Элоиза Джеймс - Обретая любовь

Грейс засмеялась.

– Сэру Гриффину это вряд ли понравится.

– Скорее всего… – Отец тоже рассмеялся. – И придется мне рубиться со своим лучшим другом.

Грейс ощущала усталость во всем теле, чуть ли даже не в костях.

– Пойду-ка я приму ванну, – сказала она, поднимаясь с дивана.

– Я отошлю и миниатюру, и письмо, – пообещал отец. – Но только черкану Колину несколько слов и от себя.

Грейс не отозвалась, продолжая подниматься по лестнице. Ей было как-то все равно, что именно отец напишет в своем послании.

Письмо от Лили пришло спустя полтора месяца после того, как Колин покинул Лондон. Поначалу он подумал, что оно от Грейс, и обрадовался, но, вскрыв конверт, тотчас устыдился. Ведь он влюблен в Лили и в первую очередь именно от нее должен с нетерпением ожидать корреспонденции.

Даже сейчас воспоминание о том бале с прелестными леди, изысканной едой и пьянящим шампанским вызывало у него улыбку. Это была жизнь, по которой он тосковал и участником которой мог бы стать, женившись на Лили. Та всегда, даже в детстве, была очаровательным созданием, умевшим поднять настроение своей энергией и веселостью.

Письмо Лили было написано округлым, почти детским почерком:

«Здравствуйте, дорогой капитан Берри!

На прошлой неделе я побывала на трех балах и на каждом протанцевала за полночь. Однако на них было не так интересно, поскольку рядом со мной не было бравого, хотя и подвыпившего офицера. Отец говорит, что я не должна тебе писать, что это неприлично, но я все же написала. Мне нравится нарушать его указания. Это поддерживает его в тонусе, я ему так и говорю. На этой неделе ожидаются еще три бала (два обычных и один маскарадный), а также музыкальный завтрак. Лондон – настоящий водоворот веселья. Когда я думаю, как тебе, должно быть, скучно на своем корабле, мое сердце просто разрывается. Если тебе удастся заехать в Париж, то я уверена, ты будешь счастлив. Мне кажется, французский королевский двор подобен земному раю. Мне так хочется, чтобы отец нас туда свозил! Я очень надеюсь, что это письмо дойдет до тебя без каких-либо помех. На этом, наверное, и закончу, потому что я не привыкла много писать. Я предпочитаю танцевать».

Колин четыре раза перечитал полученное письмо. Было сразу видно, что его написала очаровательная юная леди. Кто бы сомневался, что она живет в вихре веселья. Иначе и быть не может.

Этой ночью он долго лежал без сна, уткнувшись взглядом в потолок. Маленький паучок, умудрившийся пробраться к ним на борт, старательно плел свою паутину в надежде поймать в нее мух, каковых Колин на вверенном ему корабле пока что не замечал. Паук аккуратно протянул тончайшую нить от потолка к переборке, у которой была установлена кровать, потом забегал туда-сюда, добавляя радиальные линии, затем принялся объединять их по спирали.

Понаблюдав за этим процессом, Колин еще раз прочитал письмо при тусклом свете единственной свечи. Веселая натура Лили чувствовалась в каждом слове. Она наверняка станет отличной женой для человека с танцующей душой. Но этим счастливчиком будет не он.

Сия мысль несла какое-то успокоение. И Колин дал ей возможность как следует осесть в сознании, продолжая следить за пауком. Легкомысленно-веселая натура Лили совершено ему не подходила, и если бы они поженились, то своим мрачноватым мировосприятием он просто сдернул бы ее с небес на землю, в неприглядную действительность.

Участие в боевых действиях, многочисленные смерти как соратников, так и врагов, свидетелем которых становился Колин, очень сильно его изменили. И пути назад нет, если потоки крови бегут через твои сновидения.

Колин отложил письмо в сторону. Лили, конечно, не виновата, что по стилю изложения она значительно уступает своей сестре. Каждый раз, когда приходило очередное послание от Грейс, он мог часами размышлять над почерпнутой из него информацией.

Паучок наконец угомонился и в ожидании свернулся в едва заметный комочек рядом со своим ажурным творением. Колин задул свечу и снова улегся. Но засыпать ему не хотелось – по причине риска вновь увидеть сны, которые мучили его чуть ли не каждую ночь.

Вот если бы письмо пришло от Грейс…

Нет, Лили не виновата, что она не так умна, как ее сестра. Не столь проницательна, не столь добра… Впрочем, насчет доброты он не прав. Лили тоже добрая, но… несколько поверхностная в отличие от Грейс.

Лили – это вальс, а Грейс – гимн…

Обдумывая такое сравнение, Колин повернулся на бок и незаметно для себя соскользнул в забытье.

В течение последующего месяца Колин все еще не догадывался, что больше не увидит писем от Грейс. В конце концов, иногда не одна неделя проходила между очередными доставками почты из Адмиралтейства.

Первую половину месяца он не слишком беспокоился, но когда пошла вторая, начал по ночам мерить шагами палубу. Западноафриканская эскадра четвертую неделю стояла на месте в ожидании приказов, и письмо от Грейс уже могло бы до него дойти. Даже, возможно, сразу два, как это иногда бывало.

Наверное, он сам во всем виноват… Колин два дня подряд приезжал в дом герцога, и каждый раз ему говорили, что Грейс испытывает недомогание. А вдруг с ней случилось что-то серьезное? Иначе она не стала бы его избегать… после таких теплых и проникновенных писем. Грейс была дорога ему не меньше, чем родная сестра, и она наверняка понимала это.

А вдруг она при смерти?.. И никто ему не сказал. Быть может, у нее скарлатина или прежняя проблема с легкими?..

Впрочем, нет…

Колин припомнил, как сверкали глаза Лили тогда на балу, как она смеялась во время их совместной поездки в парк. Она до того его обворожила, что он совсем потерял голову и ляпнул герцогу, что хочет на ней жениться. Нет, Лили не заливалась бы так смехом, если бы ее сестра была при смерти.

Вообще-то Колин даже испытал облегчение, когда герцог ответил ему отказом. Черт… Каким же дураком он был!

Нет, очаровательная, вечно смеющаяся Лили не может быть решением его проблем. Однако стоило ему узреть эту лондонскую прелестницу, как он тотчас позабыл о своем намерении подольше уклоняться от брачных уз.

Впрочем, Лили – это… Лили. Наверное, Колину было просто суждено в нее влюбиться, учитывая то, как она забавляла и дразнила его с самого детства. Он никогда не забудет предпринятую Лили попытку спасти его – когда, войдя к нему в комнату и увидев, что у него жар, она вылила ему на голову целый кувшин воды.

Став старше, он, конечно, понял, что таким образом нельзя спасти чью-то жизнь. Но история была все же впечатляющей.

А вот случай с лягушачьей икрой воспринимался совсем иначе…

В конце концов предназначенный Колину пакет прибыл на третий месяц после отплытия от берегов Британии. К тому моменту он перечитал все письма, полученные от Грейс, начиная с самых первых, где ее почерк был округлым и нетвердым. Он не спеша читал послания того периода, когда она изучала латынь и приводила ему примеры забавных фраз на этом языке, рассматривал ее акварели, раз от разу становившиеся все более сложными и умелыми. Он перечитывал истории об обоих их семействах, долго глядел на портрет своих родителей, целующихся под деревом, а также на изображение покрытого грязью Фреда после того, как тот свалился с лошади. Затем Колин опять убирал все это в непроницаемую для сырости коробку.

Вся его жизнь была отражена на этих страницах. Точнее, та жизнь, которую он упустил, подавшись в военно-морской флот.

Такой жизнью, наверное, и стоило бы жить.

Прибывший пакет был гораздо больше обычного письма. И Колин не решался открыть его в течение двух дней. Похоже, это послание было последним.

Ну, разумеется… Он всегда знал, что рано или поздно это закончится. Однажды Грейс выйдет замуж и что подумает ее супруг, если она будет переписываться с другим мужчиной?

От таких мыслей Колину самому захотелось жениться на Грейс. Хотя, конечно же, глупо вступать в брак с женщиной только ради того, чтобы она продолжала ему писать.

Даже если ее письма – единственное, что не дает ему сойти с ума.

Когда Колин все же вскрыл пакет и увидел, что во вложенном послании содержится всего лишь три строчки, он с такой силой стиснул зубы, что у него целый день болела челюсть.

Затем он несколько раз прочитал написанное, эти холодные слова, выведенные четким почерком. Она всегда подписывалась «Твоя подруга леди Грейс», однако теперь внизу стояло просто «Леди Грейс, Лондон». Наконец он извлек из обертки присланную миниатюру и воззрился на нее в некотором оцепенении.

Это был портрет Лили, причем очень искусный. Лили получилась на нем такой же прекрасной, как и в жизни. Она прямо-таки лучилась, похожая на проказливого ангела. Грейс очень точно удалось передать ее натуру.

Отложив миниатюру, Колин опять перечитал короткое письмо, а также сопроводительное послание от герцога. Как оказалось, отныне тот считал неприемлемой переписку между ним и его старшей дочерью? Почему?..

Тут в памяти Колина всплыла сцена того, как он сумбурно и восторженно признавался герцогу в своем желании заполучить в жены Лили, если той, конечно, понравится такая идея.

Вполне естественно, герцог не хочет, чтобы Грейс переписывалась с мужчиной, влюбленным в ее сестру.

Боже, каким же ослом он был! Даже хуже, чем ослом!

Между тем к нему подбежал и вытянулся во фрунт юный гардемарин.

– Сэр, только что получен новый приказ, – доложил он, стараясь сдержать учащенное дыхание.

Колин кивнул. И, обернув миниатюру шелковой тканью, спрятал в нагрудный карман. Он достанет ее позже. Он всегда снова и снова рассматривал творения Грейс, пытаясь различить все те крохотные мазки, что создавали в своем единении столь замечательные портреты. А этот был самым лучшим из всех присланных до сих пор.

И лишь в открытом море, когда его корабль рассекал волны, устремившись на перехват очередного рабовладельческого судна, Колин понял значение этой миниатюры.

Грейс подарила ему изображение той, к кому, по ее мнению, он имел наибольший интерес. Изображение Лили…

При этой мысли Колин едва не исторгнул за борт съеденное за завтраком. Зачем он вообще наносил те визиты? Ему не нужна Лили! Он даже не хочет смотреть на ее портрет, как бы очаровательно она на нем ни выглядела!

Последние годы Грейс оказывала ему значительную поддержку своими письмами – они уберегали его от сумасшествия и даже, возможно, от самоубийства. Многие его друзья, такие как Филипп, оставались вполне невозмутимыми среди крови и смертей и, не моргнув глазом, провожали в последний путь погибших товарищей, чьи тела отправлялись на дно океана. Но у Колина не получалось быть таким. После очередного сражения он в течение нескольких дней не мог нормально спать, а всплеск от сбрасываемых в воду трупов эхом отзывался у него в ушах.

Однако у него имелись письма Грейс, эти чудесные песни о совсем другой жизни, где смерть и кровь являлись чем-то нереальным.

Колину следовало сообщить ей об этом. И почаще писать. Однако, когда он брался за перо, в его сознании то и дело всплывали лишь образы умирающих – ну разве можно было рассказывать леди о подобных ужасах? И в результате он не писал ничего, убеждая себя, что ее, очевидно, не волнует его молчание, потому что она все равно продолжала слать письма.

В общем, первая проблема заключалась в том, что Колин – отъявленный идиот. А вторая – в том, что его корабль направлялся к берегам Сьерра-Леоне, и в Англию они вернутся не раньше чем через девять месяцев.

Пару дней спустя Колин вновь достал миниатюру, стал рассматривать, и у него вдруг возникло ощущение, что она написана не красками, а слезами. Лили улыбалась, но кисть художницы плакала. Колин стиснул леер ограждения. Его сердце пронзила боль, в глазах на мгновение потемнело.

В этом портрете присутствовала любовь. Самая настоящая, а не та братская привязанность, которую он испытывал к Грейс.

Грейс, конечно же, сможет без него обойтись. С той любовью, теплом и юмором, которые от нее исходили… Вокруг нее наверняка каждый вечер увиваются десятки мужчин.

За последние годы у Грейс, вероятно, было немало предложений. Она всегда довольно сухо писала о светской жизни Лондона, как видно, не захватываясь этой суетой, оставаясь сторонней наблюдательницей.

На бумаге она была неотразима, что, несомненно, еще заметнее при личном общении.

И все же в своем тщеславии Колин полагал, что с момента первого выхода в свет Грейс ждала только его. И будет ждать и дальше. Ему нужно лишь вернуться домой целым и невредимым. И тогда он женится на ней. Это самое меньшее, что он может сделать в качестве благодарности за ее замечательные письма.

Колин отмахнулся от внутреннего голоса, намекавшего на его непомерное самомнение.

Да, он сделает Грейс предложение, но не ради новых писем, а в благодарность за те, что уже получил. А также потому, что любит ее, любит по-настоящему.