– Это, конечно, неплохо, что ты так не думаешь, хотя мне и наплевать, но с чего ты взял, что я действительно не думаю, что ты подонок… – я прикусила нижнюю губу, чтобы случайно не брызнуть смехом.

– Подонок?! – Дариан тоже плохо удерживался от смеха. – Если мне не изменяет память, так ты меня не называла.

– Называла! – не сдержавшись, засмеялась я. – Подонок, мерзавец, козёл…

– Эй! – смеясь, он пихнул меня в плечо.

– Придурок с толстым кошельком и раздутым эго… – продолжала заходиться смехом я. – А ещё я забыла сказать тебе, что твой член такой большой не от природы, а от того, что ты его себе увеличил при помощи пластики, и, судя по его размерам, это стоило тебе ровно пятьсот штук!

По крайней мере именно в такую сумму была оценена и продана с молотка моя свобода…

– Серьёзно?! – Дариан смеялся так искренне, что я не могла остановить свой смех, который всё больше напоминал истерический. – Ладно, – отсмеявшись, спустя минуту тяжело выдохнул он. – Теперь-то мы квиты?

– Теперь да, – удовлетворённо выдохнула я, сдув свои щёки.

Мы остановились у моего дома, я, по традиции, поцеловала Дариана и вышла из машины. Когда же он вышел вслед со мной, я мгновенно наградила его удивлённым взглядом.

– Переночую сегодня с тобой, – смотря мне в глаза, невозмутимо сообщил он, и поставил машину на сигнализацию.

– Ты серьёзно?!

– Я устал не меньше твоего и не хочу тащиться домой сквозь ночь. Уеду утром.

– Тогда зачем было меня целовать “на прощание”?!

– Я просто не мог не взять с тебя лишний поцелуй.

– Помнишь, я говорила тебе, что ты придурок? – подойдя к входной двери, начала искать в связке нужный ключ я, радуясь тому, что Байрон вкрутил новую лампу у входа.

– А я тебе говорил, что ты неплохо целуешься?

– Неплохо?! – наигранно возмутилась я, продолжая вторить своему приподнятому настроению. – Да ты мне рот затыкаешь своим большим языком, не оставляя мне и шанса поработать!

– О-оу-у… – заинтересованно протянул Дариан, уже входя в дом. – Я готов оценить работу твоего языка здесь и сейчас.

– Нет. Спать. – Уверенно отрезала я, и мы, направившись в спальню, разделись, и, устроившись под прохладным одеялом, мгновенно заснули.


Утро наступило слишком быстро. И хотя оно было солнечным, выходить сегодня на пробежку я однозначно не собиралась, да и поздно уже было: половина девятого – обычно я выхожу в восемь.

Схватившись за тест на беременность, я с затаённым дыханием отправилась в туалет. Помочившись на него, я вернулась в постель, в которой Дариан уже не спал. Положив тест обратно в коробку и отправив его на прикроватную тумбочку, я накрылась одеялом.

– Ну что? – сонным голосом поинтересовался он.

– Результат нужно смотреть через пять минут… – пробубнила я.

– Подождём, – вновь выдохнул Дариан, и мы подождали.

…Проснувшись через час на груди просыпающегося Дариана, я вспомнила, зачем вообще просыпалась часом ранее, и, с замиранием сердца, потянулась к синей коробочке.

– Отрицательный, – с невероятным облегчением выдохнула я.

Таблетка, пластырь или всё вместе, но это сработало.

Никакой нежелательной беременности.


Мы с Дарианом сидели на кухне, уже вполне бодрые и отошедшие ото сна, и ели горячие бутерброды с чаем.

– Нет, я серьёзно, – хмурилась я, пока Дариан смеялся, – пообещай мне, что больше этого не повторится.

– Но тебе ведь понравилось?

– Что именно: мочиться на тест и с ужасом ожидать результата твоей деятельности?

– Но ведь никакого результата нет! – искренне смеялся он.

– Это не смешно! – негодовала я. – Обещай мне, что этого больше не повторится.

– Ладно-ладно, – дожёвывая свой бутерброд, сдался Дариан и, ухмыляясь, притянул меня к себе, чтобы смачно поцеловать в макушку. Мне же было не до смеха, поэтому я сразу же отстранилась.

– Всё, тебе пора, – отряхнув ладони от крошек, заявила я.

– А как же чай?

– Ты не допил не так уж и много, обойдёшься, – заявила я, уже буквально вытолкав нахала из-за стола.

– И чего ты так переживаешь? Тест отрицательный, таблетка выпита…

– Пластырь действует, а ты больше так не будешь поступать, – завершила логическую цепочку я.

– Какой пластырь? – резко остановился у выхода Дариан.

– Не твоё дело, – попыталась продолжить выталкивать его из дома я, но он больше мне не поддавался, и потому стоял на месте словно вкопанный.

Первые пять секунд Дариан словно пытался понять смысл моих слов, а потом его словно молния поразила. Всё произошло в одну секунду: он неожиданно быстро нагнулся и резко сорвал с моей голени пластырь. Прежде, чем я успела отстраниться и возмутиться, он бегло осмотрел место, на котором прежде была закреплена наклейка.

Разогнувшись, Дариан встретился с моим рассерженным взглядом, но его взгляд был не менее сердитым.

– Ты говорила, что заклеила царапину, но никакой царапины на твоей ноге нет, – Дариан протянул пластырь вперёд перед собой. – Таша, что это такое?

– Контрацептивный пластырь, – старалась не сильно рычать я.

– Ты носишь контрацептивный пластырь в тайне от меня? – Дариан начинал заводиться. – Зачем?

– За тем, чтобы обезопасить себя, – скрестила руки на груди я, занимая оборонительную позицию. – Я не собираюсь беременеть от тебя. Я не настолько глупа, чтобы заковывать себя в подобные кандалы.

– Дура! – резко схватил меня за плечи Риордан. – Ты и так в кандалах! Если я захочу, я сделаю тебе десяток детей! Ещё раз узнаю о том, что ты занимаешься подобным в тайне от меня, и через девять месяцев будешь рожать нашего первенца, поняла?! – он с силой встряхнул меня, но я осталась безэмоциональной.

Меня подобным больше не проймёшь. После вчерашнего у Дариана стало заметно меньше шансов навести на меня страх.

И всё же я видела, что Дариан был по-настоящему зол, хотя и не понимала, из-за чего конкретно. Выругавшись, он вышел из дома громко хлопнув за собой дверью, а я отправилась обратно в постель. До начала рабочего дня оставалась ещё пара часов, и я намеревалась провести это время с пользой.

…По-видимому, мне ещё долго предстоит отходить от вчерашней бури и ходить “слегка пришибленной” на эмоции.

Глава 59.


С регулярностью параноика, четыре утра подряд я садилась на унитаз с чёткой целью помочиться на тест, и с завидной регулярностью получала всегда один и тот же результат – отрицательный. Что, соответственно, в моём случае, считалось результатом положительным.

В конце концов здравый смысл возобладал. Наличие контрацептического пластыря на моём теле во время секса, выпитая уже спустя час противозачаточная таблетка и рассказ Нат о том, что у неё с Байроном трижды рвался презерватив, но не смотря на это она до сих пор ни разу не “залетела”, даже с учётом того, что однажды это произошло во время овуляции, а она, в отличие от меня, не носила на себе контрацептивного пластыря и не пила никаких таблеток, – всё это приводило меня в чувства. В четвёртый раз получив отрицательный результат теста, я мысленно выругалась на своё умопомешательство и пообещала себе больше никогда не позволять себе сходить с ума, если я точно уверена в том, что перестраховалась. А перестраховалась я железобетонно, с этим не поспоришь.

После четвёртого теста я убедила себя в том, что успокоилась, но спокойствие я обрела лишь спустя неделю, когда никакой токсикоз меня так и не настиг. Идиотка.

Только идиотка, вопреки здравому смыслу, способна вгонять себя в подобную панику. И этой идиоткой всю прошедшую неделю была я.

Отношения с Дарианом всё это время были в буквальном смысле “никакими”. Он уехал на пять дней по делам бизнеса в Манчестер, а когда вернулся, я вышла на выходные с радостной мыслью о том, что смогу отдохнуть от Ирмы, которая, со своим неконтролируемым пристрастием к шопингу и салонам красоты, загоняла меня словно скаковую лошадь.

В пятницу, перед возвращением, Дариан прислал мне сообщение – фотографию своего запястья, на котором уже сходили следы моего укуса, с подписью: “Хорошо постаралась, за неделю не сошло”. Подумав, я отфотографировала ему свои колени и отослала фото с подписью: “Плохо стараешься, прошло за пару дней”. Его ответ: “Завтра отработаю”. Мой ответ: “Выходные пообещала Хьюи и матери, так что отработать придётся на следующей недели”. Его ответ: “Тогда презервативы с тебя”. Мой ответ: “Не собираюсь разоряться. Хочешь секса – выворачивай карманы”. Его ответ: “Мы ведь уже проехали это”. Мой ответ: “Да, когда выяснили, что ты придурок”. Его ответ: “Готовь колени”. В ответ я отправила средний палец смайликом, на этом переписка закончилась.

Дариан уже знал о моей истории с матерью. Я рассказала ему перед тем, как он слинял в Манчестер, и до того, как он успел бы самостоятельно вмешаться в мою личную жизнь. Наверное поэтому сейчас он не был против того, что мои выходные могут пройти мимо него.

Неожиданная лояльность Дариана мне понравилась, и я даже задумалась о том, что мне стоило бы почаще ему рассказывать о своих мелких проблемах, чтобы иметь возможность на личное время или выходные вне его компании.

Хотя какими-какими, а вот мелкими проблемы с моей матерью точно не назовёшь. Их можно назвать громадными, объёмными, трехмерными, пространственными, но точно не мелкими.

Предоставив субботу с Хьюи Пандоре, Руперту, Пени и Айрис, я решила провести этот день в компании Амелии, отца и женщины, в реальное существование которой я всё ещё никак не могла поверить. Возвращение Изабеллы для меня было куда более реалистичным, чем воскрешение моей матери (да так было для всех, за исключением отца). И всё же, передо мной находилась именно мама.

Проведя всю субботу в четырёх стенах родительского дома, мы втроём (я, отец и Амелия) периодически пытались помочь Ей вспомнить хоть что-нибудь. Однако факт оставался фактом: Она не помнила абсолютно ничего, а мне было сложно называть Её мамой, ведь Она сама не осознавала себя матерью кого бы то ни было.

Ситуация была серьёзной. Перед моими глазами мелькала назойливая мысль о том, что с нами будет, если Она вообще никогда ни о чём и ни о ком не вспомнит. В конце концов ведь почти одиннадцать лет прошло. Однако я молчала об этой своей мысли, смиренно слушая воодушевленные речи отца о том, что Ей помогут стены родного дома, родные места, Родные Люди… В воображении отца вообще всё, чего когда-либо касалась волшебная рука его возлюбленной, было родным, и не важно для кого: для него, для Неё или кого бы то ни было.

Вообще отец, за какие-то десятки часов, очень сильно изменился. Накануне, совершая утреннюю пробежку, я увидела, как он неистово мучал турник, три десятилетия назад установленный им между нашим домом и домом Генри. Он словно вновь вспоминал себя. Будто помогая Стелле избавиться от амнезии, параллельно избавлялся от своей. Именно он настоял на Её встрече с Мишей и именно он сопровождал Её в лечебницу.

Отец говорит, что с Мишей всё в порядке, но я знаю, что либо он искусно врёт, либо этим занимается сама Миша. Судя же по обеспокоенному взгляду Стеллы после их возвращения из лечебницы, делает это именно он.

Лечение Миши уже подходило к завершающей стадии. Даже не представляю, какие муки сейчас должно испытывать её исстрадавшееся тело. Стелла сказала, что Миша даже толком отреагировать на Её возвращение не смогла, только крепко обнимала, так и не выпустив Её из своих объятий на протяжении всего получаса их встречи. Никаких потоков слёз, глубоких слов или многозначительных взглядов. Только объятия, за которыми последовало завершение встречи.

У Миши сейчас происходит страшная ломка всего – тела, души, всего её естества – но я ничем не могу ей помочь. Ничем. Моё присутствие только повредит ей, поэтому в самом начале, когда она только ложилась в лечебницу, я дала ей слово, что не буду её навещать.

Я понимала…

Мы обе понимали.

Сегодня я отказалась от утренней пробежки, за последние годы ставшей моей закостеневшей привычкой. И не потому, что воскресное утро не располагало к пробежкам, хотя это, конечно, было и так: южный ветер за ночь неожиданно сменился северо-западным и натянул на небо беспросветную белоснежную пелену бархатных облаков, поглощающих солнечные лучи прежде, чем они успевали бы коснуться земли дольше чем на короткую минуту. Я отменила пробежку по другой причине. Просто я давно не приходила в гости. С начала весны. Всё время отдавала Хьюи, а здесь ещё и эта запутанная история…

В семь часов утра на кладбище никого кроме меня не было. Подняв ворот своего серого полуплаща, я, отойдя от могилы Джереми, уже полчаса стояла напротив соседней могилы, тупым взглядом сверля изящную работу её надгробного камня. Я не знала что сказать или что подумать, для меня это было слишком. Надгробный камень уже скоро должны были изменить, но для меня это было странным: мама отказалась уничтожать этот камень, сказав, что под ним и вправду покоится она, поэтому вместо его замены она приняла решение дописать на нём рядом со своим именем имя Изабеллы Палмер. Все согласились, я же ничего не ответила, потому что мне нечего было сказать.