А что я мог еще сказать? Бездумно согласиться и побежать в палату к Даше?

Аня смотрела на меня, будто что-то хотела спросить, но не решалась. И от этого взгляда было немножко не по себе.

– Когда? – все же хрипло уточнила она.

– После того, как мы сделаем анализ ДНК. Я хочу быть уверен, что это моя дочь.

Во взгляде Ани промелькнула тень гнева и обиды, но тут же растаяла, сменившись бесконечной усталостью.

– Не веришь, – горько усмехнулась она. – Что ж… как скажешь.

И вроде бы ничего такого не сказала, но я почему-то почувствовал себя последним ублюдком.

* * *

Анна

Когда-то в одном из фильмов я услышала жуткую фразу: «Дети не должны умирать раньше родителей». Она врезалась мне в память, и больше всего на свете я бы не хотела прочувствовать ее на себе. Для этого я была готова свернуться в узел, вырвать свое сердце наружу, убить – если понадобится. Казалось, сделать все что угодно, но войти сейчас в палату к Даше – было слишком сложно. Сделать простой шаг вперед и толкнуть дверь.

Мне предстоял очень тяжелый разговор дочерью, пришло время рассказать ей о диагнозе, ведь тянуть дальше просто нельзя. Мне нужно было набраться смелости, выстроить мысли так, чтобы сложилось все понятно и доступно, чтобы дочь поняла – не испугалась и поверила мне, что все будет хорошо.

Хотя что это я… Даша – взрослая девочка. Она все поймет. Она в некоторых вещах намного серьезнее и разумнее меня. Просто мы, взрослые, привыкли думать, что дети чего-то не видят и не замечают. Но это не так…

Сделав глубокий вдох, я приказала себе успокоиться и толкнула дверь в палату.

– Мама! – Дашка чуть не подпрыгнула на кровати, увидев меня. – Наконец-то, я а то я уже задолбалась тут сидеть. Тоска, да и только, я уже не знаю, чем заняться – изрисовала весь альбом, и трафик на телефоне закончился.

У меня перехватило горло. Вроде ничего такого, обычные бытовые жалобы. Никто не умирал от изрисованного альбома и отсутствия интернета. Только вот Даша еще не знает, что сейчас все это покажется сущим пустяком.

Я села рядом. Дочь настороженно посмотрела на меня, и я буквально отразилась в ее огромных глазах. Будто у олененка, таких же грустных и бездонных.

– Мам? – тихо спросила дочь, мгновенно понимая, что сейчас будет что-то нехорошее.

– Дашенька… – только и смогла выдавить я.

Господи, ну за что мне это? Как я могу сказать о диагнозе собственной дочери? Это выше меня.

На глаза тут же навернулись слезы. Я слишком резко вдохнула воздух, так, что невольно вырвался звук, похожий на сдавленное рыдание.

– Мамочка! – Дашка испуганно кинулась ко мне, пытаясь обнять, насколько позволяло ее положение на кровати. – Ты чего? На работе что-то случилось?

Ангел мой… Даже сейчас она думала не о себе.

– Нет, там все нормально, – сказала я, взяв себя в руки и прижав дочь к груди. – Просто… – Я запнулась. – Просто нам надо поговорить, серьезно. Ты только не пугайся.

Дашка нахмурилась, а я кляла себя за дурость. Ну, кто начинает со слов «не пугайся»? Они ведь только делают хуже.

– Это из-за меня? – тихо спросила догадливая девочка.

И я кивнула.

– Ты заболела, милая. Я бы хотела тебе соврать, но не могу. Болезнь очень серьезная, но тебя обязательно вылечат. Только не пугайся.

Я опять повторила эту дурацкие слова.

– Мам, я что, умру? – Голос Даши прозвучал настороженно, а мне будто ножом в сердце ткнули и провернули там несколько раз.

Руки невольно затряслись, чтобы хоть как-то спрятать это волнение, я притянула дочь ближе, обняла что есть сил и зашептала ей на ухо:

– Нет, конечно. Никто не умрет, глупышка. Просто тебя будут лечить, давать очень сильные лекарства. Таблеточки разные, невкусные… а я переживаю, знаю, что ты их не любишь.

Я несла полную ахинею, немного покачиваясь при этом из стороны в сторону, словно баюкала свою десятилетнюю дочь, пока она сама резко от меня не отстранилась.

– Мам… – серьезно произнесла она. – Я ведь не дурочка, все вижу. Ты сама не своя, не нужно меня жалеть, расскажи как есть.

Слова ребенка – будто пощечины. Она действительно сейчас казалась взрослее меня, намного спокойнее. Возможно, потому, что не понимала до конца всю серьезность. Дети вообще очень долго не осознают понятие смерти и страха потери, и мне не хотелось ломать в своей дочери эту непосредственность. Казалось, расскажу правду – и моя Дашенька тут же повзрослеет, станет морально старше на много лет. Будто слова правды и страшный диагноз разрушат в ней детство.

Но и молчать я не имела права. Мне пришлось собраться и рассказать о курсе химиотерапии, о том, что Дашу переведут в стерильный бокс на время лечения, о том, что нужна операция – и сейчас все мои силы брошены на поиски донора.

Даша слушала внимательно, изредка закусывала губы, обдирая с них нежную кожицу. Несколько раз она сделала это слишком сильно, так что проступили капельки крови, а после задала вопрос, от которого внутри вновь все похолодело:

– Я видела несколько фильмов про это, там люди теряли волосы. Я тоже стану лысой?

В горле миллионный раз за день застрял ком. Я не могла ответить ни «да», ни «нет», просто смотрела на кудри дочери и не хотела думать, что вскоре с ними действительно придется распрощаться.

– Врач сказал, что иногда волосы удается сохранить, – наконец нашлась я. – Но даже если нет, ты не расстраивайся, новые все равно вырастут…

– В крайнем случае купим мне розовый парик, – пожав плечами, выдала дочь. Выдала почти беспечно или притворилась такой. – И зеленый, и фиолетовый. Буду менять из каждый день.

И все же ее пушистые ресницы предательски дрогнули, выдавая страх.

– Все будет хорошо, – еще раз обняла я дочь. – Обещаю. Я все сделаю, чтобы ты выздоровела. Так и знай, иначе и быть не может.

– Я знаю, мамочка. – Дочь провела рукой по моей спине. – Ты ведь у меня самая лучшая.

Это признание, будто священный огонь, коснулось моей души и зажгло в ней искру надежды. Даже крошечные крылья разверзлись за спиной. Вмиг я поверила, что все действительно будет хорошо и разрешится в скором времени. Для этого ведь не так много нужно – всего лишь чтобы Антон подошел как донор.

– Милая, – прошептала дочери на ухо. – Ты у меня очень сильная девочка, но сейчас мне нужно идти к твоему доктору.

– Хорошо, – кивнула она. – Ты ведь потом зайдешь.

Я выдавила улыбку.

– Обязательно, только перед этим раздобуду тебе альбом и краски. Чтобы ты не скучала.

Дашка тоже улыбнулась, ослепительно и беспечно, будто и не знала о том, что больна. А я вышла из ее палаты, мечтая о том, чтобы Игорь Сергеевич сообщил мне хорошие новости.

В конце концов, моя дочь заслужила шанс, так почему бы Богу его не послать.


Я верила в это так сильно, что даже сомневаться не могла, что в кабинете доктора меня может постигнуть убийственное разочарование.

Игорь Сергеевич, едва я вошла и села, сразу вручил мне стакан с водой и успокоительным.

Плохой знак.

– Анна Николаевна, – терпеливо произнес он, – пожалуйста, не волнуйтесь. Пришли анализы отца Дарьи, и, к сожалению, они не очень оптимистичны.

– Что там? – отставляя воду и не желая ее пить, потребовала ответ я.

– Совместимость есть, но мизерная. Всего десять процентов вероятность, что ткани приживутся, – сообщил доктор. – Но это не приговор. Мы все равно будем лечить Дашу, и возможно, химия даст хорошие результаты. Пожалуйста, только не плачьте.

«Вам легко сказать! – орало и выло все внутри. – Это же не ваша дочь умирает! Да что вы вообще…»

Мои руки опять начали трястись, хотелось кричать в голос, выть от бессилия. Кричать о помощи, молить о ней у всех богов, вот только почему-то они были глухи к моим просьбам.

– Должны быть еще варианты, – пробормотала я. – Донорские банки, может быть, не в нашей стране, может быть, где-то за границей.

Доктор как-то неуверенно покачал головой.

– Банки, конечно, есть, но шансы, что кто-то оттуда подойдет, так малы. Лучше подумайте, есть ли у вас еще родственники. Братья, сестры. Может быть, они у есть у отца Даши.

Я мучительно напрягала память, пытаясь вспомнить, был ли у Антона кто-то из вышеперечисленных. Но потом поняла, что нет – не было. Кроме злюки матери, – которая десять лет назад, будто змея-гюрза, вцепилась в единственного сыночка и обороняла его от меня, – у Данишевского не было никого. Разве что… меня будто током ударило.

– У него есть дочь. От другого брака, – мертвенно произнесла я.

– Сводная сестра Дарьи? – уточнил Игорь Сергеевич.

И я кивнула.

– Это как-то может помочь?

– Да, нельзя отбрасывать подобные варианты, – задумчиво ответил доктор. – Братья и сестры, пусть даже сводные, иногда подходят куда лучше, чем прямые биологические родители. Но нам нужны анализы, чтобы проверить.

Мое сердце забилось чаще. Вот он, еще один шанс для Даши.

Я вспомнила Ольгу, жену Антона. Скорее всего, она вряд ли испытывает ко мне симпатию, зная, кем я была для ее супруга, но как мать она меня поняла. Это вселяло в меня надежду, что Ольга мне поможет, и Настя… так ведь звали девочку, Настя могла бы стать спасением для своей старшей сестрички.

– Спасибо, доктор, – пробормотала я, чувствуя в себе силы любыми способами добиться помощи от Антона и Ольги.

Поэтому и из больницы я вышла в твердой уверенности, что получу согласие на сдачу анализов Насти любым способом. Пообещаю Антону и его жене все, что они захотят. Выполню любые требования. Но они должны согласиться мне помочь. Если это шанс, если это та ниточка, которая вытянет мою Дашу из пропасти, то я ни за что не отступлю.

С неба стал срываться дождь. Надо было зайти под крышу, иначе могла промокнуть до нитки. Только я продолжала идти, ведь капли на коже все равно не ощущались. Весь мир перестал существовать, важными остались только длинные гудки телефона, раскаленными сверлами ввинчивающиеся в ухо.

Антон взял трубку не сразу. Выслушал мой рассказ. Несколько раз пытался что-то сказать, но я не собиралась слушать. Нужны были не разговоры, а действия.

– Очень прошу. Сдайте кровь Насти на анализ. Это, наверно, единственный шанс для Даши. Антон, пожалуйста…

Когда я наконец договорила, некоторое время он молчал, и мне казалось, что земля сейчас разверзнется под ногами.

– Антон, ты здесь? – На секунду мне стало даже противно, что я буквально молю этого человека.

– Здесь, – глухо сказал он.

– И? Скажи же хоть что-то.

– Я поговорю с Ольгой. – Но голос его звучал неуверенно, хотя в конце он неожиданно добавил: – Если нужно что-то еще, говори.

– Ничего. Просто помоги нашей дочери выжить.

– Я тебя понял. Сделаю все, что смогу.

И положил трубку.

Я же еще несколько секунд слушала короткие гудки, после пялилась в экран, на который падали капли, и лишь когда какой-то случайный прохожий толкнул меня в плечо – очнулась.

Черт, я ведь обещала принести Даше альбомы… нельзя забывать о таких мелочах, когда они так важны.

* * *

– Самойлова! – рявкнула Лара. – Если ты намерена похоронить себя заживо, то я тебя сама убью! Где это видано, чтобы ходить тенью, ничего толком не слышать и все время витать в своих мыслях! Нужно жить и искать способы решения проблем, а не погружаться в пучину отчаяния!

Она меня встряхнула за плечи так, что невольно с губ слетел тихий вскрик. Меня тут же развернули к зеркалу.

– Аня, разве так можно?! – шипела подруга за спиной. – Да, у тебя горе. Но это не значит, что надо себя в гроб загонять раньше времени. Даша не должна тебя видеть в таком состоянии. Головой подумай! У нее кроме тебя никого нет! На этого твоего Антошу-гонд… режиссера известного, надежды мало. Нам главное, чтобы отыскали возможность пересадить клетки! Остальное – неважно.

– Перестань, – вяло воспротивилась я, впрочем, даже не пытаясь вырваться из ее рук.

Ну да, картина в зеркале была печальная. Я забыла про укладку, плойка вновь пылилась в углу. Просто помыла волосы и стянула в пучок. Кое-какую косметику нанесла, но больше для поддержания общего вида, чем для красоты. Одежда… Главное, чтобы чистое и глаженое, наряжаться желания не осталось.

– Что перестань?! – всплеснула подруга руками. – Ты хоть понимаешь, каково Дашке на это смотреть? А доктору?

– А что доктору? – несколько оторопела я, резко поворачиваясь к Лариске, чтобы посмотреть в глаза. – При чем здесь он? Лариса, у меня дочка там, в больнице, и ее врач интересует меня только как человек, способный совершить чудо – вылечить! Что ты себе напридумывала?!

Голос не сорвался на визг, конечно, но поднялся до опасных высот.

Лариска только поморщилась:

– Так, не верещи-ка. А то у меня сегодня голова болит, я вся на нервах из-за приезда руководства, весь день мозг полощут. Ничего я не напридумывала! Но даже ему нужно видеть, что ты веришь в успех. Тут у него два варианта: или постоянно тратить силы на страдающих близких, или вместе искать выход и спасать больных!