— Я боялся причинить тебе боль, опасаясь, что ты сделаешь поспешные выводы. Я знал, что ты неправильно истолкуешь мои действия.

Она поджала губы, явно борясь с желанием ответить с издевкой, а потом резко произнесла:

— Если вы действительно хотели избавить меня от боли, то зачем же тогда вообще согласились встречаться с ней?

— Исключительно потому, что не хотел допустить скандала. Кроме того, Лидия одно время все же была моим другом. И когда она обратилась ко мне, умоляя о помощи, я понял, что не смогу просто взять и отвернуться от нее.

Элеонора долго собиралась с мыслями.

— Конечно же, то, что вы не отказали в просьбе Лидии Ньюлинг, достойно восхищения, — наконец сказала она. — Как и ваша щедрость по отношению к ее больной сестре. Но не с Лидией связана причина, вызвавшая мой гнев.

Дэймон вдохнул побольше воздуха. Был лишь один способ узнать о больной сестре Лидии.

— Ты говорила с ней?

— Да, говорила! — Сейчас, когда Элеонора пристально смотрела на него, ее глаза сверкали огнем. — И вот что я узнала: наша встреча в парке два года назад не была случайностью. Вы умышленно сделали так, чтобы я увидела вас в компании любовницы и расторгла нашу помолвку.

Дэймон сообразил, что Лидия, вероятно, успела рассказать Эль о том, как все было на самом деле. Однако он даже обрадовался этому, поскольку сам собирался открыть Элеоноре правду.

— Да, я действительно все подстроил, — признался он.

— Но зачем, Дэймон?

— Потому что я влюбился в тебя, Эль, и хотел избавиться от этого чувства. Но как джентльмен я не мог первым разорвать наши отношения.

— Вы побоялись взять меня в жены и поэтому трусливо пошли на попятную.

В ответ на обвинения Дэймон поморщился, понимая, что отчасти так оно и было. Кроме того, он не мог допустить, чтобы Элеонора влюбилась в него по уши, так как понимал, что не готов ответить взаимностью на ее чувства.

— Ну, может, и так.

— Больше чем уверена, что именно так оно и есть! — с раздражением в голосе воскликнула Элеонора. — И сейчас вы продолжаете вести себя аналогичным образом. Вы боитесь любить меня, терзаясь опасениями, что можете снова потерять того, к кому относитесь с трепетом. Вот почему вы закрыли от меня свое сердце.

Не дав ему ответить, она вскочила на ноги и начала расхаживать взад-вперед, продолжая говорить громким голосом:

— Я прихожу в бешенство, понимая, что вы, таким образом, впустую тратите свою жизнь! То, что случилось с вашим братом и родителями, ужасно, но вы не можете позволить этим трагическим событиям навсегда разрушить свою жизнь!

— Я понимаю это, — признал Дэймон. Однако Элеонора, казалось, не услышала его.

— Вы не виноваты в смерти Джошуа или в том, что оказались бессильны спасти его. Вы же не Бог, Дэймон. Не в вашей власти решать, кому жить, а кому умереть!

Она перешла на крик, поэтому его тихое «я знаю» просто утонуло в потоке ее слов.

— Я также не позволю вам вычеркнуть меня из своей жизни! — воскликнула Элеонора.

— Я и не собираюсь вычеркивать тебя, Эль.

То, что она услышала, похоже, наконец, заставило ее успокоиться. Она сердито смотрела на него, скрестив руки на груди. Дэймон поднял на нее глаза.

— А теперь, когда вы облегчили свою душу, позвольте и мне вставить словечко.

— Нет, не позволю! Я еще не закончила.

И хотя ее гнев еще явно не утих, она все же села рядом с ним. Ее голос стал мягким, и произнесенная фраза напоминала мольбу:

— Ведь должны же мы когда-нибудь поговорить о вашем брате, Дэймон. Нельзя продолжать держать боль в себе.

Он знал, о чем она его просит — обнажить перед ней свою душу. И даже больше — он должен был открыть Элеоноре свое сердце.

— Что ты хочешь услышать, Эль?

— Мне хочется, чтобы вы рассказали мне, что чувствуете, вместо того, чтобы упиваться своей болью. Я хочу, чтобы вы имели возможность поговорить со мной о Джошуа. Я хочу узнать о нем все. Какие самые лучшие воспоминания о нем остались у вас с тех пор, как вы были мальчишками?

Дэймон нахмурился. Ему было нелегко говорить о своем брате, обсуждать горе, воспоминания о котором все еще терзали его душу. Однако Дэймон почувствовал, что хочет поделиться этим с Элеонорой.

— Джошуа был моим ближайшим другом, — наконец тихо произнес он надтреснутым голосом. — Потерять его было почти то же самое, что лишиться руки или ноги. Однако чудовищные муки, в которых он умирал, были, пожалуй, самым страшным потрясением. Видеть, как он страдает и слабеет, превращаясь в жалкое подобие человека… Лучше бы я сам умер.

— Вот в чем причина ваших ночных кошмаров, не так ли? Вы снова переживаете мучения вашего брата и, как и тогда, совершенно бессильны помочь ему.

— Да.

Элеонора сдвинула брови, очевидно, сочувствуя ему.

— Мистер Гиэри сказал, что ухаживал за Джошуа после того, как он слег. Неужели совсем ничего нельзя было сделать, чтобы хоть как-то облегчить страдания вашего брата?

— Единственное, что мы могли сделать, — это дать ему настойку опия, чтобы он на несколько часов мог забыться и не испытывать боли.

Элеонора какое-то время молчала, а потом, протянув руку, прикоснулась к ладони Дэймона.

— Должно быть, вы с Джошуа были неразлучны до тех пор, пока он не заболел.

Дэймон кивнул головой, предавшись воспоминаниям.

— Наши детские годы были именно такими, какими и должны быть.

— Может, следует вспоминать, ради собственного же блага, о счастливых моментах, которые выпали на долю вам с братом, а не зацикливаться на трагических подробностях его последних дней.

— Возможно.

— У вас осталась какая-нибудь вещь, напоминающая о той безоблачной поре, например портрет Джошуа, когда он был еще здоров?

Дэймон пожал плечами.

— Есть один, мы там изображены вместе. Нам по четырнадцать лет. Он висит в нашем доме в Оук-Хилл.

— Ваше родовое поместье находится в графстве Суффолк? Как бы я хотела взглянуть на него!

Дэймон почувствовал, как весь напрягся.

— Но для этого пришлось бы поехать туда. Вообще-то я очень редко бываю в своем фамильном имении, наведываясь туда, скорее, из чувства долга. У меня отличный управляющий, который следит за имением, поэтому я практически полностью освобожден от этой обязанности.

— Позвольте мне догадаться. Все эти годы вы сторонились родного дома только потому, что там умер Джошуа.

Отвечать не имело смысла, поскольку она попала в точку.

— Может быть, — предположила Элеонора, — вам все же следует провести там какое-то время? Это помогло бы воскресить в памяти хорошие воспоминания.

Дэймон не ответил, хотя и понимал, что она права.

— Джошуа во многом походил на вас? — спросила Элеонора. — Неужели вы выглядели совершенно одинаково?

— Как две капли воды.

— И он был таким же неисправимым проказником, как и вы? У Дэймона невольно вырвался тихий смешок.

— Он вполне мог им стать. Джошуа был далеко не паинькой, это уж точно. То, что он вытворял, можно назвать хулиганством.

— Бьюсь об заклад, что вы от него не отставали. Должно быть, вы были двойным бедствием для своих родителей.

Губы Дэймона тронула едва заметная улыбка, которая почти тотчас исчезла, уступив место нахлынувшей на него печали.

— В нем было столько жизни, он был таким жизнелюбивым.

— Прямо как вы, — прошептала Элеонора. Неожиданно повернувшись к мужу, она обвила его шею руками, крепко и пылко прижимая его к себе.

Она очень долго держала его в объятиях, и Дэймон не сопротивлялся. Он сидел, уткнувшись лицом в ее волосы. Боль стала понемногу стихать, после того как он согласился принять, причем с огромной радостью, утешение, которое предложила ему Элеонора.

Скоро стало ясно, что она горела желанием не только утешить его, но и попытаться убедить кое в чем.

— Вы должны простить себя, Дэймон, — прошептала она ему на ухо. — Вы должны отпустить боль, если хотите когда-нибудь выздороветь. И разве не этого желал бы для вас Джошуа? Неужели вы действительно считаете, что он хотел бы, чтобы все эти годы вы казнили себя?

Дэймон знал ответ на этот вопрос. Забытое воспоминание из прошлого вновь нахлынуло на него в последний день жизни брата он, склонившись, услышал слова Джошуа, сказанные ему.

— Живи… за… меня, — хриплым голосом произнес он тогда потрескавшимися губами.

Дэймон с трудом сглотнул, почувствовав, как сжалось горло. Он похоронил болезненное воспоминание вместе с остальными эмоциями.

— Нет, — сдавленным голосом ответил Дэймон. — Мой брат не хотел бы, чтобы я продолжал жить, казня себя. Он хотел бы, чтобы я ощущал всю полноту жизни.

— Конечно, хотел бы, — с убежденностью в голосе произнесла Элеонора. — И все же только вы и никто другой можете отпустить себе грехи, Дэймон. А до этого момента вы так и будете продолжать лишать себя шанса на настоящее счастье, а также возможности обрести его со мной. Вот почему я готова просто задушить вас, — жарко прошептала она, прильнув к нему еще сильнее.

Нежно сжав ее плечи, Дэймон освободился из объятий Элеоноры и отстранил ее от себя.

— Мое горло полностью к твоим услугам, Эль, однако я хотел бы, чтобы ты немного повременила с расправой. Мне нужно кое-что тебе сказать, а вернее, исповедаться.

Она посмотрела на него. Дэймон спокойно выдержал ее взгляд.

— Ты спросила, почему я держал от тебя в секрете свою встречу с Лидией. Да потому, что я не хотел снова тебя потерять, как уже сделал два года назад. Это было глупо.

— Глупо? — медленно произнесла Элеонора. — Вы думаете, что, спровоцировав меня разорвать помолвку, вы поступили глупо?

Дэймон ответил, криво усмехаясь:

— Я поступил глупо, по-идиотски, как болван, а еще малодушно. И я просто не в силах выразить словами, как сожалею о своем поступке.

Она тяжело вздохнула.

— Я так боялась, что вы намерены вернуться к Лидии, Дэймон.

— Мне очень жаль, милая.

Видя грусть в глубине глаз Элеоноры, ее ранимость, Дэймон корил себя за то, что причинил ей боль. Он берег ее, но в то же время намеренно ранил ее сердце, как тогда, так и сейчас. Но он загладит свой проступок…

Пока Элеонора пристально смотрела на него, он еще сильнее сжал ее руку, переплетая их пальцы.

— Ты была абсолютно права, Эль, я никогда не хотел снова полюбить кого-нибудь и позволить себе испытать боль от этого. Поэтому когда я понял, насколько сблизился с тобой во время нашей помолвки, моя последующая реакция была вызвана страхом. Однако в течение последних двух недель все изменилось. Риск потерять тебя ничто по сравнению с невозможностью быть рядом с тобой.

Теперь сжалось сердце у Элеоноры.

— Дэймон, наивно полагать, что можно прожить всю жизнь без боли, огорчений, а также избежать серьезных неприятностей.

— Я знаю, но с тобой у меня больше шансов обрести истинное счастье. Ты и есть мое счастье. Я люблю тебя, Эль.

Закусив губу, она удивленно глядела на него, не веря собственным ушам.

— Вы любите меня? Вы уверены? Поднеся руку к ее лицу, он погладил ее щеку.

— Можешь даже не сомневаться в этом. Одному Богу известно, как отчаянно я боролся с этим чувством. Во время пребывания в Италии я постоянно пытался выбросить тебя из головы. Я хотел забыть все, что связано с тобой, однако это было бесполезно. А когда, возвратившись сюда, я узнал, что за тобой ухаживает этот ловелас… Я просто не мог позволить себе потерять тебя вновь, ведь ты единственная женщина, которая была мне когда-либо дорога по-настоящему…

На глазах Элеоноры выступили слезы.

— Должно быть, я сплю. Ты действительно любишь меня? Он улыбнулся.

— Ты перевернула всю мою жизнь, Эль. Я снова обрел способность испытывать надежду, желание, любовь, и все это — благодаря тебе.

Такое откровение потрясло молодую женщину. Она поняла, что после долгих лет полнейшего, душевного оцепенения Дэймон снова раскрыл свое сердце. Благодаря Элеоноре он вновь обрел мир в душе.

— Ты заполнила пустоту в моем сердце, — ласково произнес он. — И сейчас я это понимаю как никогда, Эль. Моя жизнь была простым существованием. Я больше не желаю жить так, как жил, бесцельно коротая день за днем.

— О Дэймон! — выдохнула она. Он опять погладил ее по щеке.

— Как жаль, что мне потребовалось столько времени, чтобы разобраться в своих чувствах к тебе. Жаль, что я позволил тебе думать, что якобы предал тебя. Лишившись твоего доверия, я потерял что-то очень ценное, однако надеюсь заслужить его вновь.

Ее губы задрожали…

— Я боялась, что ты снова захочешь возвратиться к своей любовнице, — повторила Элеонора.