Элоиза Джеймс - Обретая любовь

Сегодня они сели ужинать пораньше, так как виконт собирался отправиться домой, чтобы посвятить завтрашний день подготовке важного законопроекта, который намеревался представить в палате лордов.

– До скорого, – сказала Фиби, когда свекор уже сидел в карете, и послала ему воздушный поцелуй.

В сердце Гриффина не было больше пустых уголков. А если бы таковые и оставались, то улыбка отъезжающего отца наверняка бы их заполнила. Отныне Гриффин имел семью. Очень часто по вечерам, взявшись за руки, они с Фиби спускались к воде, забирались в лодку и выгребали на середину озера. И там они сначала купались в лунном свете, а после, обнаженные, устраивались на дне лодки.

Сегодня был как раз такой вечер.

Гриффин лежал на спине, наслаждаясь музыкой тихо плещущейся воды, Фиби сидела рядом с ним, и он предвкушал момент, когда вместе со своей пиратской королевой вознесется на вершину блаженства.

Хотя, возможно, придется ее об этом попросить.

И он сделает это, как только вдоволь наиграется ее роскошными грудями, а затем спустится вниз по округлому животику и…

Округлый животик…

– Фиби, ты ничего не хочешь мне сообщить?

Она взглянула на него и перекинула волосы через плечо, отчего ее груди заколыхались в его ладонях.

– Сэр Гриффин, надеюсь, вы заметили, что я всегда выбираю наиболее подходящий момент для того или иного важного заявления?

– Да, заметил.

– Сейчас у меня нет времени на разговоры.

Рука Гриффина скользнула вниз, к самому жаркому и влажному месту во всей этой лодке. Фиби ахнула и склонилась к нему, чтобы поцеловать.

Он впился в ее губы, без слов передавая то, что скопилось у него в сердце.

Затем, распрямившись, она позволила сильным рукам Гриффина направлять ее и, усевшись на него, издала негромкий вскрик, унесшийся поверх спокойной воды в темноту.

– Ты для меня весь мир, – проговорил он, толчками входя в нее, пребывая на грани потери контроля над собой.

Фиби улыбнулась, глядя на него сверху вниз, подобная Афродите, вышедшей из пены, являя собой воплощение эротических грез любого мальчишки и будучи при этом его женой.

– Я люблю тебя, – выдохнула Фиби, и он толкнул бедрами вверх под тем углом, который был для нее предпочтительнее. – Ты знаешь, Гриффин…

– Что? – На самом деле он не слушал, сосредоточившись на том, чтобы доставить ей наивысшее наслаждение.

– У нас будет ребенок, – вымолвила она.

– Ты выбрала момент для своего заявления? Именно сейчас?

Ее пальцы стиснули его плечи, и Гриффин увидел, как глаза Фиби наполняются блаженством. Он уже не мог сдерживать себя, но это было неважно, потому что они вместе достигли кульминации, после чего рухнули во всеобъемлющее безмолвие.

А потом Гриффин вынес жену на руках из лодки – причем его раненая нога была сильнее, чем когда-либо – и, опустив ее на траву, прошептал:

– Так, значит, у нас будет ребенок?

Глаза Фиби светились нежностью и безграничной любовью.

– Да…

– Наш четвертый, – проговорил Гриффин, вытягиваясь рядом с Фиби. – И как ты думаешь, кто у нас здесь? Мальчик или девочка? – Он положил ладонь на ее живот.

– Не знаю… Быть может, будущий виконт?

– Я бы хотел, чтобы виконтом стал Колин, – сказал Гриффин, испытывая некоторые угрызения совести. Славный мальчишка был почти что его правой рукой.

– Вряд ли Колину захочется стать виконтом, – улыбнулась Фиби. – Ты же знаешь, его влечет море. Только тебе следует позаботиться, чтобы он не подался в пираты.

– Нет, этого не случится, – проговорил Гриффин.

И, приподнявшись, вновь завис над Фиби.

Следует заметить, что мировой суд Шропшира пользовался дурной славой. Разумеется, среди мошенников, адвокатов и прочих прохиндеев. Потому что местный судья сэр Гриффин Берри умел вогнать в трепет даже самых закоренелых нарушителей порядка.

– Он совершенно не похож на других судей, – сказал Калвин Флориан своему юному помощнику Эдвину Хауэллу.

Парень лишь недавно начал осваивать профессию адвоката, и мистер Флориан решил взять его с собой в Шропшир. Днем они присутствовали на заседаниях, а по вечерам разбирали имевшие место случаи ненадлежащего исполнения правосудия и вольного трактования законов. Мистер Флориан полагал, что, понаблюдав в течение трех дней за судебной практикой Гриффина Берри, юный Хауэлл гораздо больше преуспеет в юриспруденции, чем за целый год, проведенный над книгами.

И как раз сейчас Эдвин Хауэлл взирал на сэра Гриффина округленными глазами. Его честь и так не походил на настоящего судью со своей татуировкой, но сегодня выглядел особенно грозно. На щеках у него проступала щетина, а парик, вместо того чтобы придавать ему имидж английского джентльмена, делал его скорее похожим на маскарадного льва.

– Он всегда имеет подобный вид? – вполголоса поинтересовался Хауэлл.

Сэр Гриффин между тем не отрывал пристального взгляда от подсудимого. Секретарь только что зачитал обвинение против некоего Чарли Фоллика, уличенного в приобретение во Франции трех с половиной бочек спирта по тринадцать шиллингов за штуку и доставке их в Англию с целью перепродажи по четыре фунта за каждую.

– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил секретарь.

– Язву тебе в глотку! – огрызнулся Чарли.

Подсудимый производил впечатление человека невоздержанного во многих отношениях. У него были огромный живот, пышные усы и тот блеск в глазах, который выдавал непомерное пристрастие к алкоголю.

После непродолжительной паузы сэр Гриффин подался вперед и поинтересовался:

– Недостающие полбочонка ты выдул до или после продажи?

– Я никогда не употребляю то, что можно продать, – ответил Чарли, как видно, успев понять, что этому судье дерзить не стоит.

– Следовательно, ты действительно собирался все это перепродать, – сделал вывод Гриффин. – Это довод в пользу обвинения.

Секретарь заскрипел пером.

– Любопытно узнать, Чарли, – продолжил судья, буравя обвиняемого взглядом. – А как ты попал во Францию?

– Во Францию? – переспросил Чарли и, не удержавшись, рыгнул. – Никогда там не был. И не собираюсь. Я всю ночь пропьянствовал и не годился для путешествий.

– Вы обязаны отвечать на вопросы, заданные его честью, – строго сказал секретарь.

Чарли устремил затуманенный взор в сторону судейской кафедры.

– Я не отправлюсь во Францию ни за какие деньги.

Секретарь был явно удручен проявлением непочтительности к суду, но самого судью происходящее, похоже, забавляло. В конце концов, когда уже казалось, что Чарли одерживает верх, сэр Гриффин поднялся и сошел вниз, на ходу подворачивая широкие рукава своей бархатной мантии.

Секретарь уже не пытался повлиять на Чарли, который, повесив голову, бормотал что-то себе под нос.

– Эй, ты! – окликнул судья, приблизившись к подсудимому.

Чарли вскочил. В голосе сэра Гриффина было нечто такое, что быстро вывело его из транса.

– А?.. Что?..

– Может, желаешь, чтобы я отправил тебя в нокаут до самого понедельника?

– Нет-нет, – поспешил отказаться Чарли.

– Тогда отвечай, черт возьми, почему ты оказался в суде по ложному обвинению!

Чарли уткнулся взглядом в пол.

– Я должен был охранять те бочонки, – пробормотал он. – За восемь шиллингов в ночь.

Сэр Гриффин вернулся в свое кресло.

– Итак, – произнес он. – Подсудимый меняет показания. Имел место тайный сговор, и он невиновен в контрабанде. Кто же тебя впутал в это дело, Чарли?

Последовала пауза. Секретарь быстро приблизился к подсудимому и толкнул его в спину.

Чарли пребывал в замешательстве.

Сэр Гриффин подался вперед, и на его лице отразилось неподдельное раздражение.

– Фоллик, ты уже в одиннадцатый раз предстаешь здесь передо мной за последние четыре года.

– Так много?.. Не может быть, – усомнился Чарли, выглядящий довольно напуганным.

– Моя жена родила вчера ребенка. Быть может, ты думаешь, мне очень хочется торчать здесь и дышать перегаром, которым прет у тебя изо рта?

Чарли помотал головой.

– Дети плачут ночи напролет, – задумчиво проговорил судья. – Фоллик, я знаю, как было дело. Твои дружки уговорили тебя взять всю вину на себя, поскольку, охраняя бочонки, ты напился и позволил себя сцапать.

– Я сделал лишь пару глотков, – возразил Чарли.

– И ты согласился, потому что в тюрьме чувствуешь себя вполне вольготно, ведь так? Я слышал, жена надсмотрщика делает неплохую выпечку.

– Что верно, то верно, – подтвердил Чарли.

– Итак… – Судья стукнул по столу молотком. – Подсудимый приговаривается к четырем дням исправительных работ, но не за контрабанду алкоголя, чего он не совершал, а за то, что отнимал у меня время ради перспективы полакомиться пирожками. Эти четыре дня он проведет в приюте для найденышей, где сделает основательную приборку, после чего будет качать детей. Весь день. И бо́льшую часть ночи. Ну а спать он сможет в кладовке.

Чарли взглянул на судью с трагическим выражением лица.

– Ваша честь, не наказывайте меня так! – взмолился он.

Секретарь слегка ткнул его своей тростью.

– Давай иди, Фоллик. Ты же знаешь, его честь никогда не меняет принятого решения.

– Почему твои ночи должны быть спокойнее, чем мои? – проговорил судья. После чего снял мантию, отдал ее секретарю и без лишних церемоний покинул зал.

– Это какой-то абсурд, – пробормотал начинающий адвокат Эдвин Хауэлл. – Вопиющее нарушение надлежащей процедуры. Он угрожал подсудимому. И приговорил его к исправительным работам, хотя тот невиновен… или, по крайней мере, виновен частично. Да и сами исправительные работы… Я никогда о таком не слышал. Кладовка в качестве тюремной камеры!

– Да уж, – проговорил Калвин Флориан. – Однако насколько я знаю, жена надсмотрщика поставляет свою выпечку и на постоялый двор, где мы остановились, поэтому предлагаю удалиться отсюда и уже там продолжить обсуждение всех тонкостей отправления английского правосудия на местах.

Тем временем на улице Гриффин с некоторым напряжением забирался в свою карету. В последние дни поврежденная нога начинала ныть только тогда, когда он был очень уставшим. А сейчас он пребывал именно в таком состоянии.

При рождении их маленький Фред приветствовал этот мир громким криком и с того момента продолжал кричать практически беспрестанно.

Когда Гриффин приехал домой, к Фреду присоединилась и его сестра Софи, которая тоже плакала. Не спали также и Аластер с Колином. Спокойно посапывала лишь Маргарет. Заглянув в детскую, Гриффин обнаружил там свою несчастную жену, имевшую вид человека, нуждающегося в срочном спасении.

Он взял Фреда на руки, уложил его в колыбель и, как ни странно, тот почти сразу же уснул. Нянюшка приняла на себя заботу о Софи, Аластер вместе с Лидди ушел на кухню пить молоко, а Гриффин обнял измотанную жену и повел ее вниз по склону к реке.

Там они просидели около часа, просто глядя на воду и не обращая внимания на доносящийся из дома шум. Висящая в небе луна превратила водную гладь в мерцающее серебряное блюдо.

Гриффин думал, что, возможно, в мире нет ничего приятнее, чем держать на коленях собственную жену, уткнувшись подбородком в ее волосы и ощущая грудью ее дыхание.

Затем к ним прибежал Колин, прихватив с собой новорожденного братца, закутанного в розовое одеяльце.

Фиби поднялась, взяла у него вновь расплакавшегося Фреда и, устроившись с ним в другом кресле, стала кормить младенца грудью. Судя по аппетиту, тот намеревался стать великаном.

Колин меж тем доверчиво прильнул к плечу отца.

– Хорошо, что ты догадался принести сюда Фреда, – похвалил Гриффин, приобнимая его. – Молодец.

– Иначе было нельзя, – отозвался юный пират.

– Мужчина должен поступать так, как и надлежит поступать мужчине.

Фред рыгнул, и Колин сморщился.

– Может, он хоть завтра наконец уснет? Такое впечатление, что он вообще никогда не спит.

– Возможно, – сказал Гриффин, любуясь женой, ее светлыми волосами и контуром щеки, между тем как она нашептывала что-то их новорожденному сыну.

– Может, хоть теперь вы перестанете плодить детей? – со вздохом спросил Колин. – Ведь нас уже пятеро. Этого вполне достаточно.

Сердце Гриффина переполнялось ощущением тихого счастья. Все эти годы, находясь в море, он искал приключений, рискуя жизнью и заигрывая со смертью. Он полагал, что проявляет таким образом свою мужественность, но что такое быть настоящим мужчиной, ему стало понятно лишь по возвращении домой.

– Пятерка и мне кажется вполне подходящим числом, – проговорил Гриффин и затащил худощавое тельце Колина к себе на колени.

– Я уже большой, чтобы сидеть на коленках, – запротестовал было мальчик, пару раз дрыгнув ногами. Но затем положил голову отцу на плечо и вскоре уснул.

Протянув руку, Гриффин дотронулся до ладони жены.