Она вернулась в вестибюль, расплатилась за номер. Тут она вспомнила о письме.

— Передайте это, пожалуйста, тому американцу... ну, которого вы не могли понять... мистер Хаген, — попросила она портье. Тот наклонил голову — он хорошо понимает, о ком идет речь. Как только мистер Хаген вернется, он тотчас ему передаст. Багаж мадам уже в автобусе.

Больше делать здесь было нечего. Она забралась в автобус и, то и дело поглядывая на часы, ждала, когда же истекут оставшиеся до отправления несколько минут. “Ты словно стремишься скрыться от кого-то, — сказала она самой себе. — Словно за тобой кто-то гонится. Может, это ты сама? Может, ты боишься передумать? Что-то это непохоже на вас, мадам”.

Наконец автобус тронулся с места. Вот мелькнул знакомый ресторан, где они были вместе с Хагеном... Старинные дома... Дома поновее... Городок кончился. Итак, завтра утром она будет в Париже. Прямо с вокзала позвонит Жан-Полю. Она ни разу не позвонила ему за эти дни. Хотя нет, звонила, просто его не было на месте, но ему должны передать. И все равно — последние два дня она забыла о нем. Так никуда не годится. Ведь он так внимателен к ней, готов терпеть ее холодность, ее колебания. А ведь он мучается, только не подает виду. Неожиданно она подумала о том, что ее жених, в сущности, гордый человек. Она раньше никогда не задумывалась об этом. Да, у него есть гордость. Ведь он никогда не устраивает ей сцен, не жалуется, хотя есть на что. Они знакомы уже два года, год — даже больше — близки, а она все еще не отвечает на его предложение. Как она, должно быть, мучает его! Вот и сейчас она уехала на юг, не попрощавшись, ничего ему не сказав. Разве так бывает между близкими людьми? Для нее самой это аргумент в пользу того, что настоящего чувства к Жан-Полю у нее нет. Но если ты ведешь себя с человеком по-свински, это означает только, что ты свинья, а не то, любишь ты его или нет. А почему, собственно, она должна откладывать звонок до утра? Она позвонит Жан-Полю из Валанса, как только приедет. А утром у нее хватит забот. Прежде всего, надо будет позвонить в фирму и сказать шефу...

И Камилла стала думать о делах фирмы, о новых моделях, о сослуживцах... За этими мыслями она не заметила, как автобус обогнал знакомый ей белый “ситроен”, водитель которого пристально вглядывался в окна автобуса.

В Валанс они приехали уже в сумерках. До прибытия поезда оставалось полчаса. Она как раз успеет позвонить. Камилла направилась к телефону, когда кто-то загородил ей дорогу. Подняв глаза на нахала, она увидела Роберта Хагена.

Некоторое время они глядели друг на друга, и ни один не решался заговорить первым. Наконец американец произнес:

— Я прочитал... ваше письмо. И решил, что я еще успею на него ответить. Я хотел... Может быть, мы где-нибудь сядем?

— Я полагала, что все объяснила, — заявила Камилла. — Впрочем, это так по-американски: погоня за женщиной. А почему вы не стали прыгать с машины на автобус? Было бы очень эффектно.

— Я не собираюсь устраивать вам сцен и портить настроение. Я прошу всего несколько минут. Зачем вы так?

Камилла уже приготовилась сказать еще что-то насмешливое, но, взглянув на Роберта, прикусила язык: оказывается, эти ледяные глаза способны выражать страдание, даже боль. Ей стало стыдно. Она позволила Хагену взять у нее чемодан и безропотно направилась за ним. Они сели в маленьком привокзальном кафе.

Несколько минут Хаген не решался заговорить. Затем подчеркнуто ровным голосом спросил:

— Что же все-таки случилось? Почему вы... почему ты сбежала, словно я действительно за тобой гнался?

Камилла поняла, что он прав. Ей ведь и самой так казалось. Она действительно бежала от него. От него или от себя, от своего чувства? Чего она боялась? И почему не решается заговорить сейчас, прячется за иронией, за ничего не значащими словами? Что ж, попробуем найти ответ. Она не нашла его одна — может быть, теперь они найдут его вместе. Она пожала плечами:

— Не знаю. Нет, я действительно не знаю. Мне казалось, так будет лучше.

— Для кого?

— Для нас обоих, для близких нам людей. У меня, между прочим, есть жених, который ждет меня в Париже. Мы знакомы с ним уже два года. У тебя, я думаю, тоже кто-то есть. Если бы мы провели вместе ту, вчерашнюю ночь... Это не было бы чем-то серьезным. А ждать встречи, откладывать...

— То есть ты уехала потому, что поняла, что это действительно серьезно? — глухо спросил Роберт. — И ты бежала от этого настоящего, которое грозило вторгнуться в твою жизнь. Нарушить ее привычный ход...

— Если хочешь, да, — запальчиво ответила она. — Я не хочу ломать свою жизнь. Но это вовсе не значит, что то, что было, это слишком серьезно. Да и что было? В сущности, ничего.

— Ты сама себе противоречишь, — заметил он. — Ты только что говорила, что как раз отказ от близости сделал все слишком серьезным, чем-то большим, чем обычное знакомство. Так почему все-таки ты испугалась?

— Да ничего я не испугалась! — возмутилась Камилла. — Просто когда я увидела... Я увидела тебя...

— Меня? Когда?

— Я ездила на аэродром... Днем. Вы там возились в ангаре...

— Ты ездила на завод? Зачем? — изумился Хаген.

— Как тебе объяснить... — медленно сказала она. — Мне хотелось еще раз посмотреть на тебя... Сначала, когда ехала, я думала, что увижусь с тобой, может, даже посижу неподалеку, посмотрю, как ты работаешь... Потом мы поедем обедать...

— Ну, и что же? Тебе что-то помешало?

— Нет... Просто ты показался мне совсем чужим. Я поняла, что, в сущности, ничего о тебе не знаю.

— Конечно, не знаешь. Но ведь это естественно — мы едва знакомы. И не хочешь узнавать — ты это хотела сказать?

— Нет, не так. Просто... — Камилла замялась, подыскивая слова. — Ты такой увлеченный этими своими двигателями... Это настолько мне чуждо... Да нет, даже не в этом дело — я ведь многим интересуюсь, многое могу понять... Нет, не знаю, как это объяснить. Просто решила, что так будет лучше, и все, — отчаявшись найти объяснение своего поступка, она откинулась на спинку кресла.

— Значит, остается то, с чего мы начали, — мягко заметил Роберт, — ты бежала от того, что могло, грозило стать слишком серьезным. А значит, — и он внезапно улыбнулся, — это значит, что я должен радоваться!

— Почему же? — изумилась Камилла.

— Да потому что для тебя это серьезно, как ты не понимаешь! И теперь, когда тебе не удалось скрыться, я уж приложу усилия, чтобы это и стало серьезным в самом деле.

— А для тебя — что это для тебя? — спросила Камилла, уже зная ответ. И он прозвучал:

— Для меня, — заявил торжественно Роберт Хаген, — для меня это, кажется, самое серьезное, что было в моей жизни.

Услышав это, она растерялась. Она совершенно не знала, что теперь делать. Она так хорошо все сегодня решила, покончила со всей этой двусмысленностью, твердо все оборвала... И вот теперь все начинается сначала. Неужели он говорит правду? Она чувствовала, что сама она всем существом хочет верить, что это правда, Она уже верит в это. Да и невозможно не верить, глядя в улыбающиеся, веселые, вовсе не ледяные голубые глаза.

— Ну и что мы теперь будем делать? — заметив ее растерянность, спросил Роберт. — Наверно, скоро твой поезд?

И словно в ответ на его вопрос прозвучало объявление о прибытии поезда на Лион — Париж. Она встала:

— Мне пора. Или ты хочешь...

Он покачал головой:

— Нет, не надо выдумывать. Езжай. Оставь мне только свой адрес и телефон. Именно этого не хватало в твоем письме.

— А если бы там были все координаты, ты бы не погнался за мной? — спросила она.

— Конечно, погнался бы, — признался он и, шагнув к Камилле, заключил ее в объятия. Она вновь почувствовала эти сильные руки, эти губы... Он не успел переодеться, и от его одежды пахло машинным маслом, бензином и чем-то еще отменно мужским — целая заправочная станция, а не человек. Она и не подозревала, насколько соскучилась по нему. И от всего этого она хотела отказаться, всего этого лишиться! И лишилась бы, если бы не он.

За первым поцелуем последовал второй, третий...

— Тебе пора, — первым спохватился Роберт. — Кажется, уже объявили, что посадка закончена, и поезд отправляется.

Они бросились на перрон. Поезд, к счастью (или к несчастью? — мелькнула у нее сумасшедшая мысль), еще стоял. Она вошла в свой вагон, Роберт протянул ей чемодан — и поезд тронулся.

— Позвони мне! — попросила она.

— Но ведь ты так и не дала мне телефон! И адрес! — прокричал Хаген, который шел, затем побежал за вагоном.

Она поняла, что уже не успеет достать визитку.

— Я тебе сама позвоню! — закричала она. — Завтра вечером!

— Я буду ждать! — ответил он, останавливаясь у конца перрона. — Я буду ждать!

Поезд еще набрал ход, и фигурка у конца перрона стала совсем маленькой, а затем пропала в темноте. Но Камилла знала, что теперь на этом не закончится и она выполнит свое обещание.



Глава четвертая


Париж встретил ее дождем. Позвонив с вокзала в контору, она узнала, что Таркэн поссорился со своим компаньоном Огюстом, ходит из-за этого злой и грозит какими-то сокращениями, отчего все в ужасе. Следующий звонок, сопровождавшийся вздохом сожаления и раскаяния, был Жан-Полю.

Он был, как всегда, внимателен и вежлив, но она-то его хорошо знала: сквозь интерес к ее делам, сквозь все расспросы проступали хорошо скрытые обида и глубокая печаль. Нет, он не осуждал ее, но само собой становилось ясно, что он-то не забыл о ней, помнит малейшие подробности ее дел, а она о нем забыла начисто. И он, конечно же, не ревнует — она совершенно свободна, обещание, которое она когда-то давала, ни к чему ее не обязывает — но он так ждал... Он надеется, что сегодня они наконец смогут встретиться? Можно было бы вместе пообедать, потом сходить на новую выставку — говорят, что-то интересное — ну, а потом...

Камилле стало его мучительно жаль: в голосе Жан-Поля слышалось подлинное страдание. Да, конечно, они пообедают, и выставка... хотя она так устала с дороги, и сейчас звонила в фирму, там какие-то неприятности, возможно, придется задержаться... А насчет дальнейшего она еще не знает. Скорее всего, сегодня не удастся. Она его тоже целует и ждет вечера.

Добравшись наконец до своей квартиры и включив автоответчик, она поняла, что за время ее отсутствия неприятности решили собраться все вместе и обрушиться на нее сразу. На ответчике был записан звонок от матери. Она извещала, что поссорилась со своей сиделкой Жюстиной и просит Камиллу найти ей другую сиделку, “поскольку эта старуха сделалась совсем невыносимой”. Камилла готова была застонать: “эта старуха” была единственным существом, способным выдержать капризы престарелой мадам Бриваль. Они обе так похожи, что Камилла порой всерьез начинает размышлять, не сестры ли они — хотя одна родом из Наварры, а вторая из Нормандии. Надо срочно сходить к матери и помирить старух — если они уже не помирились без нее. По правде оказать, это у них не первая ссора, и всегда дело кончалось миром, хотя и не всегда быстро.

Но если она поедет вечером к матери, то когда она успеет пообедать с Жан-Полем? А если вначале пообедать... Тогда отказ пойти на выставку будет совершенно оправданным — ведь она идет к матери. Но ведь Роберт будет ждать звонка! Со скольки он будет его ждать? Наверно, часов с шести. Пожалуй, он даже не пойдет обедать, а закажет что-нибудь первое попавшееся себе в номер и будет сидеть у телефона. Его заказ, конечно же, не поймут, принесут какую-нибудь дрянь... Она представила Роберта Хагена, голодного и уставшего, ждущего ее звонка, и вся жалость к Жан-Полю тут же покинула ее. Нет, она должна позвонить! Она пойдет на любой обман, будет хитрить, но Роберт не будет долго ждать.

Приведя себя в порядок, она отправилась в контору. Видимо, подруга, которой она звонила с вокзала, преувеличила неприятности: шеф вовсе не показался Камилле таким уж мрачным. А услышав ее доклад, он вовсе повеселел. Правда, он тут же сообщил Камилле еще одну, действительно неприятную новость: их главные конкуренты сумели продать свою летнюю коллекцию моделей сети универмагов, с которой постоянно имела дело их фирма. Надо искать новых заказчиков, нужно думать. Может, в их коллекции не все учтено?

Работа, как всегда, захватила ее целиком. Ее знаменитое качество, за которое ее ценили в фирме — умение забывать на работе обо всем, словно никаких личных дел просто не существовало — сейчас весьма пригодилось. Она провела переговоры с двумя фирмами-партнерами, организовала совещание, посвященное летней коллекции, и собиралась провести еще одни переговоры, когда на другом конце провода ей сообщили, что “шеф нашей фирмы уже ушел, мадам, ведь рабочий день уже закончился”. А она и не заметила. Усмехнувшись, она положила трубку, и телефон тут же зазвонил. Это был Жан-Поль. Так они обедают, он надеется? Да, конечно, она очень хочет, ждала весь день, но тут такая неприятность у матери — она подробно обрисовала весь ужас ситуации — и она немедленно едет к ней и останется там весь вечер. Нет, его помощь, пожалуй, не понадобится, хотя она очень ему благодарна — что бы она делала без него? Завтра да, обязательно, непременно, и выставка, и все остальное, но сегодня... Да, да, ей тоже очень жаль, пока.