О, нет, я не могла так рисковать. Я не стала бы так рисковать ни за что на свете. Однажды я уже потеряла его, и пустота, образовавшаяся в моей душе, ввергла меня в отчаяние.

Сложив на столик его кисти, я пожелала Николасу доброй ночи. Он не ответил и, когда я выходила из комнаты, продолжал смотреть в окно.

Следующие несколько часов я провела в своей комнате. Поспешно осмотрев свои вещи и не обнаружив признаков вторжения, я пришла к выводу, что среди моих вещей не было ничего, что дало бы основание снова поместить меня в злополучную лечебницу в Менстоне. Свидетельство моего пребывания там я носила на себе. Над локтем у меня было выжжено клеймо.

Сидя во французском кресле, обитом гобеленом, я смотрела на трепетный бледный свет свечи на моем туалетном столике и слушала, как Уиндхэм меряет шагами свою комнату. Когда он, подобно леопарду в клетке, начинал расхаживать по комнате, у меня возникали такие же опасения, как у его сестры. Время от времени он что-то произносил, и я напрягала слух и задерживала дыхание, ожидая, что ему ответят. Но отвечали ему только стон ветра и царапанье обледеневших веток по оконному стеклу.

В полночь ветер стих, и за окном воцарилось безмолвие, столь же тягостное, как мрак.

Задремала ли я? Скорее всего, да. Странный шум разбудил меня. Соскользнув со стула, я смотрела на ручку своей двери, медленно повернувщуюся направо. Я посмотрела на ключ, лежавший на моем туалетном столике, и затаила дыхание.

Замок не поддался.

— Кто там? — крикнула я.

Слова мои прозвучали как эхо, поднимающееся из глубины колодца.

— Ответьте же! — выкрикнула я снова. — Милорд, это вы?

Дверная ручка, тускло поблескивая, повернулась налево в исходное положение.

Я так напрягала слух, что казалось, не выдержат барабанные перепонки. Вот наконец-то! Движение в холле. Я схватила ключ и бросилась к двери. Один поворот ключа, и замок заскрежетал и поддался. Я распахнула дверь настежь и не увидела никого.

Как это могло случиться?

Вернувшись в свою комнату, я взяла свечу. Я торопливо шла по темному коридору, прикрывая бешено пляшущее пламя рукой, миновала закрытую дверь комнаты милорда и вошла в детскую Кевина. Держа свечу высоко над его кроваткой, я с облегчением убедилась, что мальчик мирно спит, и его присутствие несколько умерило мою панику. Я пошла на цыпочках к двери Би. Она лежала в свей постели, неподвижная, как труп на катафалке. Возможно, я поддалась игре воображения. Возможно, мне просто привиделось во сне, что кто-то ломиться ко мне в комнату, как раньше я сообразила, что кто-то стоял у пруда. Вне всякого мнения, я слишком поддалась россказням Полли привидениях.

Вернувшись в холл, я остановилась в нерешительности. Я подумала было постучать в дверь Уиндхэма, уже подняла руку, чтобы сделать это, но тут дверь распахнулась.

Я уже видела прежде безумие. Мне довелось испытывать ужас. Но выражение лица милорда в то время, как он приблизился ко мне, не было похоже ни на то, ни на другое — выражение его лица было пугающе знакомым.

Свеча выскользнула из моих пальцев, когда я отпрянула назад. Мои руки поднялись в попытке защитить себя — увы! Слишком поздно! Его пальцы сомкнулись на моем горле, холодные и сильные, как стальные клещи.

По какой-то случайности свеча, упавшая к моим ногам, продолжала гореть, и от нее кольцами поднимался вверх черный дым. Уиндхэм толкнул меня к стене и зашипел:

— Если я не убил тебя прежде, то убью теперь! Боже, как ты мне отвратительна! Ради всего святого, если мне все равно придется гореть в аду, то я хочу покончить с этим безумием теперь же, Джейн!

Джейн!

Хотя его пальцы впились в мое горло, я ухитрилась выкрикнуть:

— Николас, я не Джейн! Не Джейн! Джейн умерла. Она мертва!

Я задыхалась, с трудом набирала в грудь воздух.

— Пожалуйста! Я Мэгги! Мэгги! Боже, помоги мне!

В мгновение ока взгляд Николаса прояснился Он тряхнул головой.

Его руки так внезапно отпустили меня, что я упала на колени. Когда наконец подняла к нему лицо, я не знала, чего мне ждать. Опустившись рядом со мной на одно колено, он схватил меня за плечи и встряхнул.

— Она была здесь. Я видел ее из своего окна. Я слышал ее голос в этом коридоре! Я ощущал запах ее духов. Говорю вам, я видел ее. Джейн здесь. Она жива! Ради Бога, почему никто из вас мне не верит?

Прежде чем я ответила, он поднялся и направился в свою комнату. С трудом встав на ноги, спотыкаясь, я последовала за ним.

Прислонившись к двери, я беспомощно наблюдала, как Николас поднял с полу подбитый мехом плащ и набросил на плечи.

— Что вы делаете, милорд? Вы ведь не собираетесь выйти из дома? Ведь уже глубокая ночь…

— Уйдите с дороги!

Рванувшись к двери, он отстранил меня и сказал:

— Клянусь Господом, что при свете дня я докажу всем, что эта сука, моя жена, вернулась. Клянусь, что к полуночи следующего дня мы оба будем гореть в аду!

Стоя в коридоре, я беспомощно наблюдала, как Николас исчез в темноте.

— Безумец!

Напуганная скрипучим голосом старухи, я круто обернулась. Ее худая, сгорбленная фигура отбрасывала в свете свечи странную тень. Выставив вперед острый подбородок, она разразилась злобным смехом, отдавшимся эхом в пустых комнатах, окружавших нас.

— Я вас предупреждала? Разве нет?

Растопленный воск капал на ее узловатые пальцы в то время, как она поднимала свечу повыше, чтобы видеть меня.

— Я вас предупреждала, что он безумец. Он был почти безумен, когда убил ее, а теперь совесть совсем доконала его. Ну и ладно, я говорю, счастливое избавление! Надеюсь, что его душа попадет в ад!

Выступив вперед, я ударила старуху по щеке. Она осела на пол, выставив вперед руку, чтобы защититься от меня.

— Злая девчонка! — закричала она. — Злая, злая девчонка! Я уж сделаю так, что вас уволят за это! Вы поплатитесь! Я уж устрою так, что вам придется раскаяться!

Я рванулась в свою комнату, схватила плащ и вернулась в коридор. В темноте я увидела приближающуюся ко мне знакомую фигуру.

— Боже, что здесь происходит? Ты, старая дура, — обратилась Матильда к Би, — что ты делаешь тут, на полу?

Я схватила Матильду за плечи:

— Позовите кого-нибудь на помощь, Тилли! Надо остановить Николаса.

Я оставила ее в недоумении над скорчившейся на полу старухой.

Выйдя из дома через кухню и плотно запахнув плащ, я оказалась окруженной темной туманной ночью, совершенно нечувствительная к кружению снега и холоду, обжигавшему кожу. В голове моей билась только одна мысль — я должна оградить Николаса от опасности. Утопая в снегу по щиколотку, я заковыляла к конюшне.

Слишком поздно! Николас появился уже на лошади. Поднимающийся ветер трепал полы его плаща. Лошадь чуть не растоптала меня, я шарахнулась в сторону и оказалась в глубоком снегу, а он промчался мимо.

Я кричала, звала его по имени, потом поднялась и побежала настолько быстро, насколько мне позволял глубокий снег и мои собственные силы. Я бежала, пока в моих легких не началось жжение, а ветер настолько резал глаза, что я почти ничего не видела. Я бежала до тех пор, пока не упала, опираясь на ладони и колени и не втянула еще один мучительно жалящий глоток воздуха. Потом поднялась на ноги и снова побежала.

Добравшись до Райкс-роуд, я заметила следы, уводящие в сторону от деревни. Они шли направо.

— Где луна? — спросила я вслух неизвестно у кого.

О! Хоть бы один тоненький серебристый лунный лучик осветил мою тропинку! Я подняла лицо к небу, часто мигая, чтобы избавиться от крошечных хлопьев снега, запорошивших мои ресницы.

— Боже, дай мне силы разглядеть что-нибудь! — взмолилась я, потом двинулась к кладбищенским воротам.

В бархатной темноте чуть поблескивали фигуры ангелов с распростертыми мраморными крыльями. Я напрягала слух изо всех сил и в томительной тишине наконец услышала скрип. Там! За кучей камней напротив памятника. Я заставила себя идти дальше.

Я не сомневалась, что души усопших, похороненных здесь, теперь поднялись из своих земляных постелей и смотрят на меня. В моих висках пульсировала боль. Взобравшись на кучу камней, я огляделась. О! Каким пустынным казался этот последний отрезок моего пути! Как холодно и одиноко, словно во всем мире больше нет ни одной живой души!

Я склонялась под порывами ледяного ветра, мешавшего дышать. Чтобы хоть как-то защититься от его порывов, мне пришлось закрыть лицо руками. Я с трудом продвигалась вперед, поскользнулась, восстановила равновесие и двинулась снова. Вперед! Мое сознание заставляло двигаться онемевшее тело.

И вот я увидела его. Хотя все во мне цепенело от ужаса, я обуздала свои взбунтовавшиеся чувства и, спотыкаясь, бросилась к нему.

Опустившись прямо в снег рядом с распростертым телом милорда, я принялась смахивать снег с его лица.

Что за несчастная судьба привела моего любимого сюда! Глаза Николаса были плотно закрыты, на бледное лицо стал вновь оседать снег. Я не могла уловить его дыхание.

Неужели он умер? Откинув полы плаща, я поспешно прижалась ухом к его груди. Надежда возродилась во мне. Слава Богу, в нем еще теплилась жизнь.

И тут на снегу возле него я заметила лопату и комья коричневой земли, отчетливо заметные на фоне белоснежного покрывала. Дрожащей рукой я отчистила плиту от земли, чтобы видеть надпись на мраморном памятнике.

Джейн!

Я сняла с себя плащ, свернула его и положила Николасу под голову. Я легла рядом и прижалась к нему всем телом, обвила его руками и ногами, ожидая, когда сознание вернется к нему. Наконец раздался слабый голос:

— Ариэль! Ариэль, вы здесь? Я приподнялась и ответила:

— Здесь!

Из темноты и снежных вихрей выступила чья-то фигура. Я изо всех сил пыталась разглядеть лицо человека. Джим. Друг милорда.

Я громко расплакалась, ощущая безмерное облегчение.

— Я здесь, Джим, и Николас тоже. Идите и помогите нам.

Вскоре он уже стоял, возвышаясь над нами.

— Что случилось? — воскликнул он.

— Помогите! Он может замерзнуть…

Джим встал на колени возле нас. Лицо его, мокрое от снега, выражало безнадежное отчаяние. Он горестно покачал головой:

— Милорд предупреждал меня. Мне следовало прислушаться к его словам. Теперь они засадят его в сумасшедший дом. Боюсь, что сегодняшнее происшествие довершит дело. Мне следовало остановить его…

Сердце мое сделало скачок и на мгновение перестало биться. Но я собралась с силами и сказала:

— В таком случае мы им ничего не скажем. Зачем кому-то это знать? — Почерпнув поддержку в его молчаливом согласии, я продолжала: — Мы отведем милорда домой, а потом закопаем могилу и утопчем почву, а снег скроет все следы. Об этом будем знать только мы двое: вы и я.

Говоря это, я пыталась поднять Николаса с земли.

— Если понадобится, я сама оттащу его отсюда. Все, чего я прошу, — это чтобы вы об этом никому не говорили. Клянетесь?

Он потянулся ко мне и схватил меня за руку:

— Почему вы все это делаете?

— Он нуждается в нашей помощи.

— Вы только бередили его раны с тех пор, как появились здесь, мисс. Он сам говорил мне об этом. Давайте-ка берите его за ноги. Я возьму за плечи, и мы…

По внезапному молчанию я догадалась, что что-то случилось. Я подняла глаза и затаила дыхание. В нескольких шагах от нас стоял Тревор. Лицо его было почти скрыто лисьим воротником плаща.

— Скажите ради всего святого, что здесь произошло? — спросил он.

Ни я, ни Джим не ответили. Тревор приблизился, поднял с земли мой плащ и бросил его мне.

— Наденьте его, пока не окоченели. Потом расскажете, что случилось с братом.

Я молчала.

— Очень хорошо. Можете не говорить. Матильда уже рассказала мне о его приступе безумия.

Иди сюда, Джим, помоги мне. Мой экипаж там, за воротами. Мы отнесем его туда.

Они склонились над телом милорда и подняли его. Мужчины осторожно понесли Николаса к воротам.

Я опередила их и села в экипаж. Мне хотелось, чтобы голова Уиндхэма покоилась на моих коленях. Янежно держала его, пока брат считал его пульс.

— Что случилось? — спросила я громко. — Ведь ран у него нет…

— Это болезнь рассудка. Я подозреваю полный коллапс.

Тревор снял мокрые перчатки.

— Я уже давно подозревал, что назревает нервный срыв, хотя, признаю, что и для меня он произошел внезапно. Должно быть, произошло что-то, спровоцировавшее это.

— Он считал, что видел свою жену, — ответила я.

— В этом нет ничего нового. Ник постоянно страдал от этой галлюцинации с момента пожара.

Откинувшись на подушки сиденья,. Тревор сказал:

— Я отправлю письмо доктору Конраду в Лондон, проконсультируюсь с ним. Нужно принять некоторые меры, прежде чем мы поместим Ника в лечебницу.

При этих его словах Джим, сидевший возле меня в каменном безмолвии, вздрогнул. Но не больше, чем затрепетала я, потому что меня охватила настоящая паника.