Да, Филип был в седле. Анна вмиг узнала его, когда заставила лошадь свернуть с дороги прямо в заросли, чтобы открыть скакавшим за ней воинам путь к сражающимся.

Вновь прибывшие немедленно потеснили воинов таинственного преследователя, вынудив их прекратить схватку. И только теперь Анна увидела, что у Майсгрейва вся грудь залита кровью, что Фрэнк держит булаву в левой руке, а правая у него изранена, что юный Оливер ничком лежит на алой от крови траве. Один Гарри оставался невредим, потому что изловчился выхватить у кого-то из поверженных противников щит. Похоже, он не получил ни единой царапины.

Примчавшийся с Анной рыцарь выступил вперед.

– По какому праву вы творите бесчинства в моих землях? – осведомился он сиплым голосом, напрягая голосовые связки. – Как смеете вы, подобно подлым грабителям, во всеоружии нападать на путников, не имеющих доспехов?

Скрытый забралом рыцарь какое-то мгновение молчал, словно раздумывая, как повести себя в новой ситуации. Затем донесся его глуховатый голос:

– Разве вам неведомо, сэр рыцарь, что этот человек, Филип Майсгрейв, разыскивается по всей Англии? Он похитил дочь графа Уорвика из-под опеки Йорков и, ослушавшись приказа герцога Глостера, которому даны королевские полномочия, отказался передать ему упомянутую девицу.

– Не верьте, сэр! – возразил Филип. – По приказу короля Эдуарда я направляюсь с поручением во Францию. Этот человек – истинный разбойник. Он преследует нас уже много дней.

– Я слуга герцога Ричарда Глостерского.

– Ложь! Вы охотитесь за нами именно с тех пор, как мы получили приказ от его светлости герцога.

Джон Дайтон – а это был он – молчал, глядя сквозь прорези забрала на Майсгрейва. Он не мог открыться, дабы не опорочить своего господина, но не мог и позволить Майсгрейву снова ускользнуть. Обращаясь к рыцарю в кожаном подшлемнике, он наконец промолвил:

– За поимку этого человека назначена немалая награда. И еще больше за девицу, что следует за ним, переодетая мальчишкой. Ваш долг и немалая выгода немедленно передать их королю Эдуарду.

Филип побледнел и перевел взгляд на стоявшего рядом рыцаря. Неожиданно ему пришло в голову, что он уже где-то встречал этого воина, и даже его сиплый, словно надтреснутый голос показался ему знакомым.

Его взгляд упал на пересекавший шею рыцаря длинный белесый шрам, и он тут же вспомнил, кто этот человек. Это был один из воинов, принимавших вместе с ним участие в турнире в Йорке и потерпевший поражение от бургундцев. Филип припомнил, что этот воин, хотя и решился выступить против иноземцев, держался от остальных участников турнира особняком. Майсгрейв слышал, как об этом человеке говорили, что он из ланкастерцев. Слабая надежда затеплилась в его душе.

Рыцарь со шрамом сказал:

– Мой долг перед королем? Наверное, вы хотели сказать – узурпатором? Тем самым, что силой сверг законного государя с престола и назвался королем Эдуардом IV? О нет, перед ним у меня нет никаких обязательств! Наоборот, я сочту за честь оказать поддержку этим людям и выдворю вас и вашу шайку с моих земель.

С этими словами он и его люди, обнажив мечи, решительно двинулись на ратников Джона Дайтона. Дайтон лихорадочно соображал. Упустить сейчас Майсгрейва было равносильно катастрофе. Ведь здесь и Анна, и письмо короля. Такие подарки судьба преподносит лишь один раз. Однако, поразмыслив, он вынужден был признать, что появление этого ланкастерца окончательно спутало его карты. Бессмысленно после только что завершившейся яростной схватки снова вступать в бой со свежими силами противника.

От ярости и бессилия Дайтон заскрежетал зубами:

– Сэр рыцарь, вы еще пожалеете о том, что ослушались приказа короля!

Рыцарь усмехнулся:

– …который передал мне разбойник в доспехах, не пожелавший открыть свое имя и лицо.

Ничего не ответив, Джон Дайтон повернул коня и двинулся прочь.

Майсгрейв перевел дух и с благодарностью взглянул на своего спасителя.

– Мы должны молиться за вас, сэр…

– Саймон Селден. Разве вы забыли меня, сэр Майсгрейв? Ведь мы были собратьями на Йоркском турнире, где вы показали себя в таком блеске. И я рад, что мне выпала честь помочь человеку, который проучил хвастливых бургундцев и стяжал Англии славу. Однако мне кажется, вы ранены, сэр?

Филип только сейчас заметил, что грудь его в крови.

– Пожалуй, это не очень серьезно.

Словно о чем-то вспомнив, он оглянулся и увидел, как Анна, спрыгнув с коня, подбежала к лежавшему ничком Оливеру и, перевернув его, невольно вскрикнула. Оливер был без сознания. Его правая рука была отрублена почти до локтя, и вся трава вокруг багровела от крови юноши.

– О! Святые угодники!.. – воскликнул Саймон Селден. – От таких увечий умирают. Эй, Дик, Эдвин! Скорей подайте факел, надо прижечь рану.

Соскочив с седла, он подошел к Оливеру и приподнял его изувеченную руку. Один из его людей протянул пылающий факел, и сэр Саймон стал прижигать страшный обрубок. В воздухе запахло паленым мясом. От боли Оливер пришел в себя. Широко открыв глаза, он рванулся вперед.

– Господь всемогущий!.. – И вновь потерял сознание.

– Ничего, парень, терпи, – не глядя на юношу, твердил сэр Саймон. – Ты же не хочешь, чтобы из тебя вытекла вся кровь или в твоей кости завелись черви.

Затем он обратился к своим людям:

– Скачите к обозу, привезите бальзама и корпии…

– Простите, сэр, – перебила Анна, – все это у нас есть. – И она протянула рыцарю сумку.

– Премного благодарен, миледи, – сказал рыцарь, слегка наклоняя голову, но с такой интонацией, словно на Анне было платье со шлейфом, а не сапоги и короткий камзол.

Присев рядом, Анна придерживала изувеченную руку Оливера, пока сэр Саймон быстро и ловко накладывал тугую повязку. Руки у него были небольшие, узловатые, но удивительно ловкие.

– Где вы научились так мастерски врачевать? – не удержавшись, поинтересовалась Анна.

Рыцарь едва заметно улыбнулся.

– Когда-то меня готовили к духовному званию – как младшего сына в семье. Позже, во время войны Роз, мне не раз пришлось вспомнить, чему меня обучили отцы-картезианцы.

Он говорил все тем же сиплым голосом, и Анна невольно покосилась на страшный рубец на его шее. Ей казалось, что хриплый голос рыцаря как-то связан с этим шрамом. Сэр Саймон перехватил взгляд девушки и заметил:

– О да, миледи, от таких ран обычно гибнут, но ко мне небеса были милостивы. Я выжил, но вот голос… Увы, я потерял этот дивный дар… Ибо, клянусь мечом, когда-то я пел как соловей.

Сэр Саймон иногда оборачивался к ней и улыбался. У него была мягкая улыбка, обнажавшая белоснежные ровные зубы. Он не отличался ни высоким ростом, ни могучим телосложением, и тем не менее в каждом его движении чувствовалась сила и ловкость. На вид ему можно было дать лет тридцать пять. У него была смуглая обветренная кожа, серые прозрачные глаза, резко очерченные губы. Черты лица нельзя было назвать правильными, однако обаяние и сдержанная сила, исходившие от этого человека, делали его неотразимо привлекательным.

После того как Саймон Селден, перевязав Оливера, велел перенести его в одну из повозок, он наложил повязки Майсгрейву и Фрэнку. Раны их оказались неглубокими: были задеты лишь мышцы. Сэр Саймон поинтересовался, смогут ли они ехать верхом, и, получив утвердительный ответ, предложил им последовать за ним в его замок Эрингтон, где им окажут радушный прием и более основательно подлечат. Майсгрейв искренне поблагодарил рыцаря, однако деликатно осведомился:

– А не беспокоит ли вас, сэр, что, отказавшись доставить нас к герцогу Глостеру и пригласив в свой замок, вы попадете в немилость к Йоркам?

Саймон Селден беззаботно рассмеялся:

– Во имя Пресвятой Троицы – не стращайте меня Йорками! Я слишком верный слуга Ланкастеров, чтобы, пока живы мой король Генрих и его наследник, опасаться короля Эдуарда. Если же я и принял приглашение на Йоркский турнир, то лишь потому, что на карту была поставлена честь Англии.

– Тем не менее вся полнота власти сосредоточена сейчас в руках Эдуарда Йорка.

– Это не совсем так. В Ирландии, например, куда из Франции вернулся Джордж Кларенс со старшей дочерьюУорвика, по-прежнему чтут короля Генриха VI. Есть еще и неподвластный Йоркам Уорвикшир, да и некоторые другие земли, среди которых и наш Оксфордшир. Клянусь мечом, король, которому вы служите, сэр, не посмел ограбить ни одно из здешних поместий, хотя почти все оксфордширцы молят Бога и его Пречистую Матерь вернуть на трон Генриха Ланкастера и не спешат признавать власть Эдуарда Йорка.

После этих слов они двинулись в путь. Теперь, когда о раненых позаботились, сэр Саймон все свое внимание сосредоточил на Анне Невиль. Как галантный кавалер, он помог ей сесть в седло, был чрезвычайно учтив и любезен и заявил, что для него и его домочадцев величайшая честь принять в своем замке дочь великого Делателя Королей.

– Вас не смущает мой наряд? – отважилась спросить девушка.

Сэр Саймон улыбнулся.

– Но ведь, как я понял из слов этого разбойника-рыцаря, вам пришлось бежать, а собственный опыт подсказывает мне, что для побега куда удобнее мужской костюм, нежели высокий эннен и платье со шлейфом в несколько локтей.

Анна недоуменно взглянула на него:

– Простите, сэр, но я не совсем поняла, что вы имели в виду, когда сослались на собственный опыт.

Рыцарь рассмеялся.

– Клянусь правой рукой, я полагал, что эта история, наделавшая в свое время столько шума, известна во всех графствах Англии. Мне самому нередко приходилось слышать ее со всевозможными искажениями и добавлениями от бродячих музыкантов. Вы действительно никогда не слышали ничего о Саймоне Селдене, гилфордском певце, и Джудит Ховард, дочери графа Суррея?

Майсгрейв и Анна недоуменно переглянулись.

– Я приграничный житель, – сказал Филип, – и мне мало что известно о том, что происходит на юге королевства. А леди Анна долгое время жила в монастыре, куда мирские вести почти не долетают.

Сэр Саймон понимающе кивнул.

– Тогда, дабы развлечь в пути прекрасную даму и вас, сэр, я расскажу эту историю о том, как я, простой рыцарь, ввел хозяйкой в свой дом дочь одного из самых могущественных вельмож английского королевства. Будет лучше, если вы узнаете об этом из моих уст, нежели от бродячего фигляра в залатанных штанах.

На какое-то время он умолк, припоминая.

Между тем обоз медленно продвигался по извилистой грунтовой дороге. День выдался солнечный и ясный. Они проезжали мимо зеленых лугов, на которых паслись кудрявые овцы, барахталось в небольшом болотце стадо свиней, а пастух, опираясь на суковатую палку, с любопытством глядел на проезжающих. Вдали лениво вращались крылья мельниц. На полях трудились крестьяне, которые при виде сэра Саймона, владельца этих земель, стаскивали с голов колпаки и низко кланялись.

Анна все время оглядывалась на лежавшего в одной из повозок Оливера. Юноша уже пришел в себя. Анна пыталась подбодрить его улыбкой, но Оливер отворачивался. Его бледное лицо, обычно такое сосредоточенное и спокойное, теперь казалось безжизненным и было покрыто каплями пота.

Анна вздохнула и перевела взгляд на Майсгрейва. Рыцарь снял шлем, и ветер играл мягкими завитками его кудрей. Он ехал рядом с сэром Саймоном и глядел вперед, однако, почувствовав взгляд девушки, обернулся.

Анна ощутила себя окрыленной под его ласковым взором. Сердце, как колокольчик, запело в груди. Нет, она не ошибалась, за сдержанной суровостью рыцаря явно читалось восхищение. Она нравилась ему!

Тем временем Саймон Селден начал свой рассказ:

– Я был третьим сыном в семье, и мне, как младшему отпрыску, предстояло принять постриг, однако – на все воля Божья – мои старшие братья погибли, сражаясь на стороне герцога Йоркского в битве при Сэнт-Ольбансе. Отныне мне предстояло продлить род Селденов, ибо род мой, да будет вам известно, своей древностью восходит еще к саксонским королям. И вот, когда я остался последним Селденом, меня отправили ко двору Джона Ховарда, графа Суррея. Тогда я еще совсем не владел оружием, и вскоре это стало предметом насмешек моих сверстников – они-то весьма умело упражнялись с оружием. Тем не менее я не затерялся среди них, ибо вскоре многие знатные особы обратили на меня внимание из-за моего голоса.

Увы, трудно поверить, но, заверяю вас, до того как меч противника повредил какую-то связку в моей глотке, я не знал себе равных в искусстве пения. Потому-то и пожелала взять меня в пажи леди Ховард, графиня Суррей. С тех пор я часто услаждал песнями саму графиню, ее придворных дам и гостей. Вскоре я стал любимцем леди Ховард, но не мог забыть колкостей сверстников и все свободное время проводил в фехтовальном зале замка Ховардов, Стоук-Нейланде. Признаюсь, я кое-чего добился своим упорством, и вскоре граф Суррей заметил меня, сделав своим оруженосцем.

Меня ожидало прекрасное будущее! Я был в чести у графской семьи, был молод, хорош собой, имел прекрасный голос, располагавший ко мне сердца. Ко мне благоволили, и, возможно, я чересчур занесся тогда. Ибо стал добиваться благосклонности, ни много ни мало, старшей дочери графа – юной Джудит Ховард. Признаюсь – в нее трудно было не влюбиться. Придворные поэты сравнивали ее с небесным ангелом, рыцари теснились вокруг нее, заискивали, добивались внимания. Я же, как певец графини и верный оруженосец графа, мог чаще других встречаться с леди Джудит и, должен сознаться, всячески добивался этих встреч. Вообще-то я был изрядный повеса, но в присутствии юной Джудит немел, безропотно сносил ее насмешки и лепетал что-то несуразное в ответ. Спасало меня только умение петь. В свои баллады и лэ72 я вкладывал всю душу, и, сколько бы ни было у меня слушателей, мой голос звучал лишь для нее одной. А Джудит хитро кокетничала со мной, заставляя безумно ревновать, уделяя немало внимания другим, более знатным рыцарям.