– Понятно, – кивнула она.

– Возможно, вы слышали… – Дворецкий задумался. – Я бы хотел заверить вас, что о таком нанимателе, как его светлость, можно только мечтать.

Бедняга Джонз! Собственная ложь приводила его в уныние. Оливия едва сдержала желание взять его под локоть, чтобы немного успокоить.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, сэр, – сказала она.

Не такую ложь она собиралась говорить сегодня. Да, Оливия предполагала, что ей придется подчиниться и, может, даже унизиться. В конце концов она пришла в дом самой пугающей фигуры в британской политике: Аластер де Грей, пятый герцог Марвик, друг принцев, покровитель премьер-министров и кукловод бесчисленных членов парламента. Оливия предполагала, что его старшая прислуга будет горделива и высокомерна, как и все прислуги в больших домах.

Но если Марвик когда-то управлял нацией, то сейчас у него не получается управлять даже собственным домом. Его слуги одичали. Это казалось Оливии абсолютно бессмысленным. Элизабет говорила о нем как о всемогущем тиране… но тиран ни в жизнь не потерпел бы такого хаоса.

И как только Оливия совершит свою кражу, на этого находящегося в осаде дворецкого – единственного человека в доме, проявляющего хоть немного здравого смысла, – свалят всю вину за то, что он нанял ее на работу.

Она не может этого сделать. Использовать этого несчастного просто отвратительно.

– Мистер Джонз… – заговорила Оливия одновременно с дворецким.

– Мисс Джонсон, у меня к вам очень необычное предложение. – Он сделал глубокий вдох – как ныряльщик, готовящийся к погружению. – У нас в доме не хватает экономки. Об этом вам… Об этом, уверен, вам уже сообщили служанки.

– Да нет, – солгала Оливия. Как далеко он заходит! Мистер Джонз не должен зависеть от сплетен прислуги. Его дело – предотвращать их.

– Ну да… Она подала заявление… весьма неожиданно. Хотел бы я знать… – Джонз промокнул лоб носовым платком. – Видите ли, мне пришло в голову… Леди Риптон весьма высокого мнения о вас, она даже утверждает, что вы заняли должность ниже, чем заслуживаете, когда начали служить ей личным секретарем и компаньонкой, потому что ей это было необходимо…

Она же просила Аманду не приукрашивать!

– Леди Риптон слишком добра, – возразила Оливия. – Да, это верно, очень редко бывали случаи, когда я ей помогала…

– Видите ли, у нас проблема с экономкой… – Джонз говорил, запинаясь на каждом слове; было понятно, что его пугает собственное предложение, и он хотел бы поскорее покончить с этим делом. – Пока мы не нашли ей замену, мне нужно, чтобы кто-нибудь взял на себя обязанности миссис Райт. Вы образованы, знакомы с укладом жизни представителей высших классов. И я хотел бы знать, не могли бы вы занять ее место – до тех пор, разумеется, пока я не найду ей замену. Только до тех пор.

Оливия затаила дыхание. Такой удачи она и предположить не могла. Она отчаянно нуждается в оружии. И у герцога Марвика, похоже, это оружие есть. А экономка сможет искать его повсюду.

Но – тут ее настроение упало – это все равно будет обманом. И в конце концов Джонзу придется заплатить за него своим местом.

– Я не смогу, – пролепетала она. – У меня нет опыта.

– Я вас всему научу. – Джонз схватил ее за руку. – Честное слово, я умоляю вас, мисс Джонсон… – Он крепче сжал ее руку, а голос его зазвучал тише. – Подумайте, какое огромное преимущество вы получите в будущем. Вы сможете говорить, что служили экономкой в доме его светлости. Боже, да ни одна служанка в вашем возрасте о таком даже не мечтает!

Джонз осторожно выпустил ее руку. Конечно, он прав. Если бы она на самом деле была Оливией Джонсон, горничной, прислуживающей в гостиных, а не Оливией Холлидей, бывшим секретарем, действующим под своим вторым псевдонимом да еще и с фальшивым рекомендательным письмом, она бы ни за что не упустила такую возможность.

Поэтому, чтобы не вызывать подозрений, Оливия сказала:

– Действительно, это большая честь. Но вы должны дать мне денек-другой, чтобы обдумать ваше предложение. Чтобы я могла сама себе ответить на все вопросы и понять, достойна ли я этой работы.

Смирение Оливии пришлось Джонзу по душе. Улыбнувшись, он согласился на ее условия.

* * *

– А-а, это вы. – Миссис Примм отошла в сторону, пропуская Оливию в запущенный маленький холл.

Миссис Примм вела себя так, словно оказывала своим жильцам большую милость, позволяя им снимать у нее комнаты размером с мышиную нору. При этом она прятала уголь, так что каждую ночь они засыпали, дрожа от холода. Но готовила она замечательно! Оливия принюхалась: в воздухе стоял чудесный аромат тушеной баранины – насыщенный, пряный.

– Ужин уже подали?

– Подали и съели, – заявила миссис Примм. – Вы же знаете, что я никого не жду.

Скрыв разочарование, Оливия пошла вверх по лестнице. В животе ворчало, но голод ее не убьет.

Оказавшись в своей комнате, Оливия опустилась на колени, чтобы убедиться в том, что ящик с замком по-прежнему стоит под кроватью. Она жила в постоянном страхе, что кто-нибудь может украсть его.

Во время поездки на омнибусе она проводила в уме расчеты, оценивая свои возможности. Настала пора подумать о том, чего ей больше всего не хотелось: о побеге на Континент, в какое-нибудь далекое местечко, в котором Бертраму и в голову не придет ее искать.

Оливия подняла глаза на рисунки, которые прибила к стене. Все это были милые картинки, вырванные из журналов. Увитый плющом коттедж, в окне которого горит лампа. Деревня, заснувшая под снегом. Слащавые мечты, но Оливия не могла смеяться над ними, не могла избавиться от них, как ни старалась.

За границей она всегда будет незнакомкой. Вынужденная избегать британских экспатриантов, она станет еще более одинокой, чем сейчас.

Ха! Оливия отогнала жалость к себе. Горьковато-сладкое, липкое чувство. Если человек слишком долго предается ему, то в конце концов оказывается в ловушке.

Отперев замок на ящике, Оливия с удовлетворением взвесила в руке свои фунтовые купюры – внушительный кирпичик накоплений. Элизабет Чаддерли платила ей щедрое жалованье, и этих денег вместе с накоплениями матери хватит на несколько месяцев безбедного существования, если Оливия не найдет работы фройляйн, синьорины или мадемуазель.

Оливия положила деньги, а потом, поскольку месяцами не позволяла себе смотреть на сундучок, вынула из него дневник своей матери. Кожаную обложку надо бы смазать маслом, потому что она кое-где начала трескаться. Но почерк матери по-прежнему оставался каллиграфическим и ярким.

Мама никогда не боялась Бертрама. Если бы он всегда был негодяем, Оливии было бы легче понять его сейчас. Она пролистала наблюдения за цветами, описание сменяющих друг друга времен года, платьев, только что привезенных из Лондона, и, конечно же, себя самой: «Мой драгоценный ангел стал девушкой. Я даже не понимаю, как это произошло». Последняя запись – вот что всегда привлекало Оливию. Каждый раз! И это была единственная запись, которую она не понимала.

«Правда спрятана дома».

Какая правда? Тайна останется нераскрытой, потому что Оливия не решалась поехать в Алленз-Энд.

Ступеньки застонали. Оливия едва успела спрятать сундучок, как в замке загремели ключи.

– Неужели я не могу побыть одна? – спросила она, когда дверь открылась.

Миссис Примм не обратила внимания на ее слова.

– Есть кое-что, – кислым тоном проговорила она, – о чем я забыла сказать раньше.

Оливия встала. У нее больше не будут вымогать деньги.

– Я уже согласилась на новую работу, мэм, – сказала она. – Вы сказали, что ваша цена – окончательная. И я содержу комнату в порядке…

– Сегодня вас искал какой-то мужчина, – сообщила миссис Примм.

Оливию охватил страх.

– Что?! – переспросила она.

«Будь спокойна!» Оливия откашлялась.

– Как любопытно. Понятия не имею, кто бы это мог быть.

У миссис Примм было круглое, розовощекое лицо. Это придавало ей выражение благожелательности, которая никак не вязалась с ее циничным тоном.

– Я знала, что вы так скажете, – заявила она. – Он пришел пешком, да… Хорошо одет, но говорит не слишком хорошо.

– Он представился? – Оливии не верилось, что она говорит таким безразличным тоном. Ее кожа покрылась мурашками, Оливии приходилось сжимать зубы, чтобы они не стучали.

– Манн, что ли… Нет, Мур… – Миссис Примм удовлетворенно кивнула, не заметив, к счастью, тихого звука, вырвавшегося из груди Оливии. – Он, прошу заметить, оставил свой адрес и попросил, чтобы я сообщила ему, когда вы вернетесь.

– И вы…? – Только сейчас Оливия почувствовала, что сжимает свое горло – в точности, как это однажды делал Мур. Сунув руку в карман, она сжала ее в кулак. Томас Мур был человеком Бертрама, возможно, даже… нанятым им убийцей.

Миссис Примм пожала плечами:

– Знаете, он не полицейский, а я не сваха. Я сказала ему, что вас ждет продвижение по службе.

– О! – Оливия яростно заморгала и попыталась взять себя в руки, потому что ее охватило абсолютно неподобающее желание обнять миссис Примм. – Спасибо! О, спасибо вам, мэм! – Как она недооценивала эту сварливую пожилую даму!

Хозяйка прервала ее благодарности, резко скривив рот.

– Мне неприятности не нужны, – заявила она. – Вы должны уйти немедленно.

– Как вы думаете… В общем, могу ли я воспользоваться задней дверью?

Миссис Примм угрюмо кивнула:

– Думаю, можете. А если вам вновь понадобится жилье, сюда возвращаться не стоит. Вы меня поняли?

– Я не вернусь. Обещаю. – Это было самое легкое обещание в ее жизни.

Дверь закрылась. Оливия быстро собрала вещи. Каждый раз, убегая, она оставляла больше, чем брала с собой. Все ее вещи помещались в единственный чемодан, вес которого свидетельствовал о ее собственных неудачах. Господи, ну как Бертрам мог найти ее здесь? Она так старательно заметала следы.

За пределами дома, в узком проходе позади него, уже стемнело. Эта тропинка была единственной причиной, заставившей Оливию поселиться в доме миссис Примм. Но она молила бога, чтобы ей никогда не пришлось воспользоваться ею.

Оливия стала быстро спускаться по изрезанной бороздами тропе. Куда ей пойти? Аманда с мужем уехали в Италию. Лайла, живущая у своего нанимателя, не могла пустить ее к себе. Но не может же женщина бродить ночью по городу, умоляя пустить ее на ночлег. Все пароходы, идущие на Континент, отбыли с утренним приливом. Можно, конечно, отправиться на вокзал Ватерлоо и сесть на первый же уходящий поезд, но что она будет делать, приехав посреди ночи бог знает куда?

Шум улицы с каждым шагом становился громче – звон сбруи, стук колес; в толпе Оливия будет в безопасности. «Ты и так в безопасности», – сказала она себе, чувствуя, как все быстрее бьется сердце. Нет, это не так. Человек Бертрама знает, что она в Лондоне.

«Его светлость не хочет неприятностей». В тот первый вечер в Лондоне семь лет назад Мур встретил ее на станции. Он сидел напротив нее в одноконном экипаже Бертрама; висевшая сбоку лампа то освещала его лицо, то оставляла его в тени. Под ритмичный стук колес Мур становился то видимым, то невидимым. «Похоже, неприятности – это вы».

Мур заманил ее в экипаж, пообещав отвезти в какой-нибудь приличный отель. Он сказал, что Бертрам велел ему позаботиться о том, чтобы она поселилась в безопасном месте. Поскольку до этого Бертрам горячо противился плану Оливии приехать в Лондон, подобная доброта удивила ее. Но она предположила, что это своеобразное извинение. Наверное, Бертрам чувствует себя виноватым из-за того, что пропустил похороны мамы.

Но его слуга не отвез ее в отель. Вместо этого экипаж свернул на дорогу, которая становилась все темнее, и вскоре они уже ехали в первозданной тьме болот. А когда Мур заговорил о неприятностях, Оливия сначала удивилась, а потом испугалась. «Я не причиню ему неприятностей, – сказала она. – Я же говорила Бертраму, что мне от него ничего не нужно. У меня теперь собственные планы».

Но Мур, похоже, не слышал ее.

«Ему неприятности не нужны, – повторил он. – Так что я возьму их на себя».

А потом он продемонстрировал Оливии, что подразумевал под этими словами.

Она до сих пор чувствовала, как его руки сжали ей горло. Воспоминания об этом были совсем живыми. Мозг человека вытворяет странные вещи, когда ему не хватает кислорода. Он видит цвета, огни, картинки лучших времен, когда человек чувствовал себя любимым.

Оливия боролась с Муром. Но он был много сильнее ее.

Когда начало светать, она пришла в себя в канаве, расположенной сбоку от дороги. Открыв глаза, Оливия поняла, что должна была умереть. Мур ни за что не выбросил бы ее из экипажа, если бы считал живой.

Когда она появилась в школе машинописи и попросила директрису зарегистрировать ее под другим именем – не Оливия Холлидей, а Оливия Мейдер, женщина лишь взглянула на синяки на ее шее и согласилась.

И вот Томас Мур нашел ее. Он ищет ее даже сейчас. А ей некуда пойти.