Наконец все участники выстроились в центре арены, и герольды призвали зрителей к тишине. Глашатай прокричал, что бургундцы готовы сражаться с любым из пятнадцати воинов, выступивших против них, и зачитал правила турнира, где говорилось, что оружие должно быть затуплено, нельзя поражать противника ударом ниже щита, а также ранить или убивать его коня.

– А по завершении поединков, – читал далее глашатай, – победитель получит из рук самой королевы нагрудный ковчежец из чистого золота, где хранится бесценная частица животворящего Креста, на котором был распят сам Спаситель.

После этого герольды вереницей покинули арену. Разъехались и рыцари, причем бургундцы направились к северным воротам ристалища, а англичане – к южным. Зрители оживленно шумели, многие заключали пари.

И вот раздался глас трубы, призвавший к тишине. С северной стороны на арену легкой рысью выехал бургундец и остановился, призывно трубя в рог и бросая вызов любому из англичан сразиться с ним. Глашатаи прокричали имя первого бойца:

– Барон Пенсиль де Ривьер!

Зрители, затаив дыхание, следили, кто же откликнется на вызов.

Герцог Глостер, вокруг которого толпилась знать, любезно пояснил:

– Этот сэр Пенсиль неплохой боец. Он ярый враг французского короля и вынужден был бежать из Франции и просить защиты и покровительства у герцога Карла. Однако взгляните, вот и его противник!

В противоположном конце арены появился рыцарь на мускулистом рыжем коне, покрытом ярко вышитой попоной. Блестели богатые доспехи, развевался пышный плюмаж. Горделиво прогарцевав, он занял позицию напротив бургундца.

– Сэр Уильям, благородный барон Стемплтон, воитель под знаком Пеликана. Девиз его…

Но последних слов уже нельзя было разобрать из-за рева толпы. Ведь это был северянин, их земляк, родовитый и грозный феодал.

– Да пошлет небо удачу тебе, наш добрый северный лорд!

– Куда бургундцу до нашего барона!

– Ура! Да здравствует благородный Стемплтон!

Рыцари опустили забрала и по второму звуку трубы взяли копья наперевес. С третьим они дали шпоры коням и бешеным аллюром понеслись навстречу друг другу.

Несколько мгновений над ристалищем висела напряженная тишина. Гулкий удар – и возглас возмущения потряс трибуны. От удара бургундца барон Стемплтон вылетел из седла и, громыхая доспехами, покатился по земле. Его конь с неистовым ржанием продолжал скакать по арене. Отныне по правилам турниров он принадлежал Пенсилю де Ривьеру. Победитель, выдержавший могучий удар, с высоко поднятым копьем пронесся вдоль трибун. Ему аплодировали, но большинство зрителей досадовали из-за поражения своего земляка, которого уносили с поля оруженосцы.

Однако их ждало еще большее разочарование, когда за первым поединком последовали еще три и все они завершились поражением англичан. Турнир едва успел начаться – и такой разгром! Все взгляды с надеждой устремлялись на каждого нового бойца, появлявшегося на ристалище: уж сейчас-то удача улыбнется англичанину. Но эти черные бургундцы вновь и вновь словно шутя выбивали из седла тех, кого Англия считала достойнейшими ратными мужами.

Пятым из бургундцев выступил на поле гордый граф Кревкер.

– О, этот одолеет любого! – сказал герцог Глостер. – Я даже не знаю, найдется ли в Англии воин, способный на равных схватиться с ним.

На этот раз рыцари-англичане долго совещались, пока наконец не выставили бойца. Им оказался Энтони Вудвиль, граф Риверс – родной брат королевы Элизабет. Получив титул благодаря браку старшей сестры, он вскоре освоился при дворе, держался надменно, однако был предан дому Йорков и слепо повиновался королю.

Сейчас граф восседал на белоснежном коне и, горяча его, приветствовал зрителей. Доспехи миланской работы с золоченым, сверкавшим на солнце шлемом, увенчанным плюмажем из белоснежных перьев, слепили глаза.

Ричард-горбун только выругался, завидев его:

– Нашли кого выставить против Кревкера! Хотя, пожалуй, этот дурень напросился сам. Клянусь Распятием, родичи королевы слишком высокого мнения о себе! Впрочем, скоро мы увидим, как славный Энтони Вудвиль вылетит из седла, и полюбуемся, как его поволокут с поля оруженосцы.

Ричард говорил все это с улыбкой, обращаясь к дамам и вельможам, но слова его были предназначены исключительно для ушей Элизабет. При дворе знали о скрытой вражде между супругой короля и его братом. Ричард не мог простить ей влияния на Эдуарда, ее внезапного возвышения, ее неустанного стремления заполнить двор своими родственниками. И хотя он оставался предупредительным и любезным, Элизабет ни на миг не сомневалась, что Ричард ее ненавидит. Так и сейчас: казалось, она не расслышала слов Ричарда, но вспыхнувший румянец невольно выдал ее гнев. Заметив это, Эдуард решил вступиться за молодого Риверса:

– Ты не прав, Дик. Благородный Риверс, будучи почти ребенком, уже сражался за нашу победу и, несмотря на возраст, говорят, являл чудеса отваги. Поэтому, я надеюсь, сейчас он покажет себя достойным противником.

– Дай-то Бог, братец. Однако о боевых заслугах славного Энтони заговорили, лишь когда он стал графом Риверсом. А раньше до меня доходили только слухи о его посредственности в ратных делах. Безусловно, это ложные слухи, и я не верю гнусной клевете… Хотя и постараюсь не принять близко к сердцу новое поражение соотечественников. – И Ричард глубоко вздохнул, разведя руками.

Он оказался прав. Кревкер с удивительной легкостью вышиб из седла брата королевы. К тому же несчастный Риверс зацепился новомодной гнутой шпорой за стремя, и конь проволок его через всю арену, пока оруженосцы не поймали его в самом конце ристалища.

– Бедный, бедный Энтони, – грустно заметил Глостер, но глаза его блестели. – Может быть, он и не так глуп, как мне казалось. Пасть от удара рыцарственного канцлера де Кревкера почетно даже для брата королевы.

Элизабет резко обернулась.

– Милорд Глостер, отчего же вы, такой прославленный боец, не решились выступить в состязании, в котором рискнул постоять за честь английского оружия даже столь скромный воин, как Энтони Вудвиль?

Ричард мягко улыбнулся в ответ:

– Мне слишком дорога честь английского оружия, чтобы пятнать ее ради забавы, как поступает некий хвастливый граф в этом турнире.

Ричард имел право так говорить. Слава о нем как о непревзойденном мастере конного боя шла далеко.

Королева пожала плечами и повернулась к супругу:

– Боюсь, ваш брат, государь, злится на Риверса по другой причине. И воинская слава тут ни при чем. Добрый Дик просто не может простить Энтони того, что именно ему отдала предпочтение красавица Элеонора Ховард.

Это было прямое оскорбление. О неудачном ухаживании Глостера за юной Элеонорой осмеливались говорить только шепотом. Придворные испуганно примолкли. Но никто никогда не видел Ричарда в гневе.

– Что поделать, ваше величество, – грустно улыбнулся он. – Не все женщины под небесами веселой Англии настолько благоразумны, чтобы отказываться от любви ради человека королевской крови.

После этих слов водворилась гробовая тишина. При дворе опасно было даже намекать на то, что некогда Элизабет отказывала королю, отдавая предпочтение неизвестному рыцарю из Пограничья. Эдуард при этом впадал в бешенство и был способен на любую жестокость. И хотя его прежний соперник Филип Майсгрейв находился при дворе и королева даже сама сосватала ему богатую наследницу из рода Перси, Эдуард все равно ревновал, ревновал бешено, как истеричный ребенок, а любое напоминание о старом звучало для него оскорблением, равносильным пощечине.

И сейчас эту пощечину он получил от младшего брата. Лицо Эдуарда стало белее горностаевого меха на его плечах. Он медленно повернулся к Глостеру. Никто не ведал, что сейчас произойдет, и никто уже не следил за ристалищем, где ожидал своего соперника бургундец Людовик де Бов.

И тут глашатай выкрикнул имя, от которого вздрогнули все, кто находился под королевским навесом.

– Благородный сэр Филип Майсгрейв, воитель под знаком Бурого Орла. Девиз рыцаря – «Сильный в полете».

Зрители приветствовали сэра Филипа. Он был шестым из англичан, выезжавших сегодня на траву ристалища. Пять предыдущих потерпели поражение.

Едва сэр Майсгрейв появился на поле, внимание короля, королевы, Глостера и окружавшей их знати оказалось прикованным к нему. Рыцарь не спеша поехал вдоль трибун. Под ним медленно, почти лениво, выступал высокий гнедой жеребец, укрытый длинной попоной, отделанной серебристыми кистями. Латы рыцаря были простыми, но прекрасной работы. Опущенное забрало скрывало его лицо, а шлем венчали темно-коричневые длинные перья.

– Ваш протеже, королева, – процедил король.

Это было действительно так. Когда выбирали достойнейших бойцов, королева отдала свой голос за Бурого Орла. Глядя прямо в глаза Эдуарду, она твердо заявила, что всем жителям Чевиотских гор по обе стороны англо-шотландской границы известно, какой великолепный воин сэр Майсгрейв. Весь Нортумберленд наслышан о его доблести, и она смело может за него поручиться.

По первому зову труб рыцари заняли боевую позицию. Второй сигнал заставил их напрячься. Но едва раздался третий, как оба противника, сжав бока коней и отпустив поводья, сорвались с места. Набирая скорость, они понеслись навстречу друг другу, чтобы сойтись в самом центре ристалища.

В следующий миг трибуны потряс слитный вопль. Людовик де Бов был опытным бойцом. Его удар, нанесенный по всем правилам, пришелся прямо в щит Майсгрейва и был так силен, что тот треснул. Но в то же мгновение он получил от английского рыцаря столь мощный удар копьем в голову, что мир вокруг него вспыхнул алым пламенем и бургундец, взмахнув руками, вылетел из седла. Филип Майсгрейв проскакал дальше.

Волна восторга захлестнула зрителей. На трибунах неистово кричали, свистели, в воздух взлетали шапки и колпаки. Простолюдины плакали и обнимались. Это была первая победа, особенно желанная после стольких разочарований.

Рыцарь кружил по арене, осыпаемый цветами. Он опустил копье, приветствуя дам, но не поднял забрало.

Тот же порыв охватил и знать. Лорды, духовенство, придворные шумели, топали ногами и аплодировали так же, как и простолюдины. Сам король в первый миг не удержался и, вскочив с кресла, зааплодировал.

Ричард Глостер кричал:

– Браво, Бурый Орел! Браво, сэр Филип!

Элизабет счастливо улыбалась: все разрешилось так просто. Повернувшись к мужу, она сказала:

– Нэд, я так люблю, когда ты смеешься!

Король поцеловал ее ладонь. А Ричард-горбун вновь кричал:

– Да здравствует Филип Майсгрейв! Да сопутствует тебе удача в бою и в любви, герой!

Ричард был весел. Но бог весть почему улыбка покинула уста короля. Откинувшись в кресле, он подал знак распорядителю турнира, чтобы состязания продолжались.

Вновь зазвучала медь, заглушая людской гомон. И хотя зрители еще горячились, обсуждая на редкость красивый поединок, однако многие уже с нетерпением поворачивались к арене, ожидая новых игрищ.

Рыцари-бургундцы толпились у северных ворот. Теперь их было четверо, и они были явно обескуражены победой неизвестного им рыцаря. Посоветовавшись, бургундцы выслали на арену непобедимого графа Кревкера. Сейчас им нужна была только победа, чтобы хоть как-то умерить пыл англичан.

Зрители, затаив дыхание, следили за тем, кто же выйдет сражаться с бургундцем. Наконец английский рыцарь появился на арене. Это был оксфордширец Саймон Селден. Он считался превосходным бойцом, и недаром его пригласили издалека постоять за честь старой доброй Англии, невзирая на то, что еще совсем недавно он был на стороне Ланкастеров. Но увы! Его также ожидало поражение. И хотя Кревкер пошатнулся в седле от его удара, сам Селден опрокинулся на круп коня, потеряв стремя, а это считалось поражением.

Потом Жак Савойский, Пенсиль де Ривьер, Антуан де Курси и тот же Кревкер красиво, словно играючи, вывели из строя четверку англичан. Зрители приуныли. Правда, они аплодировали воинскому искусству заморских гостей, но настроение их вновь упало. Долгожданный день вместо обещанной радости принес лишь чувство горечи и досады. Поговаривали, что, видимо, упал воинский дух в старой Англии, раз не находится того, кто мог бы достойно проучить бургундцев.

Впрочем, щадили только Майсгрейва, ибо он один сегодня не ударил в грязь лицом. Сэр Филип стоял возле ворот, из которых выезжали его соотечественники. С ног до головы закованный в латы, он напоминал скорее статую из литой стали, нежели существо из плоти и крови. Насколько можно судить о человеке в доспехах, он был неплохо сложен: могучий в плечах, длинноногий, стройный в талии и бедрах.

По правилам турнира Майсгрейв мог продолжать участвовать в состязаниях, и многие возлагали надежды на его выход. И когда рыцарь направился к своему коню и легко, словно не ощущая тяжести доспехов, не касаясь стремени, вскочил в седло, зрители довольно загудели.