– Оливер подстрелил.

Девушка огляделась.

– А где он сам?

– Спустился в селение к аббатству.

– Не стоило привлекать к себе внимание, – нахмурилась Анна.

– О, Оливер осторожен, как дикая кошка. Он все разузнает так, что никто ничего не заподозрит.

Анна прихватила кусок овчины, на котором спала, и, расстелив ее поближе к огню, села, обхватив колени.

Вспомнив, как утомителен был их путь, она подивилась, какое большое расстояние они преодолели. Они ехали весь остаток ночи в густом тумане, пока наконец заросли не поредели и они не пересекли рубеж ее владений. Свежий утренний ветер разогнал покрывало тумана. Перед путниками простирались покрытые золотистым дроком и лиловым вереском пустоши. Вдоль оврага к реке тянулись протоптанные овцами тропы. Это было графство Вустершир!

Анна облегченно вздохнула:

– Теперь мы вне опасности.

Филип покачал головой:

– Наоборот. Только теперь все и начинается. Мы снова на землях, где крепка власть Йорков, и герцогу Глостеру не составит большого труда схватить нас.

Он посмотрел на своих спутников.

– У нас лишь один выход – как можно скорее добраться до моря. Пока еще Ричард не знает, что побег удался, и ждет нас в месте, назначенном Деббичем. Но едва только ему станет известно, что нас больше нет в Уорвикшире, он без промедления разошлет ищеек по всем дорогам. Спасение лишь в том, чтобы как можно скорее покинуть Англию.

Они ехали по течению Северна, не показываясь на мощеной дороге, чтобы не привлекать к себе внимание. Порой проезжали селения, где дома были красиво выбелены, но балки и брусы выкрашены в черный цвет. Здесь Филип расспрашивал жителей, называя вымышленный город или крепость, куда они якобы направляются, но, отъехав, немедленно сворачивал и, держась Северна, вел свой маленький отряд совсем в другую сторону.

Анна скакала рядом с Майсгрейвом. Сжимая коленями бока лошади, она пускала ее крупной рысью по мягкой земле, вдыхая запах травяной сырости и конского пота. В ушах отдавались равномерный топот копыт и позвякивание подков, изредка ударявшихся друг о друга. Девушка чувствовала себя легко уже оттого, что вновь оказалась на свободе, ощутила дыхание ветра, радость быстрой скачки. А главное, Филип Майсгрейв, как и прежде, был рядом с ней, и изредка она ловила на себе его внимательный взгляд. Мысль о том, что ради нее он пошел наперекор воле Ричарда Глостера, ради нее он, преданный слуга Йорков, стал изгоем, нарушив клятву верности Белой Розе, буквально пьянила ее. Выходит, она кое-что значит для него, и, возможно, немало, если он решился на такой шаг.

После зябкой туманной ночи день встал по-весеннему ясный. Однако бесконечный путь изрядно утомил путников. Анна старалась держаться наравне со всеми. Что ж, если эти люди из-за нее стали изгнанниками, то нечего и ей жаловаться на усталость и хныкать. Закусив губу, она молила небо дать ей еще немного сил, чтобы ехать дальше. Когда девушка ловила испытующий взгляд Майсгрейва, она лишь улыбалась, а на его вопрос, не слишком ли она утомлена, отшучивалась: мол, Алан Деббич лишь отдыхает в седле – и посылала лошадь вперед.

И все же на одном из поворотов Анну качнуло и, потеряв равновесие, она стала сползать с седла. Ей удалось удержаться, но лопнул стременной ремень, и стремя, звякнув, упало на землю.

Филип тотчас осадил Кумира. Анна глядела виновато, но тяжелое дыхание и круги вокруг глаз выдавали ее усталость.

Гарри, соскочив на землю, подал ей стремя.

– Не беда, миледи. На первой же остановке мы его закрепим.

– А остановку, кажется, пора сделать, – сказал Филип.

Майсгрейв огляделся, подыскивая, где бы сделать привал. Дорога вилась по зеленой равнине, полого спускаясь к реке, где виднелись выбеленные стены аббатства, вокруг которого сгрудилось десятка два крытых соломой построек. А с другой стороны, на холме, маячили выветренные развалины какого-то древнего строения, поросшего дроком и мхом. Махнув в ту сторону рукой, Филип пришпорил коня…

Только теперь, глядя на спящего Майсгрейва, Анна поняла, что и он был утомлен сверх меры. До того рыцарь казался отлитым из стали. Анна уже подремывала на разостланной на земле шкуре, но все еще слышала, как он отдавал распоряжения. Она успела заметить, что он позаботился не только о Кумире, но и о ее лошади, обтерев ее бока пучком травы, стреножив и задав ей овса.

Колокольный звон стих. Анна встала и подошла к расщелине в стене. Внизу тянулась процессия: монахи в темных рясах и островерхих капюшонах, спрятав кисти рук в широкие рукава, попарно шествовали в церковь. По дороге со стороны аббатства скакала небольшая группа всадников в доспехах, на их копьях развевались флажки.

– Миледи, мясо готово, – услышала она голос Фрэнка.

Анна оглянулась и увидела, что Майсгрейв уже проснулся и, сидя у костра, глядит в ее сторону. Встретившись с ним взглядом, девушка смутилась и поспешила перевести глаза на Гарри. Тот тоже только что проснулся и сидел взлохмаченный, ничего не соображая. Потом просиял:

– О, я вижу, обед у нас не хуже, чем в Уорвик-Кастле. Да еще и в обществе самой графини.

В этот миг бесшумно появился Оливер. Ни слова не говоря, присел у костра, взяв протянутый ему на кинжале кусок утки. Филип повернулся к нему. Юноша сказал:

– Нас уже ищут. Только что в аббатстве побывали люди герцога. Посты стоят на всех дорогах.

Филип кивнул:

– Значит, не успели.

Перехватив виноватый взгляд Анны, он сказал:

– Ради всего святого, миледи, не вините себя. Мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы целой и невредимой доставить вас во Францию.

– И с превеликим удовольствием! – обжигаясь мясом, вставил Гарри. – Ведь ехать в компании с вами – это небывалое везение, клянусь слитком сарацинского золота!

Ели молча. Анна внезапно подумала, что, когда они принимали ее за мальчишку, она чувствовала себя куда свободнее. Теперь же, хотя о ней и заботились, предлагая лучшее место и лучший кусок, она все время испытывала двоякое чувство. Ее смущали лукавые взгляды Гарри, когда он откровенно разглядывал ее стройные ноги в узких штанах, она изумлялась, ловя на себе полный обожания взгляд Оливера, и даже невозмутимый Фрэнк вел себя столь неуклюже, что его смущение передалось и ей. Проще других держался Майсгрейв. Он был учтив и предупредителен, однако той теплоты, что прежде, в их отношениях не было. Своей вежливостью Филип словно воздвигал преграду, давая понять, что он всегда помнит о знатности и высоком положении Анны Невиль, не смея приблизиться к высокородной леди.

Позже, когда стемнело и они уже седлали коней, Майсгрейв заметил:

– По-видимому, нам придется изменить направление и двинуться через Оксфордшир.

Анна изумилась:

– Но это же означает повернуть совсем в другую сторону! А ведь еще сегодня утром вы говорили, что наш путь лежит к морю.

– Все дело в том, миледи, что герцог Глостер первым делом займется тем, чтобы не дать возможности ни одной живой душе покинуть пределы Англии. Наверняка во все гавани уже разослан приказ усилить надзор за отъезжающими. Я думаю, при таких обстоятельствах нам следует рискнуть и отправиться в самый крупный порт королевства – в Лондон. Там нас меньше всего ждут.

С этими словами он пришпорил Кумира.

В пути им приходилось беспрестанно петлять, объезжая сторожевые вышки и дозоры на дорогах, сворачивать с них, чтобы пропустить отряды вооруженных лучников. Люди Майсгрейва избегали жилья и, если видели где-то огонек, тут же спешили сделать крюк. Они галопом проносились через открытые пространства и исчезали в лесах, где Филип высылал кого-нибудь вперед, и отряд двигался, соблюдая величайшую осторожность. Затем с какой-нибудь возвышенности осматривали дорогу и, избегая встречных, ехали дальше.

Ночь стояла звездная, и Филип часто поглядывал на небо, определяя путь. Было тихо и прохладно. Воздух благоухал запахами свежей земли, мха и трав, начавших брожение древесных соков. На полях уже зазеленели всходы. Путники ехали всю ночь, нигде не останавливаясь, только дважды покормили коней да подкрепились сами.

Когда рассвело, они преодолели уже немалое расстояние, и теперь, давая передохнуть лошадям, двигались шагом по дну глубокой лощины с крутыми лесистыми склонами. По обрывистому берегу ручья, протекавшего на дне лощины, вилась покрытая мхом тропинка. Осторожно ступая, лошади тянулись гуськом, косясь на шумящую внизу воду.

– Как вы себя чувствуете, миледи? – спросил Майсгрейв, поворачиваясь к спутнице. Его взгляд был полон нежности и заботы. А ведь раньше он никогда так не смотрел на мальчика Алана.

Девушка лишь устало улыбнулась. В этот миг ее лошадь втянула воздух и громко заржала. Из чащи донеслось ответное ржание. Филип придержал Кумира. «Проклятье! Тропа такая узкая! И упаси Господь, чтобы это оказались лучники короля или Глостера!»

Но то, что последовало за этим, превзошло его самые худшие опасения. По дороге у края лощины двигался большой вооруженный отряд. Возглавлял его рыцарь на рослом, покрытом клетчатой попоной коне. И хотя он был сплошь закован в латы, с опущенным забралом, без герба или девиза на щите, Майсгрейв тотчас узнал в нем таинственного воина, который преследовал их от самого Йорка.

Рыцарь тоже узнал беглецов. Он остановил коня и какое-то время сидел неподвижно, словно не веря в неожиданную удачу. Затем медленно положил руку в железной перчатке на рукоять меча.

Майсгрейв быстро прикинул шансы. Сомнительно, чтобы они смогли уйти от неприятеля в этой тесной лощине, да еще на измученных долгим переходом лошадях. Но и сражаться без доспехов против закованного в броню и численно превосходящего противника… Филип вздохнул: иного выхода, кроме как принять бой, не оставалось. Одно утешало: их позиция не позволяла противнику окружить и уничтожить их одним махом.

Выхватив из-за пояса футляр с письмом, он передал его Анне:

– Скачите, миледи, и да хранит вас Бог. Боюсь, нам уже ничто больше не поможет. Желаю вам добраться до Франции и передать графу письмо.

Стремительным движением он перекинул плащ через левую руку, затем выхватил меч и, обратившись к троице своих воинов, невозмутимо сказал:

– Бывало, друзья, и похуже. Что ж, не нам бояться смерти.

И, взглянув на Анну, не трогавшуюся с места, Филип прикрикнул:

– Ну же, миледи!

– Я остаюсь с вами, – побелевшими губами выговорила девушка.

Филип в бешенстве выругался:

– Прочь! Это приказ! Не заставляйте меня мешкать и подставлять открытый фланг врагу.

В этот момент раздался приглушенный забралом голос предводителя чужого отряда:

– Не спешите так, сэр Майсгрейв. Мы готовы с миром отпустить и вас, и ваших людей при условии, что эта переодетая пажом девица останется с нами. Мы не причиним ей вреда и будем обращаться с ней со всей почтительностью, подобающей особе ее положения.

По губам Филипа скользнула усмешка. Он снова поглядел на Анну:

– Скачите, миледи. И сделайте все, чтобы моя честь не была запятнана, а письмо короля попало к вашему отцу!..

В ту же секунду он с силой ударил плашмя мечом по груди ее лошади. Животное от боли и неожиданности присело на задние ноги и заржало, а затем, понукаемое всадницей, галопом понеслось прочь.

Невозможно передать, что чувствовала в этот миг Анна. Она только отчетливо сознавала, что это их последняя встреча.

«Он не сказал мне ни слова… Он заботится лишь о своей чести… А я… Я же люблю его!»

Она со всей ясностью поняла, что за чувство владело ею все эти дни. Гордая дочь Уорвика до сих пор не пыталась разобраться в своих ощущениях, принимая их за искреннюю признательность, но никогда не забывая о разнице в их положении. Однако сейчас, когда Майсгрейв пожертвовал собой ради того, чтобы она могла скрыться с этим проклятым письмом…

Подгоняя лошадь шпорами, она рыдала, цепляясь за гриву. Лесистая лощина осталась позади, перед ней расстилалась зеленая равнина с рощами и пригорками. Анна на секунду придержала лошадь и неожиданно радостно вскрикнула. Невдалеке по торной дороге двигался небольшой обоз в сопровождении охраны. В душе девушки зародилась безумная надежда. Рванув узду, она устремилась к дороге, громко крича и призывая на помощь.

В минуту она оказалась рядом с обозом, переполошив окружавших его охранников. Обоз состоял из трех груженых повозок и стражи – около дюжины вооруженных всадников, которых возглавлял рыцарь в старых, но добротных доспехах и в простом кожаном подшлемнике.

Задыхаясь, Анна осадила лошадь.

– Ради Пресвятой Девы!.. Помогите! Вооруженные разбойники напали на благородного рыцаря, едущего по поручению короля. Скорее, скорее!

– Как? В моих землях?.. Разбойники? – сиплым, словно простуженным, голосом переспросил рыцарь в подшлемнике.

Анна умоляла, торопила.

Коротко распорядившись, рыцарь с большей частью своих людей поскакал за Анной. Девушка неслась, словно обезумев, заставляя уставшую лошадь совершать невероятные скачки. Заслышав в лесу звон и лязг металла, она возликовала. Значит, они еще сражаются, они еще живы!