Спустя год и три месяца после рождения Пени у нас появился Джереми. Из-за веса в три килограмма семьсот граммов Амелия окрестила его русским словом “богатырь”, которое тогда очень смешило Стеллу.

Не смотря на то, что вместо желаемой дочки у нас родился сын, мы были счастливы его появлению не меньше, чем появлению Пени. Это был второй ребёнок от нашей крови и плоти. Первый сын.

После рождения Джереми мы твёрдо решили не заводить больше детей. Нам вполне было достаточно громкого Энтони, милашки Пени и богатыря Джереми. Теперь на Амелию, отца и Стеллу было ровно по одному ребёнку, и мы со Стеллой были более чем уверены в том, что для нас этого достаточно. Тем более после второй беременности и родов, произошедших с небольшим разрывом после первых, Стелла хотя и чувствовала себя более удовлетворённой в материнстве, всё же повторное её восстановление от подобного стресса протекало немного сложнее. Ей пришлось потратить на восстановление своей физической формы на один месяц больше, чем в предыдущий раз, она стала чаще уставать и ей чаще хотелось спать. Амелия говорила, что несколько раз Стелла плакала, пока меня не было дома, но такое часто случается с кормящими матерями. Так называемый “послеродовой стресс”. Я поддерживал её всеми своими силами: не позволял ей вставать по ночам, успевая быстрее неё реагировать на первый же зов проголодавшегося ребёнка, свалил бóльшую часть своей офисной работы на Генри, благодаря чему был дома четыре из семи дней в неделю, водил свою любимую на свидания в кино и кафе, по утрам делал ей массаж ступней и аккуратно укачивал её своими занудными речами о делах в фирме…

Первый год жизни Джереми хотя и был напряжённым, прошёл быстро, после чего нам всем вновь стало легче. Дети прекратили плакать по ночам и начали ходить на горшок, Стелла, при помощи ежедневных физических упражнений, добилась сногсшибательной физической формы и теперь всегда чувствовала себя бодрой, Амелия и отец продолжали получать удовольствие от внуков, бегающих по прежде пустующим комнатам дома, а я вернулся к делам полиграфической фирмы и теперь мог не переживать о том, что Генри работает за двоих. Всё вновь вошло в колею и все вновь забыли думать об усталости, как вдруг, спустя ещё один год, отец неожиданно не проснулся. Ушёл тихо, во сне, без боли и страданий. Его уход был бы идеальным, если бы не был таким ранним. Сорок девять лет – это слишком мало и недостаточно много. Он не дожил чуть больше года и двух месяцев до рождения наших тройняшек.

Глава 20.

Родерик.


Мы со Стеллой не просто не планировали заводить ещё хотя бы одного ребёнка, мы пришли к категорическому мнению о том, что Энтони, Пени и Джереми нам более чем достаточно. Ещё до свадьбы мы решили, что родим не больше двух детей, да и наше финансовое положение не было рассчитано на содержание большего количества человек в нашей семье. Мы исправно предохранялись, некоторое время Стелла даже принимала противозачаточные, пока я не убедил её в том, что мы можем обойтись без препаратов. Поэтому, когда мы узнали о наступившей беременности лишь в конце её первого месяца, мы пришли в настоящий шок. Лишь спустя пару недель мы вспомнили момент, когда это случилось: мы заподозрили, что презерватив прорвался, но не были в этом до конца уверены. Теперь же это было очевидно – он действительно дал трещину.

На втором месяце беременности, когда живот Стеллы стал подозрительно большим для своего срока, мы преждевременно явились к своему доктору, который и сообщил нам о том, что у нас ожидается тройня. Наш шок умножился на три. Это нельзя было назвать неожиданностью – это было чем-то сверх. Но не смотря на то, что мы ни морально, ни материально не были готовы к появлению плюс хотя бы одного ребенка, не то что трёх, мы даже не задумывались о прерывании “экстремальной” беременности. Мы все – я, Стелла, Амелия и даже Генри – готовились к рождению ещё одного малыша, но никто из нас так и не смог подготовиться к появлению сразу трёх младенцев!

Хьюи, Миша и Таша родились ровно на седьмом месяце, без операционного вмешательства, с рекордным для тройняшек весом в два килограмма триста граммов каждый. Энтони на тот момент было шесть лет, Пени четыре, а Джереми два года и один месяц, если я ничего не путаю.

Рождение тройняшек предвещало наступление хаоса, но нас вовремя выручили близкие люди. На первый год после рождения тройни Генри взял на себя Энтони. Мы жили по соседству, поэтому я не переживал относительно того, что Энтони ночует у моего брата, и хотя он плохо ладил с Ширли, благодаря Генри за следующий год он заметно подтянул свою учебу. Пени и Джереми взяли на себя Пандора, Белла и Майя. Они забрали детей к себе в Лондон, привозя их к нам один раз в месяц на пару дней. Мы безумно по ним скучали, я вообще на стену лез без своей Пени, но мы все прекрасно осознавали, что так будет лучше для всех, особенно для психологического здоровья Стеллы.

Последовавший за рождением тройняшек год стал для нас самым сложным периодом в нашем родительстве. Финансово нам стало заметно сложнее, но в этом плане нам сильно помогал Генри, без которого мы тогда бы точно не смогли свести концы с концами. В то время Стелла буквально засыпала на ходу, а мы с Амелией изо всех сил пытались демонстрировать ей, что у нас всё под контролем, чтобы максимально поддерживать её бойцовский дух. И однажды тот тяжёлый год закончился. Стелла постепенно пришла в себя и вновь стала самой спортивной молодой мамочкой во всём городе, упорным ежедневным трудом добившись лучшей фигуры, чем у тех женщин, которые родили всего одного-двух детей. На момент рождения тройняшек мне было всего двадцать девять, а Стелле тридцать один, и мы никак не могли поверить в то, что в столь раннем возрасте стали не просто многодетными родителями, а самыми многодетными родителями во всём городе. Родителями сразу шести детей… Радость, граничащая с безумством.

На первый день рождения Хьюи, Миши и Таши Стелла попросила Пандору вернуть из Лондона Пени с Джереми, а Генри привёл Энтони. Когда мы все вновь начали жить под одной крышей, вот тогда-то и начался самый настоящий хаос, но к тому моменту я, Стелла и Амелия уже были психологически подкованы, да и Генри всегда был на подхвате. Мы определённо справлялись, и с взрослением детей у нас получалось всё лучше и лучше. С такой идеальной женщиной, женой и матерью как Стелла, просто не могло быть иначе. Она раньше всех начинала свой день, двадцать четыре часа в сутки пылала неиссякаемой энергией, знала ответы на все вопросы и всегда – всегда! – умела слушать.

Смотря в её васильковые глаза я тонул в океане любви, не веря своему счастью…

Благодаря невероятной красоте Стеллы, наши дети получились очень красивыми. Особенно красивыми были тройняшки, которых я по праву и с усмешкой на губах мог считать “жемчужиной нашей коллекции”. Я достаточно быстро понял, что не смотря на их идентичность между собой, их всё же легко отличить друг от друга. Хьюи, само собой, выделялся на фоне своих сестёр, но различие Миши с Ташей бросалось в глаза не сразу. Таша, в отличие от своей старшей сестры, была на один процент более стойкой, на один процент более усердной, на один процент более внимательной и на два процента более бойкой. Никто из детей, даже Миша, не был точной копией Стеллы. Однако её копией в соотношении 99% неожиданно стала именно Таша. Один в один – только цвет глаз не васильковый, а мой, изумрудный.

В итоге после гибели Стеллы, эта литая схожесть Таши с её матерью превратилась для меня из наслаждения в непростительную и неисправимую безысходность, с которой я так и не смог совладать. От одного только взгляда на свою Стеллу, ещё совсем молодую и такую живую, моё сердце сжималось и трещало по швам. Стелла была в каждом движении Таши, не Миши, в каждом её поступке и каждом взгляде. Я не смог этого вынести. Не смог вынести того, что перед моими глазами стояла реинкарнация Стеллы, ничего не помнящая о нас: ни нашей первой встречи, ни нашего первого свидания, ни нашего первого поцелуя, ни нашей свадьбы, ни рождения нашей первой дочери. Она смотрела на меня своими новыми, изумрудными вместо васильковых глазами, и ничего не помнила. Теперь её звали Таша и она была в роли моей дочери, и свою роль она исполняла, как и всегда, гораздо лучше, чем я свою… Откровенно говоря, с ролью её отца я так и не справился. Я был замечательным мужем для Стеллы, но для Таши я не смог стать даже хоть каким-нибудь отцом. Только после смерти Стеллы я понял, что был рождён и существовал для одной-единственной роли, и эта роль была не ролью отца – это была роль мужа. С уходом Стеллы я лишился своего амплуа. Лишился детей. Лишился себя.

Смотря на Ташу, я часто ловлю себя на мысли о том, как она может не помнить того, как я впервые подарил ей цветы, и лишь спустя мгновение осознаю, что передо мной вовсе не та Стелла. Такого ощущения у меня никогда не возникало с Мишей. Просто, наверное, Миша хотя и была Её копией, всё же она была неточной, в отличие от Таши, в точности скопировавшей свою мать. Это слишком сложно, чтобы объяснить, и слишком больно, чтобы позволить понять.

…Тройняшки…

Пока Хьюи увлекался конструктором, сидя в самом дальнем углу дома, только чтобы его лишний раз не трогали, красота девочек доводила окружающих людей до безумства. Едва ли не каждый прохожий таял от их детских кудряшек, огромных зелёных глаз и нестерпимо милых улыбок с ямочками на щёчках. Год за годом они выигрывали все конкурсы красоты, на которые их снаряжала Амелия, пока Таша в семилетнем возрасте не запротестовала, наотрез отказавшись участвовать в мероприятиях, на которых будет оцениваться её внешность, а не внутренний мир или хотя бы умственные способности. К тому моменту я уже знал, что в ней говорит дух Стеллы. Миша же на протяжении ещё двух лет поддавалась уговорам Амелии принимать участие в конкурсах подобного рода, что вызывало у Таши искреннее негодование относительно подобного решения сестры. Кажется уже тогда она осознавала, что всю оставшуюся жизнь ей придётся делить с сестрой одну внешность на двоих, но характер она делить с ней явно не собиралась. Миша не задумываясь сделала ставку на красоту, Таша же сразу поставила на характер. В итоге именно ставка Таши не прогорела. Красота же подвела каждую из них и сделала это с особой жестокостью. Мишу она убивала извне, Ташу – изнутри. Первая принимала внимание мужчин за чистую монету и оттого испарялась, вторая же так жестоко никогда не обманывалась и оттого быстро оледенела. Одна существовала мгновением, вторая не существовала вовсе. Миша своим примером доказала, что их с Ташей красота неизменна не смотря ни на что. Вместе же они доказали, что красота не является гарантом счастья.

Мы все были счастливы лишь в прошлом, при жизни Стеллы, тогда, десять лет, восемь месяцев, одну неделю и три дня назад…


В нашей семье только один ребёнок был назван в чью-то честь.

Имя для Энтони мы придумали в пути, когда ехали забирать его к себе из рук социальных служб. Амелия прочла вслух рекламу на одном из Лондонских билбордах: “Лучшие цветы в магазине Энтон”. Мы тогда как-то связали образ ребёнка с цветком жизни и каким-то образом пришли к выводу о том, что это знак, так как до сих пор никак не могли определиться с именем для рыжеволосого мальчишки.

О том, что свою дочь мы назовём Пени, мы со Стеллой знали ещё до нашей свадьбы. Звучание этого имени нравилось нам обоим и ни у кого из нас не было ни единой даже косвенной знакомой, носящей это имя.

С Джереми же всё получилось гораздо проще, чем с Энтони. Мы со Стеллой написали список из десяти нравящихся нам мужских имён, после чего, закрыв глаза, по очереди ткнули пальцем в лист. Не знаю как так совпало, но мы оба вслепую попали на имя Джереми, отчего у нас не осталось сомнений.

Пол же тройняшек мы так и не смогли узнать вплоть до их рождения, поэтому заранее решили, что будем называть их созвучными именами. Мы месяц подбирали имена для мальчиков и девочек, и, в итоге, остановились на именах: Кэмерон и Дженсон для мальчиков, и Айша, Миша и Таша, на случай, если родятся девочки. Имя Хьюи было вне обсуждений – в честь моего деда, мужа Амелии, которого я обожал и который передал мне своё скрипичное дело (Генри с Майей не были заинтересованы этим ремеслом, меня же оно буквально поглотило). В итоге у нас родился Хьюи, а девочек мы решили назвать Мишей и Ташей, так как эти имена были больше, чем Айша, приближены к русским вариантам имён, что весьма нравилось Амелии.


Не могу вспомнить, когда именно дедушка Хьюи начал учить меня ремеслу скрипичного мастера. Кажется, я занимался этим с рождения. Мы вместе с утра до вечера заседали в его мастерской, которая теперь принадлежит мне, и вдыхали приевшийся запах лака и дерева. Это ремесло передалось ему от его отца, а его отцу от его деда. И хотя со временем я ушёл в бизнес своего отца, я всё равно вернулся к тому, что оживляет пространство, хотя и не может оживить меня.