Anne Dar - Обреченные обжечься

– Спрашиваешь, что будет достаточным? Я дам тебе ответ, – мышцы Дариана под его татуировкой на плече заметно напряглись. Я так часто просила у него ответа и он никогда не давал мне его, что сейчас, услышав, что он готов дать мне в руки ключ, я неосознанно перестала дышать. – Ничего… Для тебя ничего, Таша, не будет достаточным. Даже если ты ограбишь банк и вернешь мне пятьсот штук – для меня этого будет недостаточным. Всё, что мне от тебя нужно – это твоя жизнь. Такое бывает, когда…

Дариан не договорил, и мы замерли, буравя друг друга взглядами. Он не хотел признаваться в любви или страсти ко мне, а я не хотела этого слышать, поэтому мы оба молчали.

– Я – тебя – не люблю, – наконец собравшись с мыслями, отчётливо произнесла правду я. – Я осознаю, что ты фантастически богат, признаю, что ты красив, но на сей раз этого недостаточно для меня.

– Чего же тебе не хватает? – прищурившись, с раздражением проурчал Дариан, словно притаившийся тигр.

– Свободы.

– Любовь – это рабство.

– Добровольное. Я же на это подписываться не собираюсь. Как и ты. Ты по своей природе не можешь быть рабом. Ты не любишь меня.

– Хочешь мной управлять? – криво ухмыльнулся Дариан. – Думаешь, я поведусь на твои речи о силе, о природе? Я тебя не люблю? Или люблю? – Дариан играл в игру. – На самом деле, я чувствую к тебе нечто другое… Я тебя ненавижу, – глядя мне в глаза, наконец выдал он.

На сей раз я ему поверила с полуслова. Дариан ненавидит быть слабым, а его чувства ко мне – ничто иное, как слабость.

– Я тебя не… – начала я, но Дариан оборвал меня на полуслове.

– Ещё раз скажешь, что ты меня не любишь, и я тебе шею сломаю, – слегка пригнувшись, аккуратно произнёс он, словно киллер, уже произведший выстрел из пистолета с глушителем. – Не любишь сейчас, полюбишь потом.

– Не полюблю. Я знаю. Я слишком упёртая. Если я один раз решила, значит так оно и будет.

– Твоей упёртости не превзойти моё упрямство. Оно у меня потвёрже и поубедительнее твоего будет, дорогая моя.

Всегда он так: переходит на уменьшительно-ласкательные обращения ко мне, когда хочет меня придушить.

На сей раз я не стала спорить с ним и в этом вопросе тоже, не желая слишком долго меряться силами.

– Тебе ведь не нужна моя любовь, – через силу выдохнула я.

Дариан помедлил с ответом.

– Не тебе решать, что мне нужно, а что нет.

Неосознанно я тоже помедлила с ответом.

– Лю-бовь… – по слогам произнесла я, в конце прикусив нижнюю губу, после чего вновь заглянула собеседнику в глаза, переведя взгляд с его подбородка. – Я подумаю…

Мы оба замолчали. Ни Дариан, ни я не ожидали от меня подобных слов. Слова сопротивления, давления, опровержения, но только не слова компромисса. До меня ведь невозможно достучаться. Невозможно. Неужели я начинала об этом забывать?..

С пробуждением Хьюи что-то во мне определённо, хоть и незаметно, изменилось. Но теперь, когда вернулась Белла, я не могла не замечать изменений, не могла от них открещиваться. И всё же я не готова была их принять. Говоря Дариану о том, что я его не люблю, я не врала. Это глупо, говорить противнику правду и одновременно не любить мужчину наподобие Дариана Риордана, но я не любила “быть” наполовину, поэтому предпочитала быть законченной дурой, нежели жалкой идиоткой, пытающейся усидеть на двух стульях одновременно. Я его не любила – сложно любить покрывшимся ледяной коркой сердцем – и я не скрывала этого, словно противник, не умеющий вести бой. Неужели, говоря правду, всё это время я давала ему фору? Но зачем? Я должна была подумать над этим, и я сказала ему о том, что я подумаю. Снова фора с моей стороны. Зачем? Может быть я неосознанно желала быть разгромленной в этой битве? Может быть боялась лавр победителя? Может быть?..

Дариан ушёл в душ первым, сразу после того, как я отказалась к нему присоединиться. Спустя минуту после того, как он вышел из спальни, я неспешно оделась и направилась к выходу. Перед тем, как закрыть за собой дверь, я оставила на входном комоде ключи от квартиры, которые он когда-то вручил мне. Я была уверена в том, что они мне не понадобится. И я вновь была уверена в том, что не понадобится мне и Дариан. Жаль только, что на сей раз моя уверенность была противно дрожащей, словно пламя догорающей спички, которое вот-вот должно было ожечь пальцы держащего её. Мои пальцы.

Мне действительно нужно было подумать. О том, как избавиться от влияния Дариана на мою жизнь. О том, как избавиться от самого Дариана. Раз и навсегда.

Я не стану рабыней. Только не его.

Я не могла себе позволить плакать наяву, поэтому я иногда плакала во сне. Думаю, таким образом мой организм пытался меня обмануть – пускал воду из глаз пока они были закрыты и ничего не видели.

Так было этой ночью.

Я заснула быстро, но проснулась от собственного натяжённого, словно готовящаяся лопнуть струна, крика. После пробуждения Хьюи мне прекратили сниться кошмары, но сегодня они вновь вернулись. Вернее, он был всего один. Я вновь была в той машине, вновь сидела за мамой, вновь утопала в её крови…

Очнувшись ото сна, я, проведя ладонью по лицу, сначала подумала, будто всё ещё сплю, будто мне всё ещё мерещится тёплая материнская кровь на моём лице, но я скоро поняла, что она вовсе не горячая и что это и не кровь вовсе. Это были слёзы.

Этот ужас вновь вернулся ко мне, вновь заставлял меня стенать, но почему именно сейчас? Почему сейчас?..

Думая об этом, я перевела взгляд на дверной проём своей спальни, из которого струился тёплый свет, выключенный мной в гостиной перед сном. В дверном проёме, облокотившись левым плечом о косяк, стояла, скрестив руки на груди, Нат.

– Что ты здесь делаешь? – хриплым полушёпотом не до конца отошедшего ото сна человека, поинтересовалась я, боковым зрением отметив первый час ночи.

– Поссорилась с Байроном. А ты?

“А я кричу во сне”, – хотела ответить я, но, по-моему, это было слишком очевидно, чтобы об этом ещё и говорить. Поэтому я сказала короткое: “Пытаюсь уснуть”.

– Раз уж у тебя это плохо выходит, может быть составишь мне и моим звёздам компанию?

Укутавшись в тёплые вещи, я сидела на чердаке рядом с огневолосой, которой для тепла хватало всего лишь кожаной куртки и горячего кофе. Мне же сегодня не хватало даже маршмеллоу, плавающего на молочной поверхности моей внеплановой порции сладкого какао.

– Почему? – коротко поинтересовалась я, зная, что ей это нужно.

– Он сказал, что хочет детей, а я сказала, что ещё лет пять не собираюсь становиться матерью. Не знаю, зачем я так сказала, – пожала плечами огневолосая, – на самом ведь деле я не против родить первого ребёнка до своих тридцати лет. Так даже проще было бы… Но мы ещё даже не поженились, о каких детях может идти речь?

– Это ведь просто тема для разговора, – пожала плечами я.

Я не видела, но была уверена в том, что огневолосая по-привычке прикусила свою нижнюю губу.

Мы помолчали ещё немного – я сделала глоток какао – Нат отхлебнула свой чай, разбавленный коньяком – и мы ещё немного помолчали. А потом она вновь заговорила:

– Знаешь, это наша первая настоящая ссора.

– Ты драматизируешь, вы и раньше ссорились, – попыталась улыбнуться я.

– Ну да, – криво ухмыльнулась в ответ рыжеволосая, сделав ещё один глоток из термо-кружки, которую я подарила ей на прошлый День святого Валентина.

Мы тогда обе были без пары, поэтому договорились обменяться символическими подарками. Я подарила ей термокружку – она подарила мне крутую дорожную подушку, которая мне до сих пор так и не понадобилась.

– Вы поэтому и подходите друг другу как никто другой, – заметила я. – Потому что умеете мириться так, как никогда не сможете поссориться.

– Знаешь, то же самое я могу сказать и о вас с Дарианом… – Нат сделала глоток, и я хотела узнать, что именно она имела ввиду, но вместо того, чтобы пояснить свои слова, рыжеволосая резко сменила тему. – Как твоя тётя?

– Жива.

Нат сдвинула брови.

– А ты как?

Я сжала кулак, лежащий на правом колене, на левом удерживая большую железную кружку с горячим какао.

– Я бы всё отдала, чтобы амнезия хватила меня, а не её.

– Знаешь, это ведь может остаться навсегда. Я про амнезию. Она может быть неизлечима.

– Может быть, – прикусила нижнюю губу я.

– Она похожа? – немного помолчав, ещё более глухим голосом поинтересовалась Натаниэль, отчего у меня появилось ощущение, будто она не сидит справа от меня и не проводит указательным пальцем по окуляру телескопа, а стоит где-то в углу чердака и говорит со мной сквозь закрытый руками рот, словно боясь сделать мне больно.

– Точная копия, – уверенно кивнула головой я, хотя в темноте Нат едва ли могла разглядеть этот мой жест. – Она даже почти не постарела. Ей ведь пятьдесят четыре, а выглядит так, будто ей и сорока пяти нет… Будто прошёл какой-то никчёмный год, а не целое десятилетие… Будто вовсе ничего и не было…

– Только ты заметно изменилась, – встряла в мой монолог Нат, тем самым явно попытавшись сбить с меня напряжение.

– Да, мне больше не тринадцать, – с благодарностью вздохнула я. Ещё немного подумав, я вдруг решила добавить. – А ещё у неё теперь есть огромный чёрный ньюфаундленд. Они с мамой всегда любили собак и всегда боялись их заводить. Не умели с ними прощаться, когда приходило время… А я, как сегодня выяснилось, не умею встречаться. Только не с собаками, а с людьми.

– Брось, у тебя всё получится.

– Хотелось бы в это верить.

Прищурившись, я сделала ещё один глоток горячего напитка, желая унять внутреннюю дрожь, никак не связанную с ночной апрельской прохладой. Кажется, после долгой оттепели, связанной с пробуждением Хьюи, я вновь начала замерзать изнутри.

Или я всё-таки не замерзала, а слишком стремительно таяла?..

Да что со мной такое?

Байрон с Нат помирились прежде, чем наступил рассвет. Они будут счастливы не меньше, чем Джек с Евой, только по-другому. Их счастье будет неистовым вулканом, в то время как счастье Джека и Евы будет напоминать собой тихую заводь.

…А что же будет со мной?..

Арчи, одноклассник Ирмы, к которому она прежде проявляла интерес, резко стал для нас запретной темой. Это было связано с её подругой, Трейси, которую парень неблагоразумно назвал “законченной наркоманкой”. Ирма при всей школе врезала ему между ног, из-за чего Дариана сразу же вызвали к директору на ковёр, но, естественно, вместо него пришлось присутствовать мне.

Что я могла сказать о навыках самообороны Арчи? Только то, что они у него хреновые. Во всяком случае, к моменту, когда я явилась в кабинет директора школы, парень всё ещё не мог сидеть ровно. И всё же характер у него был. Он не ныл и не жаловался, и, возможно, до директорского кабинета дело бы и не дошло, если бы этот момент собственными глазами не лицезрел сам директор, который, произнося словосочетание “удар в пах” морщился так, будто на собственной шкуре ощутил силу этого удара.

Выслушав взъерошенную речь директора школы о “наболевшем”, я, покинув его кабинет, ничего не сказала Ирме. На прошлой неделе она мимолётом сболтнула мне о том, что у Трейси всё плохо с лечением от наркотической зависимости, возможно поэтому я и не захотела на неё давить. А может быть мне просто было всё равно, как и всегда. По крайней мере я надеялась на то, что вариант с моим безразличием возможен.

В любом случае вмешиваться я не стала. Просто с присущим мне отстранением пересказала Дариану слова директора школы, передав это дело в его руки, но что-то мне подсказывало, что Дариан в итоге тоже не изъявил желания в этом копаться.

Прошло два дня с момента возвращения Беллы. Она никого не помнила, поэтому, не смотря на доказательства посредством фото и убедительных слов окружающих её людей, всё же настояла на ДНК-анализе, на который ради неё, без лишних упрёков, в итоге согласилась Пандора.

Это было похоже на Изабеллу. Она всегда семь раз отмеряла, прежде чем один раз отрезать. Убедившись же в своём родстве с обезумевшими от счастья воссоединения людьми, она внезапно попросила встречи со мной. Вернее, внезапно это было только для меня, а не для остальных. Пандора уверяла меня в том, что прошедшие два дня Белла только и говорила, что обо мне. По-видимому её слишком сильно потрясла наша с ней внешняя схожесть.

Пени, всё ещё находящаяся в начале борьбы с ветряной оспой у своих детей и мужа, со слезами на глазах слушала о том, что Белла хочет видеть именно меня. Конечно она понимала, что такое “амнезия” и насколько эта болезнь может быть коварна, и всё же ей хотелось бы, чтобы Белла искала встречи и с ней тоже.

Только из-за подавленного состояния Пенни я не смогла отказаться от этой встречи, хотя на самом деле искренне того желала. Просто я не могла при сестре пренебречь тем, что в её глазах казалось бесценным. Честно говоря, соглашаясь на сегодняшнюю встречу с Беллой, я откровенно не знала, как её пережить. Поэтому впервые в жизни выпила валериановые капли, которые тайком стащила из аптечки Амелии. Она когда-то говорила мне о том, что валериана её сильно выручала в подобных ситуациях – когда сердце заходится так, что от скорости его стука в ушах стоит гул – однако мне не помогло и это. По крайней мере надолго. До отеля я доехала в более-менее терпимом состоянии, а вот когда переступила порог его ресторана и издалека словила на себе напряжённый взгляд мамы… Изабеллы. Взгляд Изабеллы… Мой пульс едва ли не стал нитевидным.