– Так будет лучше, сударыня…

Он умолк, обдумывая, каким образом повернуть дело так, чтобы инцидент не получил огласки. Он подыскивал слова и медлил.

– Я понимаю, ваше величество, – негромко сказала девушка и, тронув коня, поспешила скрыться в зарослях, так как совсем неподалеку раздался топот копыт.

На лице Людовика промелькнуло выражение, отдаленно напоминающее восхищение. Черт побери, кто бы мог подумать, что малышка так сообразительна!

Людовик XI всегда пренебрежительно относился к женщинам, считая их существами корыстными и ничтожными. И если он и восхитился тактом и умом юной англичанки, то в следующую минуту он уже размышлял лишь о том, что завтра при дворе поползет слушок, будто король Франции обязан жизнью девчонке. Ведь женщины так болтливы! И эта вряд ли долго сможет хранить их тайну.

Оставалось лишь одно: как можно скорее удалить ее от двора, а еще лучше – из Франции. Это возможно лишь в одном случае – поскорее удовлетворить все требования графа Уорвика.

Размышления короля были прерваны подоспевшими всадниками.

– Помилуй Бог, что за олень! – вскричал один из них. – Клянусь обедней, удача улыбнулась вам, государь! Но что это? Силы небесные! Вы хромаете, камзол ваш порван и весь в грязи! Неужели…

– Да, эта тварь в последний миг дерзнула броситься на меня. Бывают же такие исчадия! Я едва справился с ним. Моя борзая!..

Он подошел к собаке, которая жалобно скулила и, когда он погладил ее, стала лизать королю руки. Людовику сделалось не по себе. Не окажись поблизости эта Анна Невиль или не владей она в совершенстве арбалетом…

Он поднял голову и увидел графа Уорвика, подъехавшего с отставшими охотниками. Тот, как и все, не преминул поздравить короля с удачной охотой и подошел к неподвижному рогачу. Король неотступно буравил его взглядом. «Сегодня же следует принять графа и обсудить все условия», – решил он.

Между тем охота собралась. Ловчие скликали собак. Все вокруг были оживлены. Прибыли и швейцарцы, но король даже не удостоил их взглядом. Он старался держаться так, чтобы не показать, что ушиблен оленем, однако его изорванная и перепачканная одежда привлекала всеобщее внимание. Обычно Людовик гордился этими знаками мужества, однако сейчас, памятуя, что отнюдь не ему принадлежит победа над ветвисторогим самцом, заторопился, даже не дав охотникам насладиться зрелищем того, как собаки пожирают оленьи внутренности. Ему подвели коня.


Анна пристала к охотничьему кортежу одной из последних. Она заметила отца рядом с королем и украдкой улыбнулась. Однако теперь, когда возбуждение улеглось, ее занимали совсем другие мысли.

Придерживая своего иноходца, она скользила взглядом по кавалькаде охотников. Нет, она не могла ошибиться! Сегодня, выезжая из Венсенского замка, она видела в толпе Филипа Майсгрейва. Она знала, что рыцарь зван королем на охоту, и, увидав его, несказанно обрадовалась. Одна мысль о том, что он где-то рядом, доставляла ей облегчение.

Впереди показались массивные башни Венсена, весь кортеж был уже в сборе. Но где же Филип? Ведь он еще недостаточно окреп после ранения, и, вероятно, ему вовсе не следовало приезжать сюда. Мэтр Тюржи говорил ей, что он потерял много крови и крайне слаб.

– Что случилось, Энн? – спросил, подъезжая, Эдуард Ланкастер. – Ты чем-то огорчена?

– Нет-нет. Я просто немного устала.

– Ты кого-то ищешь?

– Нет. Мне показалось, что с нами на охоту отправился этот йоркист, Майсгрейв.

Эдуард беспечно рассмеялся.

– Ах, вот что тебя взволновало! Да, я тоже видел его сегодня рядом с твоим отцом. Впрочем, даю голову на отсечение, он отстал от охоты, едва она началась, и, скорее всего, вернулся в замок. Он наверняка еще не оправился от ран, и удивительно, почему он вообще решился встать с постели. Кстати, тебе не кажется, что после охоты король уже не столь любезен со швейцарцами? Что там произошло? Я отстал от тебя возле источника с каменным ангелом: моему жеребцу не по силам угнаться за твоим иноходцем.

Анна рассеянно улыбнулась вместо ответа. Сказать по чести, в последнее время принц стал ее утомлять. Она всячески старалась не показать этого, но порой, глядя на нежное, словно персик, лицо жениха, она испытывала такую безысходную тоску, что готова была расплакаться. Она пыталась уйти с головой в предсвадебные хлопоты, чтобы наконец окончательно порвать с былым, бегала к исповеди, не пропускала ни одной мессы. Но едва опускался вечер и служанки оставляли ее одну в огромных темных покоях, Анну охватывала грусть, она зарывалась лицом в подушку, опасаясь, как бы кто-то не узнал об этих приступах меланхолии. Никто не подозревал, во что обходились ей веселье и живость. Филип твердо дал ей понять, что их жизненные пути никогда не сойдутся, и она должна доказать ему, что способна выжить в одиночестве. Что ж, он требовал, чтобы Анна вспомнила, что она – побег на дереве гордых и высокородных Невилей, и она так и поступила.

Когда отец заговорил с ней о браке с Эдуардом Ланкастером, она поначалу даже обрадовалась. Став супругой принца Уэльского, она наконец забудет Филипа Майсгрейва… Пустой самообман! Одному Богу известно, сколько ей понадобилось сил, чтобы скрыть свою любовь от чужих глаз… Никто ничего не заподозрил, вот только отец… Еще когда она взахлеб рассказывала ему о своих приключениях в дороге, он странно поглядывал на нее и дотошно расспрашивал о Филипе. И, разумеется, ей пришлось лгать…

Кавалькада вступила во двор замка, где уже суетились пажи, а конюшие принимали лошадей. Но Анна не торопилась спешиться. С высоты седла она оглядывала двор. О, если бы только он оказался здесь! Но Филипа нигде не было.

– Энн, ты разве не слышишь меня? – окликнул ее Эдуард, придержав девушке стремя. – Да что с тобой? Поторопись, все уже ушли.

Анна взглянула на него едва ли не с неприязнью, однако появился Уорвик, и Эдуарду пришлось посторониться.

– Странные вещи происходят, – задумчиво поглаживая крутую шею иноходца дочери, заметил граф. – Еще утром король сторонился меня, избегая разговора о наемном войске. Теперь же он сам коснулся этой темы, причем столь серьезно, что, надеюсь, уже в этом году мы переправимся через Ла-Манш и разгромим Йорков. Король даже пригласил меня отужинать с ним, сказав, что за трапезой мы и обсудим все детали. Более того, он расспрашивал меня о твоей свадьбе и даже обещал присутствовать на ней. Гордись, дитя мое!

Анна внезапно словно наяву увидела, как ветвисторогий олень подмял короля Франции. Не окажись ее там – и судьба целого королевства могла круто измениться. Она поглядела на отца. Когда-нибудь она расскажет ему об этом. Но не сейчас.

Они поднялись по каменным ступеням на крыльцо, и Анна остановилась. Где же Фил? Его не было на охоте, его нет в Венсене. Он не оправился от ран, и ему могло стать хуже во время охоты.

– В чем дело, Энни?

Все еще блуждая взглядом по толпе, она спросила:

– Отец, а где сэр Майсгрейв? Мне казалось, я видела его с тобой.

– Зачем он понадобился тебе?

Уорвик не глядел на дочь, но лицо его стало пасмурным. Анна постаралась невозмутимо ответить:

– Ты же знаешь, что охота могла потребовать от него чрезмерного напряжения сил.

– Не беспокойся. Он уже достаточно окреп, чтобы держаться в седле. Филип Майсгрейв сегодня утром отбыл.

Сердце Анны замерло. Ей показалось, что в течение нескольких секунд она вовсе не жила. Голоса, гомон птиц, цоканье подков по плитам двора – все куда-то исчезло. Она стояла облокотясь о парапет и глядя прямо перед собой.

– Уехал… – Она судорожно глотнула. – Странно. Он никогда не позволил бы себе уехать, не простившись со мной.

Огромным усилием воли она взяла себя в руки и взглянула в глаза отцу. Неведомо, что прочел на лице дочери Уорвик, но взгляд его смягчился.

– Так лучше, дитя мое. Он и сам это знал. Будь тверда и постарайся забыть обо всем. Через три дня ты станешь принцессой Уэльской…

– Нет!

– Что значит – нет?

Уорвик сделал стремительный шаг и сжал ее руку.

– Очнись! – негромко, но с силой произнес он, приблизив к ней лицо. – Ты из рода Невилей, никогда не забывай этого!

– Нет!

– Ради самого неба, опомнись!

Анна вырвала у него руку и, прежде чем граф успел вымолвить слово, опрометью кинулась вниз по ступеням. Она не думала ни о чем. То, что владело ею, было сильнее ее, и она хотела лишь одного: увидеть Филипа, обнять его, забыть обо всем на свете у него на груди!..

«Он не мог отъехать далеко! Он еще слаб, и я догоню его. Неужели Фил не понимает, что без него я никогда не узнаю счастья?»

Расталкивая слуг, она вырвала у грума повод иноходца и взвилась в седло. От неожиданности конь поднялся на дыбы, но Анна удилами и шпорами заставила его повиноваться и направила к воротам. Лишь мельком она увидела отца. Граф торопливо спускался по лестнице, отдавая какие-то распоряжения гвардейцам. В следующий миг Анна была уже во втором дворе и, преодолев мост, понеслась прочь.

Девушка лихорадочно прикидывала, по какой дороге мог направиться Филип и куда. Скорее всего, его путь лежал в Кале. Англичанину легче всего оттуда попасть на родину.

Она не сразу напала на его след и металась от заставы к заставе. Ей и в голову не приходило, что еще недавно так же разыскивал ее и Филип, когда она тайно покинула его в Бордо. Близ Сен-Дени Анна узнала, что рыцарь свернул на Клермонскую дорогу. Пришпорив коня, девушка галопом пустилась следом.

Вокруг мягко зеленели холмы Иль-де-Франса с белеющими поодаль колокольнями и покатыми соломенными крышами сельских домов. Прохожие с удивлением глядели на несущуюся во весь опор одинокую всадницу на белом коне. Ни свиты, ни охраны, а между тем вид у нее как у знатной дамы, несмотря на то что от скачки плащ ее сбился в сторону, а волосы растрепались.

Анна скакала, захлебываясь ветром, нещадно нахлестывая коня. За час она преодолела больше десяти лье. Ноги иноходца стали дрожать, он взмылился, с него хлопьями летела пена.

Девушка приходила в отчаяние: Филип был неуловим, хотя дважды прохожие утверждали, что видели такого всадника. Как она жалела теперь, что не решилась говорить с ним, когда Филип был в Нельском отеле! О, есть ли такая мука в аду, чтобы достойно покарать ее за гордыню! Он лежал изрубленный, обескровленный, а она ни разу не пришла к нему, хотя и находилась под одной с ним крышей… Чудовищно! Она не имела права так поступать, хотя бы из благодарности за то, что он сделал для нее. Чего же она хотела тогда? Почему так ликовала, узнав о своей скорой свадьбе? Она до крови закусила губу. Да, снова эта неистребимая гордыня!

Она стремилась наказать Филипа, но в результате причинила боль лишь себе. Как жить без него? Даже отец с его честолюбивыми устремлениями, видящий в браке дочери лишь поруку успешной сделки с Ланкастерами, не мог сделать ее счастливой, пусть даже и возведя на трон. Ах, она не создана для власти, величие не опьяняет ее, и она уже предчувствует одиночество, которое неотвратимо ожидает ее, когда она станет женой Ланкастера. Ее настоящее место – рядом с Майсгрейвом, ведь только с ним она может оставаться самой собой.

Девушка вихрем взлетела на холм и резко осадила иноходца. Конь захрапел, взбрыкнул передними ногами и попятился. Он был весь в мыле, ноздри его рдели, а подол платья Анны облепили клочья пены. Замерев, девушка смотрела вперед. В лучах послеполуденного солнца она видела красно-коричневые стены замка Клермон и сверкавшие среди плакучих ив излучины тихой Уазы. Через реку был перекинут арочный мост, у которого толпилось несколько проезжих, уплачивающих пошлину. Анна едва не разрыдалась: среди них был и Филип.

Она хотела крикнуть, но что-то удержало ее. Позднее она часто размышляла о том, что же случилось с ней на холме близ Клермона. Скорее всего, после бурного отчаяния и накала всех чувств наступил упадок душевных сил. Анна с испугом подумала: что же она сейчас скажет Филипу? Что любит его, что ей никто не нужен, кроме него, и пусть он возьмет ее с собой? Что ж, Филип еще раз напомнит ей о долге, о том, что он женат, что их связь греховна перед Богом и беззаконна в глазах людей.

Да и бежать им не удастся. Их найдут, схватят рано или поздно, и имя Невилей будет покрыто позором. Нет, побег немыслим. Тогда куда же она так мчалась, что за сила несла ее?..

Анна вдруг заметила, что плачет. Непокорная прядь волос упала ей на глаза. Ее волосы… Скоро они отрастут, и тогда окончательно исчезнет образ веселого Алана Деббича, скакавшего бок о бок с рыцарем Майсгрейвом по опасным дорогам Англии.

Анна видела, как Филип бросил стражнику монету, как неторопливо сел в седло, и у нее сжалось сердце. Он еще слишком слаб, но спешит уехать, чтобы не оказаться свидетелем ее бракосочетания. Ох, как она заставляла себя поверить в то, что хочет соединить свою судьбу с Эдуардом Уэльским! Теперь-то она понимала, что ею двигали лишь уязвленная гордость да чувство дочернего долга. Что делать, если сердце ее без остатка отдано этому одинокому всаднику на высоком, сером в яблоках коне, который мерной рысью движется через мост?