Элоиза Джеймс - Обретая любовь

– Я люблю тебя, – тихо произнес он.

Фиби ответила улыбкой. Сейчас она была красивее, чем тогда, когда они поженились, красивее, чем в тот момент, когда он вернулся с морей. И с каждым годом она будет становиться еще очаровательнее, и он будет любить ее еще больше.

– Черт… – проговорил Гриффин. – Фиби, я просто не знаю, что делать со своими чувствами к тебе.

Она опять улыбнулась, и ее глаза блеснули в лунном свете.

– Просто люби меня, Гриффин.

Он подтянул ее ладонь к своим губам.

– Это разумеется само собой, моя дорогая…

Фиби сузила глаза.

– Даже не смей…

– Моя дорогая Поппи, – тем не менее произнес он.

Нет ничего более раздражающего, чем не до конца «сшитая» история. Вы, вероятно, гадаете: кто же в результате выиграл пари? Кто из пиратов оказался более умелым соблазнителем, Гриффин или Джеймс?

Ответ может быть получен при сравнении успехов Гриффина с успехами Джеймса в романе «Герцогиня-дурнушка». В моей истории о «гадком утенке», где сводятся вместе герцогиня-«утенок» и пират, имеются также сюжетные повороты, почерпнутые из «Золушки», а еще – дуновения ароматов от Коко Шанель. Главная героиня здесь – остроумная и очаровательная герцогиня по имени Тео. Присутствуют также и Джеймс с Гриффином, которые бороздят моря-океаны – татуированные, мускулистые и чертовски привлекательные.

Август 1827 года

Арбор-Хаус, дом сэра Гриффина Берри

К десяти годам леди Грейс Рейберн имела ясное представление о своем месте в этом мире. Ее мать, герцогиня Ашбрук, позаботилась о том, чтобы четверо ее детей точно знали, как вести себя в любой мыслимой ситуации, ну а Грейс была вполне послушной и исполнительной старшей дочерью.

Она обладала безупречными манерами, никогда не садилась на траву, не лазила по деревьям и вообще вела себя так, как и надлежит юной представительнице аристократического сословия. Она бегло говорила на трех языках, играла на фортепиано, а также писала маслом – пейзажи у нее не слишком получались, однако портреты удавались на удивление хорошо. Еще она была добра к прислуге, пожилым людям и животным.

В общем, Грейс представляла собой несколько скучноватую личность.

А вот ее младшая – на два года – сестра Лили была совершенно другой. Та никогда не ходила, если можно было пробежаться, постоянно рвала свои платья, проливала молоко, а на окружающих взирала без всякого почтения и вроде бы даже с насмешкой. Она не соблюдала никаких правил, в том числе и предписанных матерью.

Их отец утверждал, что Лили является природной стихией, и после нескольких лет наблюдения за сестрой Грейс поняла, что тот имеет в виду. Поскольку Лили была младшей, от нее не требовалось хорошее поведение. В младенчестве ее находили очаровательной, сейчас же, в возрасте восьми лет, просто восхитительной.

Однако имелось и преимущество в том, чтобы не находиться в центре внимания, как это было с сестрой. Никем не замечаемая, Грейс могла сидеть где-нибудь в уголке и наблюдать за людьми – за изменением выражения их лиц, движением губ при разговоре, за тем, как они моргают и морщатся. Она также подмечала, как по-разному взрослые общаются с ней самой и с той же Лили.

И будучи при своей невзрачности и скромности очень смышленой, Грейс в итоге пришла к заключению, что для нее плохое поведение – дело рискованное. Не обладая смазливой внешностью, она не могла, как и сестра, рассчитывать на безоговорочную симпатию и всепрощение окружающих.

Поэтому Грейс жила, стараясь не выделяться, до одного августовского вечера, когда они всей семьей гостили в Арбор-Хаусе, загородном доме сэра Гриффина Берри. Сами Берри проводили в их имении Рейберн-Хаусе каждый декабрь, а они, в свою очередь, каждый август приезжали к ним, и так происходило всегда, сколько Грейс себя помнила.

В течение всего года порядок у них в Рейберн-Хаусе поддерживался более чем сотней слуг, которые изо дня в день обеспечивали герцогу, герцогине и их четырем детям комфортное бытие. Однако в августе бо́льшая часть прислуги отпускалась на побывку по домам, практически вся мебель накрывалась чехлами, и огромный особняк погружался в спячку. Ну а Грейс с семьей отправлялась в Арбор-Хаус, где имелось всего лишь двадцать слуг, чтобы позаботиться обо всех – то есть о сэре Гриффине, его жене и их пяти детях, а также о герцоге и герцогине с их четырьмя детьми.

Поэтому здесь царил почти что хаос, и это было здорово. Герцогский выводок на протяжении всего года грезил об очередном визите сюда. Они мечтательно говорили о тех днях, когда с утра до вечера могли плескаться в озере, о вкусном воздухе, напоенном запахом свежескошенного сена, и о возможности принимать ванну куда реже, чем у себя дома.

В Арбор-Хаусе в детской властвовала местная Нянюшка, и няни семейства Рейбернов ее побаивались. Миссис Макджилликадди полагала, что за детьми, в том числе за юными лордами и леди, не нужен слишком пристальный надзор. Здесь было очень мало горничных, ни одного лакея, и их родители устраивали вместе с ними пикники прямо на траве. В обычной жизни герцогиня и помыслить не могла о том, чтобы усесться на расстеленное покрывало и вкушать что-то под открытым небом. Для нее, как и для Грейс, подобное было неприемлемым.

Но когда обе семьи собирались вместе, ситуация в корне менялась. Сэр Гриффин и отец Грейс когда-то на пару пиратствовали, бороздили океаны и нередко рассказывали о морских сражениях, а иногда даже брали в руки рапиры и устраивали перед собравшимися показательные поединки.

Но и в такие моменты для Грейс было гораздо интереснее смотреть на Колина. Потому что она считала старшего сына сэра Гриффина самым красивым мальчиком во всей Англии. Он был высоким, стройным, с буйными каштановыми волосами и волевым подбородком, его плечи уже обретали решительный разворот, но больше всего Грейс привлекали его глаза. Они имели голубой оттенок, как у барвинка, и этот цвет ей никак не удавалось передать на холсте, сколько бы она ни смешивала краски.

В своем мнении Грейс была не одинока. Даже ее мать, которую многие называли самой элегантной женщиной Англии, со смехом говорила, что если бы ее представили Колину в более раннем и впечатлительном возрасте, то она, возможно, и не взглянула бы в сторону своего нынешнего мужа. При подобных заявлениях герцог начинал рычать и, подхватив жену на руки, делал вид, будто собирается утащить ее в свое пиратское логово.

Кроме того, Колин был самым добрым мальчиком из всех, кого знала Грейс. Однажды, когда она была совсем маленькой и, упав, ободрала коленку, он обмотал ссадину своим носовым платком и заверил ее, что она очень отважная. И с тех пор Грейс действительно ощущала в себе отвагу.

Правда, сейчас, когда Колин вырос и ему исполнилось шестнадцать, она уже робела усесться к нему на колени, как это делала Лили. Хотя чуть раньше в этот вечер все же прислонилась к его плечу, пока он рассказывал историю про морского дракона и пиратские сокровища.

А посреди ночи Грейс была разбужена стоном, донесшимся из-за стены, возле которой стояла кровать. Ее комната находилась рядом со спальней Колина, и этот звук исходил оттуда. В некотором беспокойстве Грейс села в постели.

Леди ни в коем случае не должна входить в покои джентльмена… Это являлось одним из основных и важнейших правил, внушенных ей матерью.

Однако Колин был для нее почти как брат.

И когда стон повторился, Грейс соскочила с кровати и без лишних раздумий направилась в соседнюю комнату.

– Колин, – прошептала она, дотронувшись до его плеча. – Что случилось?

– Мне жарко, – отозвался он, прерывисто дыша. – Ужасно жарко.

Грейс направилась к тазику с водой, обмакнула и выжала тряпку, вернулась с ней к кровати и обтерла лицо Колина, стараясь не намочить постельное белье.

– Я позвоню прислуге, – сказала она, помещая аккуратно сложенный кусок ткани на его лоб.

– Никто не придет, – с очередным стоном проговорил Колин. – Наша Нянюшка слишком стара, чтобы подниматься среди ночи.

Грейс нахмурилась: вероятно, у него довольно сильный жар, если ему кажется, будто он находится в детской. Но с другой стороны, он, возможно, вполне осознанно говорил насчет прислуги. В родительском доме горничные прибегали на звон колокольчика в течение двух минут, а вот про Арбор-Хаус этого сказать было нельзя.

– Ну тогда я приведу нашу няню, – решила Грейс.

Колин резко перевернулся на бок, и влажная тряпка, соскользнув с его головы, упала на пол.

– Мне так жарко… Я умру в этой пустыне.

– Не говори глупостей. И ты не умрешь.

Грейс дотронулась ладонью до его лба. Именно так, когда она недомогала, делала ее няня. Колин ухватил Грейс за запястье и устремил на нее затуманенный взор.

– Лили, это ведь ты? Я люблю тебя больше всех остальных. И буду любить вечно, только дай мне попить, милая Лили.

Грейс застыла на месте. Так он думает, что к нему на помощь явилась Лили?

Порой Грейс испытывала столь сильную зависть и ревность по отношению к сестре, что ей хотелось вопить, и сейчас был как раз такой момент. Колин до того обожал эту чертовку, что даже не замечал, что перед ним стоит именно она, Грейс. От такого открытия ее охватил гнев, закололо в сердце.

Стакан, стоявший на прикроватном столике, был пуст, и Грейс отошла, чтобы взять кувшин. Принесла его, но прежде чем успела наполнить стакан, Колин сел в постели и ухватился за сосуд.

– Позволь мне налить… – Она потянула кувшин на себя.

– Какая ты молодец, Лили, – пробормотал Колин. – Какая ты…

В этот момент кувшин опрокинулся на него, и он осекся. Вода хлынула ему в лицо, растеклась по груди, плеснулась также и на ее ночную рубашку.

На мгновение Грейс ощутила чувство удовлетворения – ну вот, не такая уж она и паинька… Но в следующую секунду ужаснулась: ведь она облила холодной водой Колина, он же болен! Возможно, даже находится при смерти, несмотря на его смех, негромкий и слабый.

Она подбежала к двери и крикнула:

– Мама!

Явившаяся мать уложила Грейс обратно в постель, но та не заснула, пока за стеной не стих шум – поскольку кровать Колина была мокрой, его перевели в другую комнату.

Уже утром мать сказала ей:

– Милая, тебе следовало позвать горничную, когда ты поняла, что Колину требуется помощь. И кстати, почему он оказался мокрым?

– Он стонал, мама, я услышала это через стенку… – И Грейс не смогла удержаться от того, чтобы изложить случившееся во всех подробностях. – Он подумал, что я – Лили, и сказал, что будет любить меня вечно. То есть не меня, а Лили.

Мать приподняла свою изящную бровь.

– Будет вечно любить Лили?..

– Да, если она даст ему воды… – Грейс сглотнула. Ей никогда не приходилось признаваться в каких-либо проступках. – Вот он и получил от меня воды.

Мать поджала губы, видимо, стараясь не рассмеяться. Затем сказала:

– Грейс, ты ведь осознаешь, что нельзя обливать людей водой, несмотря на все свое раздражение? – Грейс кивнула. – Кроме того, леди не должна заходить в спальню к джентльмену посреди ночи, тем более если слышит оттуда стоны.

Грейс не совсем поняла смысл последних слов, но тем не менее опять кивнула.

Герцогиня нагнулась и обняла дочь. От матери так чудесно пахло полевыми цветами и шелком.

– Но, похоже, Колин получил по заслугам, – прошептала она.

Такой уж была их мать – понятливой и ироничной. Грейс прильнула к ее плечу.

– Он подумал, что я – Лили, – повторила она, не в силах понять, отчего это причиняет ей такую боль.

– Причина в том, что ты уже юная леди, которая больше не спит в детской, – пояснила мать и поцеловала ее. – Колину и в голову не могло прийти, что ты способна бродить ночью по коридорам. Лили же – совсем другое дело.

– Но он еще сказал, что любит ее больше всех остальных.

– Нынешним утром он сменил свою песенку. Ему просто не верится, что она вылила на него целый кувшин воды.

Глаза матери как будто плясали, и в груди Грейс булькнул смех.

– Он не умрет от простуды?

– Конечно же, нет. Ему уже гораздо лучше.

Никто другой так и не узнал всей правды. А Лили рассердилась, когда Колин заявил в гостиной, что это она сбила у него жар и, возможно, спасла ему жизнь.

– Я не стала бы его спасать, даже если бы он заплатил мне полкроны! – сказала она потом Грейс. – Он ужасный мальчишка, и я считаю, что это низко с его стороны говорить всем, будто я облила его водой. Хотя я бы с радостью это сделала!

Глаза Лили сверкнули жаждой мщения, но Грейс это мало обеспокоило. Вероятно, она заразилась от Колина, и у нее очень болела голова.

История последовавшего возмездия стала чем-то вроде семейного предания как для Рейбернов, так и для Берри: Лили сходила к озеру, набрала там лягушачьей икры, после чего отправила самую юную горничную в комнату Колина с блюдом горячих гренок, намазанных «говяжьим паштетом» – для того чтобы подкрепить его силы.