Анна, улыбаясь, не сводила с него глаз. Матросы, как по команде, повернули головы в их сторону. Майсгрейв, играя желваками, прошел мимо и поднялся на капитанский мостик. Минуту-другую он не мог вымолвить ни слова, борясь с переполнявшими его чувствами. Капитан Джефрис заговорил сам, заставив рыцаря очнуться:

– Мне не по нраву этот штиль, эта духота. Клянусь обедней, я знаю, что это такое! Дай Бог, чтобы все обошлось.

– Вы думаете, надвигается шторм?

– Похоже.

Больше он ничего не сказал, но его молчание, его поза были красноречивее всех слов. Этот человек, до сих пор смеявшийся над ветром и морем, был необыкновенно серьезен и озабочен.

Прошло еще какое-то время. Воздух сгустился сильнее. Люди обливались потом, паруса висели как тряпки. Анна удалилась в каюту вздремнуть, а Филип вновь нашел Джефриса на баке. Здесь стояла деревянная позолоченная статуя Богоматери, а рядом на коленях горячо молился капитан Пес. Филип остановился неподалеку. Джефрис как будто находился в трансе. Глаза его были закрыты, и лишь бескровные губы беззвучно шептали молитву.

Наконец Майсгрейв решился потревожить его:

– Капитан! Королевские парусники заметно приблизились. Не течение ли сносит нас к ним?

– Теперь это не имеет никакого значения, – глухо сказал Пес, поднимаясь с колен. – Если их капитаны не набитые дураки, то им сейчас не до нас.

– Что вы хотите этим сказать?

Пес повернул свое длинное лицо на север.

– Взгляните туда, сэр рыцарь. Видите это темное пятнышко чуть выше горизонта?

– Я не моряк. Это опасно?

Пес кивнул.

– Нет ничего страшнее бурь в период равноденствия. И худшие из них те, что приходят с севера. – Его голос звучал печально и торжественно. Филипу стало не по себе. Джефрис же продолжал: – Дважды на своем веку я пережил такие бури и знаю – это сущий ад, нет, хуже ада. Кто сказал, что преисподняя – это жгучее пламя? Нет, сэр рыцарь, ад – это когда воздух становится водой, а вода – камнем. И если у вас на душе есть какие-то прегрешения, спешите замолить их, ибо не поручусь, что еще сегодня вы не предстанете перед Творцом.

– Но ведь вы-то уцелели? – возразил Филип.

Капитан кивнул.

– Да. Нас спасла близость земли. Мы успели укрыться в бухте и видели, как море одно за другим поглотило несколько судов. А в другой раз из всей команды спасся один я. Меня долго носило по морю на обломке мачты, пока наконец не подобрало торговое судно.

Филип почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Он не отрываясь глядел на темное пятнышко на горизонте, которое постепенно увеличивалось.

Через два часа пятно превратилось в огромную черную стену, верхний край которой достигал зенита. Она напоминала чудовище, которое, широко раскинув лапы, пыталось объять весь мир. Налетела волна пронизывающего холода, море вспенилось, в снастях зашумел ветер.

Матросы с суеверным ужасом поглядывали на небо. Их беспокоило и поведение капитана, который остановившимся взглядом уставился на громаду туч. Шквал растрепал его волосы, а улыбка вновь превратилась в жуткий звериный оскал. Казалось, он приветствует надвигающуюся бурю.

Филип мысленно возблагодарил Бога за то, что Анна спит в каюте, не ведая ни о чем. Расталкивая матросов, он бросился к капитану:

– Слушай, ты, Пес! Если сию же минуту ты не придешь в себя, я вышвырну тебя за борт, клянусь честью Майсгрейвов! Пора что-то делать. Разве ты не видишь, что королевские коги подняли паруса и быстро удаляются?

Джефрис вздрогнул, взглянул на уходящие корабли и свирепо выругался, обращаясь к матросам:

– Что встали, как соляные столбы?! Живо за дело! Поднять фок и бизань! Спустить драйперы у нижних парусов!

Сам же метнулся к рулю. Паруса захлопали, принимая порывы ветра.

Филип принялся помогать. За несколько дней он кое-чему научился и теперь мог работать наравне с любым палубным матросом. Краем глаза он видел, как в дверях каюты появилась Анна и, взглянув на настигавшую их тучу, застыла, растерянно ухватившись за поручень.

Капитан Джефрис отдавал все новые приказания. Корабль несся по ветру, подгоняемый могучими воздушными потоками.

Куда они стремились? Разве можно уйти от настигавшей стихии? Об этом никто не размышлял. Ветер налетал с севера, на юге была земля, и люди рвались к ней, невидимой, не ощущаемой, но находившейся где-то за призрачным горизонтом.

Между тем тьма сгущалась. Туча росла, затягивая весь небосвод. Матросы с ужасом смотрели на это иссиня-черное, с лиловыми отсветами чудовище. О маячивших где-то впереди королевских кораблях можно было позабыть. Трудившийся рядом с Майсгрейвом матрос вдруг принялся громко читать молитву, и Филип невольно вторил ему, пока не увидел, как капитан подозвал к себе одного из матросов и что-то сказал ему, указывая на Анну. Матрос немедленно направился к девушке, и Филип услышал слова, которые он прокричал сквозь шум ветра:

– Капитан приказал, чтобы вы спустились под палубу, к основанию грот-мачты. Там меньше качает.

Анна стала послушно пробираться к середине корабля, цепляясь за снасти. Налетевшая волна окатила ее, и девушка покачнулась. Филип успел поддержать Анну, совсем рядом он увидел ее лицо с бледными, крепко сжатыми губами. В глазах ее плескался отчаянный страх. Чтобы подбодрить девушку, он улыбнулся:

– Посмотрите там за Кумиром, миледи. Слышите, как он ржет, бедняга? Ему явно не по душе все это светопреставление.

Анна слегка кивнула и, обдаваемая фонтанами соленых брызг, исчезла в открытом люке.

Почти в тот же миг померк последний проблеск солнца. Корабль летел вперед, и верхушки мачт описывали в небе неистовые зигзаги. Море катило длинные пенистые валы, и «Летучий» прыгал с гребня на гребень, словно взбесившийся скакун.

Неожиданно ветер стих. Паруса обвисли, воздух замер, и лишь откуда-то из поднебесья доносился низкий глухой гул. За бортом плескалось море, казавшееся сплошь черным, лишь разводы пены белели на его поверхности. Матросы застыли, жадно хватая ртом разреженный воздух.

Наступившую тишину прорезал сильный голос капитана:

– Буря дала нам передышку, так живее убирайте паруса! Живее, а не то, клянусь раем и адом, нас перевернет первый же шквал!

Матросы вновь засуетились. В непроницаемой тьме слабо мерцал масляный фонарь на носу корабля, и в его свете люди казались бестелесными призраками.

Капитан Пес подозвал Майсгрейва и велел привязать его к рулю.

– Не все потеряно, пока «Летучий» слушается руля, – проговорил он. – А там – как Господь рассудит.

Он огляделся. Паруса убрали и успели закрепить, на мачты наложили шкало, задраили все люки. Корабль словно стал меньше и в удушливой тьме казался облитым смолой.

Внезапно от неба до гребней волн протянулась кривая, ветвящаяся, ослепительная молния. Все вокруг озарилось мертвенным светом, и, едва он погас, грохнул такой гром, что казалось: его одного достаточно, чтобы расколоть корабль. Люди притихли, крепясь, по коже у них пробежал мороз. Море вздохнуло – и тут же страшный шквал с невиданной силой обрушился на корабль. Вновь загрохотал гром, и потоки дождя, гонимые ветром, смешались с волнами, хлеставшими через борт.

Майсгрейв был сухопутным человеком, и то, что он видел сейчас, вселяло в него такой ужас, какого ему никогда не приходилось испытывать. Огромные волны, превосходящие высотой мачты корабля, катились навстречу, били в борт с силой тарана, швыряли судно из стороны в сторону. В ушах стоял жуткий вой ветра. Воздух поистине стал плотнее воды, и люди задыхались. Вокруг были лишь вода и ветер, обрушивавшиеся с невероятной силой, поднимавшие корабль на дыбы и безжалостно швырявшие его в черные пропасти. На глазах у Майсгрейва несколько человек были смыты за борт исполинской волной. Он сам, наглотавшись соленой воды, удержался лишь чудом.

И всему этому, похоже, не было конца. Море бурлило, как кипящий котел. Филип подумал об Анне. Ему следовало бы спуститься к ней, приободрить. Он попытался сделать это, но потоки воды не позволили ему добраться до люка. Рухнула одна из мачт, перекрыв вход в трюм. Из-под палубы долетело исступленное ржание Кумира.

Уже много часов корабль несся по ветру. Капитан Пес стоял у руля, не ведая, куда направляет корабль, но стараясь удерживать «Летучий» носом к волне. При вспышках молний он видел, что осталось от его некогда великолепной каравеллы. Был начисто снесен фальшборт, море смыло статую Богоматери, ванты были изодраны в клочья. Обе мачты были сломаны и последовали туда же, куда и спасательная шлюпка. От каюты в кормовой надстройке, где ранее размещалась Анна, не осталось и следа. Она была разрушена при падении мачты, и гигантские валы слизнули ее вместе со всем убранством. Но несмотря на это, капитан Пес продолжал вести корабль.

– Господи, спаси и помилуй нас! – бормотал капитан между громовыми раскатами. – Даю обет пожертвовать алмаз королевы на богоугодные дела, если…

Неожиданно он закричал, и глаза его расширились от ужаса. Прямо перед кораблем, упираясь в самое поднебесье, поднялся пенный гребень исполинской волны, которая неслась с ужасающей скоростью.

– Всем лечь на палубу и держаться!.. – успел прокричать Пес.

И тут же бешеные потоки с невероятной силой обрушились на корабль. Казалось, что его окончательно поглотила пучина. Все погрузилось в холодный, непроницаемый мрак. Когда же наконец жалкая скорлупка каким-то чудом выпрыгнула на поверхность, она была почти пуста. Лишь три человека, вцепившись в обрывки снастей, смогли удержаться на палубе, и одним из них был Майсгрейв.

Рыцарь огляделся. Руль, к которому Филип привязал капитана, был вырван с корнем и унесен. Были смыты почти все палубные надстройки, а мачта, которая завалила трюмный люк, рухнула за борт. Майсгрейв стал пробираться к люку и на ходу с изумлением заметил, что корабль качает уже не так сильно. И хотя его продолжало бросать с волны на волну, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что было часом раньше.

Отодвинув засов, Филип спустился под палубу. В полумраке он не сразу обнаружил Анну. Она стояла на коленях, держась за обвитый вокруг основания мачты канат, и, видимо, пыталась молиться. Ее глаза светились во мраке.

– Мы погибнем?..

Филип вдруг улыбнулся. Он был несказанно рад, что остался жив и снова видит Анну. Ему хотелось обнять ее, как-то утешить. «Представляю, каково у нее на душе», – подумал он, вслух же сказал:

– Все в руках Божьих. Но, думаю, Господь смилостивился над нами и буря пошла на убыль.

Он прошел за переборку, откуда слышалось жалобное ржание Кумира. Анна взглянула ему вслед и стала взбираться на тюки с шерстью, пока наконец не достигла люка и не выползла на палубу. Море продолжало шуметь, но ливень прекратился. Девушку повергла в ужас картина разрушения. Когда же она поняла, что из всей команды остались двое матросов и Филип, то безудержно разрыдалась.

Анна вспомнила о том, что ей пришлось пережить, когда ее в подпалубной темноте швыряло из стороны в сторону и она ушибалась о какие-то перегородки и балки, когда она слушала, как ураган, словно подземное чудовище, воет и сносит все на своем пути. Ей начинало казаться, что наверху никого не осталось и она единственная, кто выжил. Тогда она принималась кричать и стучать в люк, пока очередной крен не швырял ее обратно на тюки с шерстью.

Теперь все позади. Филип сказал, что буря близится к концу, и они живы. Они оба уцелели… Какое счастье!..

Однако радоваться было рано. Лишенный мачт, парусов и руля, корабль превратился в игрушку ветра и волн. И, едва успев с облегчением вздохнуть после бури, люди на «Летучем» приходили в отчаяние от своей беспомощности перед бескрайним морем и однообразным, вечно пустынным горизонтом.

На четвертый день дрейфа без руля и парусов у них иссякли запасы воды. Дожевывая остатки солонины, они сидели на палубе, до боли в глазах вглядываясь в горизонт, надеясь заметить парус или полоску земли. Но вокруг была только водная равнина, корабль качало, и его разболтанный корпус жалобно скрипел.

К Филипу подошел один из матросов, вечно брюзжащий парень с подбитым глазом.

– Ветер гонит нас неведомо куда, и, как на грех, нету звезд, чтобы определиться, – плаксиво протянул он. – Так и до края света доплыть можно, чтобы свалиться прямо к чертям.

Филип, усмехнувшись, взглянул на него через плечо.

– Не торопись в ад, Том. Или ты уже забыл, чем это кончается?

Он указал на заплывший глаз парня. Тот со злостью плюнул при этом напоминании. Не далее как вчера он вдруг поднял страшный шум: указывая рукой на море, стал вопить, что к ним плывет морское чудовище. Анна, поддавшись панике, так вцепилась в руку Майсгрейва, что у него остались следы на коже. Другой матрос, более пожилой и рассудительный, подошел к борту, какое-то время вглядывался в волны, а затем с размаху влепил Тому такую затрещину, что тот кубарем покатился по палубе.