть? А что, если я самовоспламенюсь от унижения?

Она легко подталкивает меня, и я каким-то образом встаю перед экраном и жду, пока

Фрэнки возится с блестящим круглым серебряным отражателем, подключенным в другом месте. К

счастью, Симон пошел за нами, и Фрэнки слишком занята разговором с ним, чтобы уделять мне

много внимания.

– У него последнее предупреждение в школе. Он сводит еѐ с ума. Он должен быть сейчас в

школе, но не пойдѐт, потому что говорит, что "нуждается в визуальной стимуляции".

Симон смеѐтся.

– Нахальный сукин сын.

– Поэтому она привела его сегодня в офис, чтобы не спускать с него глаз. Но он продолжает

использовать офисные телефоны, чтобы звонить подружке в Тасманию. Он просто кошмар.

Абсолютный кошмар. На прошлой неделе он потратил пятьдесят фунтов с еѐ личного счета, чтобы

посетить галерею «Уайт Кьюб».

– Это тот парень, который разговаривает с женщиной за большим столом?– прерывает Ава.

У моей сестры нет никакой совести.

– Да,– смеѐтся Фрэнки. – Это Кассандра. Это еѐ агентство. И еѐ сын. Полный кошмар. Мы

притворяемся, что ничего не слышим, но, конечно, слышим каждое слово. Она смотрит на меня. –

Вот так. Я думаю, мы готовы. Расслабься! Подумай о чѐм-то приятном, хорошо?

Симон дает ей камеру, и она делает первый снимок.

Конечно. Кассандра Споук. Я помню шелковистые волосы из статьи в Мари Клер.

– Это после Шехерезады?– спрашивает Симон. – Она испортила его лучшее время.

– Конечно, – соглашается Фрэнки. Клик. – Не увлекаться девушками. Правило первое.

Она откидывает голову и смеѐтся, как будто это самое глупое правило, когда-либо

изобретенное, или по крайней мере, менее всего вероятно, что ему будут следовать.

Какими девушками? Кто такая Шехерезада?

– Вот так, ангел. Мы закончили, – Фрэнки говорит мне.– Давай посмотрим, что у нас

получилось.

Как закончили? Я не позировала или выпячивала грудь или что-то вроде этого. Я просто

стояла, пока она болтала с Симоном и крутилась вокруг, фотографируя с разных ракурсов. Я

думала, что она проверяет камеру.

– Готово?

– Ага, – говорит Фрэнки, пока они с Саймоном изучают полароидные снимки. Ава тоже

заглядывает. – И они не так уж плохи. Я делала и похуже.

– Правда?

Она смеется над моим удивлением.

– Посмотри сама.

Фотографии очень простые – только мое лицо и верхняя половина – но по сравнению с

домашними попытками Авы, они мини-шедевры. Удивительно, что может сделать белый фон и

приличное освещение.

– Итак, ты можешь пройтись?

Должно быть, я ослышалась. Мне показалось, она сказала "пройтись‖. Конечно, я могу

ходить. Но когда она объясняет, это даже хуже, чем я могла себе представить. Нужно пройтись до

следующей двери через весь офис перед двадцатью глазеющими людьми.

–Я-я так не думаю,– заикаюсь я.

– Не будь глупышкой, – говорит Фрэнки, легко вздыхая. Я думаю, она привыкла иметь

дело с людьми, которые могут говорить на иностранных языках, и при этом печатать и флиртовать.

Для меня было достаточно трудной задачей "просто постой там". – Просто пройдись. Туда и

обратно. Это займѐт всего минуту.

Ава делает умоляющее лицо. Симон ободряюще улыбается. Я всѐ ещѐ хочу сказать: «Нет»,

но когда он открывает дверь в главный офис, я понимаю, что все до сих пор загипнотизированы

тем, что происходит между Кассандрой Споук и еѐ кошмарным сыном. Фрэнки кивает в их сторону

и я, не задумываясь, начинаю идти. Мне интересно получить более ясное представление о нѐм и

понять, в чѐм, собственно, дело. Вообще, довольно приятно иметь предлог, чтобы подойти

поближе.

Кошмарный сын сидит спиной ко мне, сгорбившись, и я вижу только спутанные волосы,

бледно-розовую футболку, забрызганные краской джинсы и грязные кроссовки с дырками. Его

голос низкий, настойчиво жалующийся, но он, должно быть, услышал моѐ приближение, потому

что замолкает и сердито смотрит на меня. Очки в чѐрной оправе. Голубые глаза его матери.

Бледное лицо. Милые губы. Красивые волосы. Как бы я хотела не надевать сегодня мои старые

шорты.

Когда я подхожу к столу, Кассандра поднимает на меня взгляд. О, боже! СУПЕР-модель из

всех супер-моделей смотрит прямо на меня. Я быстро поворачиваюсь и направляюсь обратно.

Вернувшись к месту, откуда я начала, Фрэнки усмехается.

– Милая походка, – говорит она радостно. – Это игриво. Не теряй это.

Я обещаю не терять и вздыхаю с облегчением. Испытание закончилось. Больше нет

никаких унижений, через которые мне придѐтся пройти.

Но, оказывается, есть и другие унижения.

– Сейчас нам нужно тебя измерить, – говорит Фрэнки, порывшись в столе и вытаскивая

рулетку. Она обвивает еѐ вокруг моей несуществующей груди и кричит мой размеры парню через

три стола, так что каждый их слышит.

Ава

хихикает.

Я

сердито

смотрю

на

неѐ.

Ей лучше быть благодарной. Баз Лайтер теперь отошел на второй план в списке унизительных

моментов, которым она меня подвергла.

Фрэнки быстро приглушенно разговаривает с Симоном, прежде чем принимает нас за

своим столом и кладет фотографии поверх всего беспорядка. Я просто рада, что на этих

фотографиях на моей голове нет Снупи. Я должна вспомнить и попросить Аву удалить ту

фотографию на еѐ телефоне.

– В тебе определенно что-то есть, – говорит Фрэнки. – И если ты в итоге будешь работать с

нами, то будешь весело проводить время. Мы все одна большая семья в Модел Сити.

Я бросаю взгляд на Кассандру и еѐ сына. Что, правда?

– Но прежде чем принять какие-либо решение, мы должны сделать пробную фотосессию, –

продолжает Фрэнки. – У меня вскоре кое-что будет, что может тебе подойти.

Ава улыбается, но вдруг мне снова становится холодно.

Я не могу поверить, что повелась на это.

Нам так хотелось верить, что они были настоящими, но в конце концов, они оказались

просто кучкой мошенников. Должна признать, что они гениально замаскировались, но сколько

денег нужно потратить, чтобы выбраться отсюда? Я погуглила ―модельные мошенники‖, как Ава

советовала, и там говорилось, что мошенники могут быть очень настойчивыми. Они постоянно

говорят вам, что придѐтся тратить всѐ больше и больше...

– Пробная фотосессия. Сколько это может стоить? – шепчу я.

Фрэнки смотрит на меня вопросительно, потом улыбается.

– Ох, это ничего тебе не будет стоить. Мы знаем фотографов, которым нужны фото для

портфолио, как и тебе. Они не берут деньги, как и ты. Понимаешь? Когда ты находишь

постоянную работу, клиент платит нам, а мы платим тебе, за вычетом комиссионных, конечно. Не

волнуйся, ангел, мы будем заботиться о тебе. Все совершенно законно. Кстати, вот почему нам

понадобится одобрение твоих родителей. Твои родители не против, что ты здесь?

– О-о, определенно, – вмешивается Ава. – Они очень взволнованы. Они просто ... заняты

сегодня.

– Хорошо. Можешь привести их в следующий раз, когда придѐшь получать пробные

снимки. Итак, как ощущения?

Я чувствую, как моя душа покидает тело.

Они говорят, что все ―законно‖, но также и о подписании контракта со мной. Разве они не

видели мои ноги? Или мои брови? Или волосы? Или тот факт, что я все ещѐ в школе? Или что я не

знаю, кто такой Марио Тестино? Или что я сижу рядом с богиней, и они не проявили ни малейшего

интереса к ней? Эти люди определенно не понимают, ЧТО ОНИ ДЕЛАЮТ.

– Тед? Тед? Что ты думаешь?

Но думаю, я должна быть вежливой. Я расплываюсь в своей лучшей улыбке.

– Изумительно.

Глава 9.

– Разве это было не чудесно? – говорит Ава по дороге к метро. – Разреши мне позвонить

домой.

– Ты же не расскажешь им, что мы сделали? – потрясенно спрашиваю я.

– Конечно, нет!

Серьѐзным голосом она объясняет папе, что нас долго держали в больнице, но мы наконец-

то на пути домой. Она лжет так блестяще и легко, что я трепещу перед еѐ талантом. Потом она

счастливо мне улыбается.

– Видишь? Легко! Ты понравилась Фрэнки!

– Это было ужасно!

– Ты была великолепной.

– Видела бы ты, как тот парень посмотрел на меня. Как будто я ничтожество.

– Не обращай на него внимания. Ты великолепна, это официально. Ох, я должна позвонить

Джесси.

Она снова достает телефон, чтобы рассказать ему новости.

– Он совершенно поражен, – после она сообщает мне. – Он передает тебе поздравления.

– Я думала, ему не нравятся модели.

– Ему не нравится, чтобы его девушка была моделью. Сестры могут делать всѐ, что им

нравится. Ой, посмотри, смайлик.

Она показывает мне телефон. Джесси прислал ей пучеглазое фото самого себя, растянув

рот двумя пальцами так, что всѐ можно увидеть – зубы, десны и миндалины. Но он все ещѐ

выглядел лучше, чем я на тех снимках. Я тихо вздыхаю.

– Ава, я не собираюсь делать пробную фотосессию. Ты понимаешь?

– Собираешься, – говорит она радостно.

Я даже не утруждаю себя спором. Существует миллион причин, почему я не могу этого

сделать, начиная с того, что я не знаю что такое пробная фотосессия, и отсутствия «разрешения

родителей» до ужаса при мысли о ней. Но Ава, кажется, такой счастливой, что я не могу огласить

ей этот список прямо сейчас. Я сделаю это позже, когда еѐ волнение уляжется.

Нам нетрудно хранить в секрете от мамы то, что произошло в Модел Сити.

Понедельник Ава называет ―день-Х‖ – день, когда начинается химиотерапия. Мама прочла

все брошюры, соблюдала все инструкции по подготовке, растратила весь бюджет на свежие,

экологически чистые фрукты и овощи и приготовила всѐ, чтобы Ава чувствовала себя комфортно

после всего, на случай, если после лекарств она почувствует себя плохо, как бабушка. Это было бы

столь ужасно, что мама плачет каждый раз, когда думает об этом.

Мы проводим остаток выходного, рассредоточившись по квартире: мама рыдает в платок,

Ава убеждает еѐ прекратить, папа занят попытками починить коробку передач в мотоцикле

(которая не подлежит ремонту), и я пытаюсь занимать как можно меньше места.

Если бы психолог спросил меня сейчас, я бы сказала, что снова чувствую себя виноватой. В

том, что я здорова, а у моей сестры из груди торчат пластиковые трубки. Если бы я могла разделить

с ней все это поровну или вместе перенести тяжелый приступ ветрянки, или сломать ногу, я бы

сделала. Но меня никто не спросил. Я не являюсь частью этого уравнения. Поэтому я сохраняю

спокойствие и стараюсь не играть ни у кого на нервах.

В воскресенье после полуночи мы долго лежим без сна. Я слышу дыхание Авы, а она

слышит моѐ.

– Всѐ будет хорошо, Tи, – говорит она в темноту, чувствуя, что я не сплю. Я знаю, что

должна утешить еѐ, но в этом мире всѐ "шиворот-навыворот", и она утешает меня. – Люди болеют

раком все время. Я просто должна пройти через химиотерапию, я могу поправиться к декабрю. Ты

слышала, что доктор Христодулу сказал обо мне, я могу пройти через это. Он эксперт. Он имел

дело с множеством людей, у которых всѐ было гораздо хуже, чем у меня. Нам просто нужно