Аннализа рассмеялась:

— Ну разве он не гений?

Но Люк не отрывал взгляда от Кори.

— Да, — пробормотала Кори. — Конечно. — Она, извинившись, заторопилась попудрить нос.

* * *

Было начало девятого, когда Филипп Дэнби в «Мэн ин зе Мун» от стойки бара пробрался в угол зала. Поставил на круглый столик бокал «гиннеса», бросил рядом пачку сигарет. Кори появится не раньше, чем через час. Но ему надо было уйти из дома не только, чтобы не смотреть эту программу, главное — чтобы избавиться от Октавии. Как он ненавидел ее! Вся она насквозь ядовитая. Иногда ему казалось, яд просачивается сквозь все ее поры. Она настолько испорчена, что один ее взгляд, казалось, оскверняет его. Она полностью разрушила его жизнь, он больше не мог считать себя мужчиной. Единственное, чего ему хотелось, — раствориться в толпе вопящих и пьющих пиво. Их выворачивало на тротуаре, и он печально ужасался — каким грязным стал мир! Пьяные, накачанные наркотиками дети, изо дня в день находящиеся под угрозой СПИДа, вызывали лишь тихую грусть.

Он быстро глотнул из кружки и зажег сигарету. Казалось, сейчас его снова охватит паника, но он должен взять себя в руки. Скоро придет Кори, и все станет на свои места. Он не знал, как это вообще ему пришло в голову, но на прошлой неделе, встретив ее у Люка, он почувствовал не то сочувствие с ее стороны, не то что-то еще, а главное силу, силу духа, и в глубине души затеплилась надежда: Кори поможет. Один Бог знает, как он хотел бы обратиться к Пэм. Он пытался много раз, но до сих пор все его женщины кончали презрительным к нему отношением. И Пэм, как только узнает его тайну, не будет исключением. Не важно, что она его сильно любит. Но Кори другая, она найдет выход. И спасет Аннализу.

Он отпил еще. Потом погасил недокуренную сигарету. Руки дрожали.

Он вызвал в памяти образ Кори и улыбнулся. Потом вдруг его передернуло: вправе ли он так поступать? Он ее отец, он должен ее оберегать, а не взваливать жуткую трагедию своей жизни… И с чего он взял, что она захочет ему помочь после его холодного приема? У него даже не хватило духу поговорить с ней у Люка.

Подавив рыдания, Филипп прикрыл рукой глаза. Ради Бога, пять проституток мертвы, арестован невинный человек, ну и как ей все объяснить? Разве он на самом деле хочет, чтобы Кори узнала о его «играх» с проститутками? Хочет увидеть подозрительность, немой укор, а может, и страх во взгляде, когда он все выложит? Филипп вдруг как наяву услышал ответ и едва мог поверить, что сидит один. Конечно, он боялся, вдруг Кори поспешит в полицию — и правильно сделает. И потом за ним придут.

Нет, он за себя не беспокоился, он просто хотел положить конец мучениям. Он не вынесет позора, что падет на Аннализу и Кори. Но может быть, он сумеет уберечь хотя бы Кори. Да, надо спасти ее от стыда. Аннализу — уже поздно, но Кори еще можно. На глаза его навернулись слезы. Единственное в жизни, что ему удастся сделать для дочери Эдвины. Хотя это труднее, чем вырвать собственное сердце.

Когда Кори наконец появилась, Филипп сидел все там же, с той же самой кружкой пива. Окружающие тотчас повернулись в ее сторону. Филипп слышал, как кто-то из мужчин предложил присоединиться. Ответа он не разобрал, но нахал засмеялся, и Филипп внезапно почувствовал гордость за свою дочь. Кори встретилась с ним взглядом, и он опустил глаза. Он не хотел смотреть на нее, не хотел признавать, насколько она похорошела за последние несколько месяцев, не хотел прочесть в ее глазах что бы то ни было.

— Привет, — бросила Кори.

Филипп, не глядя, кивнул.

— Заказать выпить?

— Нет, я ухожу. Спасибо, — вежливо отказался Филипп.

— Ну а я зачем тогда пришла? — ощетинилась Кори.

Уставившись в одну точку, Филипп напрягся и сказал:

— Поклянись, что никогда не скажешь Аннализе, кто ты такая! Не хочу, чтобы она или кто-нибудь другой знал о тебе. Понимаешь? И не важно, чем ты занимаешься и что собираешься делать в будущем. Знай, я всегда буду отрицать, что ты моя дочь. Ты не имеешь ко мне никакого отношения, никогда не имела и не будешь. Держись от Дюка Фитцпатрика подальше. У него есть Аннализа, ты ему не нужна.

Филипп резко поднялся, ощутив, что задел ее за живое. Ноги дрожали, Филипп постарался достойно уйти из паба: сейчас он убил всякую надежду, что сможет когда-нибудь поделиться своей болью и кому-либо довериться. Ну и к лучшему: Кори никогда не будет страдать от унижения, ловя на себе презрительные взгляды: «Вон идет дочь психа, знаете, того, который резал проституток». Но Боже мой, Аннализе-то этого не избежать. И он молил Бога, чтобы Кори оказалась рядом с ней. Ему следовало бы защищать дочерей, черт побери, ему! Но он сам все испортил, всю свою жизнь. Ладно, теперь ничего не изменишь. Отрадно лишь то, что Кори заботится об Аннализе — он видел в тот вечер у Люка. Кори знает, что Аннализа ее сестра, и никогда ее не бросит.

Теперь ему оставалось только сдаться в полицию.

13

— Что, сидишь в одиночестве? А где все?

Кори подняла глаза на вошедшего в комнату Люка.

— Кто на ленче, кто на съемках.

Он кивнул: Кори искренне удивилась — надо же, умудряется оставаться таким свежим в невыносимую жару. Светлые волосы совсем выгорели, хлопчатобумажные брюки выцвели, на загорелой руке ослепительно блестел золотой «Ролекс». Он казался весьма самодовольным, и Кори могла только позавидовать. Лето — не самый любимый ее сезон, поскольку приходилось выставлять напоказ свою бледную кожу, но в такую жару никуда не денешься. Тем не менее о майках и речи быть не могло: у нее слишком большая грудь, да еще соски выпирают. Джиорджи посоветовала носить мягко ниспадающую хлопчатобумажную или муслиновую одежду и шелковые лифчики. Или приталенные платья с короткими рукавами, а также джинсы с цветастыми блузками. У Кори была новая прическа, волосы теперь казались еще гуще и шикарнее, а локоны спадали аж до плеч.

Люк присел на краешек стола, она попыталась тут же спрятать какую-то газету, но он заметил.

— Беннати в городе, да? — ухмыльнулся Люк, рассматривая снимок Кристоса в аэропорту Хитроу. — Наслышан о его прибытии. — Он прочел подпись и вернул газету Кори. Она не успела отвести взгляд, и он обратил внимание на ее покрасневшие глаза.

— У тебя все в порядке?

— Конечно, — ответила она. — Я немного простудилась. — Меньше всего ей хотелось бы рассказать ему, что весь вечер она проплакала из-за отца.

— А как твое вчерашнее свидание? — осторожно поинтересовался Люк.

— О, о’кей. Спасибо. Как вы с Аннализой? Куда в конце концов попали?

— Да в «Артс клаб» в Челси. Зря не пошла, мы хорошо провели время с друзьями.

Кори молча улыбнулась.

— Ну и как, — с любопытством взглянул он, — вы решили, о чем следующая передача?

— Транссексуалы. Аннализа сейчас как раз на ленче с тремя такими. — Кори отказалась от приглашения, поскольку чувствовала себя неважно.

Люк с сомнением покачал головой.

— Дней через десять мы представим отчет: оказывается, число операций подобного рода только за последний год увеличилось на семь процентов во всем мире.

— Ну и как Боб? Принял идею?

— Да.

— Хорошо. Кстати, ты видела сегодня статью в «Гардиан» насчет вашей передачи? Не могу дождаться рейтинга. — Люк помолчал, заметив, что Кори отводит взгляд. — Эй, тебя что-то беспокоит? Почему бы нам не поговорить?

— Да нет, все в порядке. — Она улыбнулась.

— Вот так-то лучше. — Он коснулся ее щеки.

Ей вдруг так захотелось расплакаться, но все-таки она совладала с собой.

— Люк, давай поговорим о Бобби Мак-Ивере.

— Бобби? — спросил он с любопытством. — А что с ним?

— Инспектор Радклиф вчера кое-что поведал. Оказывается, у Бобби Мак-Ивера умственное развитие десятилетнего ребенка. Он тебе говорил?

Люк покачал головой:

— Нет. Но мне и не доводилось говорить с ним не перед камерой.

— Слушай, мне кажется это странным: мужчина с детским развитием ходит к проституткам?

Люк пожал плечами:

— Не знаю, думаю, он все-таки мужчина, и поэтому у него мужской сексуальный аппетит.

— Возможно, но дело не только в этом. Как, например, он сумел протащить их от Шефферд-Маркет до Камбервелла. Это ведь далеко… А потом от Камбервелла до Челси Эмбанкмент. И я не понимаю, почему Радклиф именно мне сказал о недоразвитости Мак-Ивера. Я сегодня просмотрела все утренние газеты, и нигде никакого упоминания. — Она помолчала и добавила: — Люк, можешь думать, что я сошла с ума, но мне кажется, будто Радклиф пытался мне еще кое-что сказать.

— Например?

— Не знаю. Перед уходом почему-то пообещал связаться со мной.

Люк смущенно покачал головой:

— А где они держат Бобби, известно?

— Радклиф только сказал, что он в безопасности.

— В безопасности?

— Вот и я удивилась. Он объяснил — от прессы.

— Ну всех арестованных оберегают от вмешательства прессы.

— Слушай, как ты считаешь, встретиться мне с Радклифом?

— Подожди несколько дней. Посмотрим, свяжется ли он сам. Если нет — вернемся к этому разговору.

Люк ласково улыбнулся, потом заставил Кори встать со стула. И вперился в нее взглядом, явно довольный ее смущением. Потом тихо сказал:

— Я хочу тебя поцеловать. Можно?

— Нет, нет. Не здесь, — Кори тотчас занервничала и, встретившись с ним взглядом, удивилась, обнаружив в его глазах глубокое чувство.

— Ну что ж, — прошептал он, — могу я хотя бы обнять тебя?

Не желая его обижать, Кори согласилась и только молила Бога, чтобы никто не вошел. Люк долго прижимался к ней всем телом, но, к облегчению Кори, ничего сексуального в этом не было. Она чувствовала лишь глубокую печаль и окончательно расслабилась. Так бы и стояла в объятиях, так бы и ощущала эти сильные руки целую вечность.

— Иногда, — прошептал Люк, — мне кажется, что самое хорошее в моей жизни — ты.

Кори вдруг инстинктивно приникла к мужчине. Он обнял крепче и тут же отпустил.

— Пожалуй, я теперь понимаю, что чувствует Аннализа.

Кори нахмурилась, а Люк улыбнулся:

— Я имею в виду — испытывать чувства к человеку и не находить в нем ответа. Впрочем, я не буду говорить об этом, раз ты не хочешь.

— Дело в том, что мне кажется, ты говоришь не то, что думаешь.

— Да, я знаю, ты не веришь. Но это правда, поверь. Нет, я не собираюсь давить на тебя, Кори, — тихо рассмеялся он, — я должен завоевать, если смогу. Хотя я не слишком-то старался в этом направлении, так ведь?

— Давай сменим тему, ладно? Вдруг кто-нибудь к тебе заглянет… — Но она не закончила, потому что не знала как.

— Когда я увижу тебя? — спросил он.

— Не знаю. Я очень занята до конца недели.

— А я как раз уезжаю на выходные.

С языка Кори готов был уже сорваться вопрос о Сиобан, но она сдержалась: негоже предавать Аннализу.

— А куда?

— Побыть с другом. Не стоит беспокоиться, — засмеялся он. — Тебе и так есть о чем поволноваться — о Бобби Мак-Ивере.

Он вышел, а Кори, смутившись от его последнего замечания, стала рассеянно обмахиваться газетой. Ей вдруг показалось, что Люк знает о Бобби Мак-Ивере гораздо больше, чем пытается показать. Может, из-за того, что дважды назвал его просто Бобби? Или вновь так неожиданно заговорил о нем? Нет, было что-то еще… Девушка неожиданно почувствовала себя виноватой — подозревать Люка, ничего не зная? Он просто хотел большего участия и внимания с ее стороны. Мучимая сомнениями, Кори решила поделиться с Фелисити. Но когда они встретились на следующий вечер проводить Фелисити, получившую ведущую роль в большом фильме в Голливуде, она все-таки промолчала. Рассказав об умственной отсталости Мак-Ивера, Кори утратит доверие Радклифа, поскольку Фелисити молчать не станет. Вместо этого Кори рассказала подруге про то, как Люк обнял ее в офисе и как она обеспокоена своей собственной реакцией.

— Я просто иногда не понимаю себя, — проговорила Кори, когда они сделали заказ. — Знаешь, я не верю ему, да и как верить, когда он ведет себя так, как ведет? Возможно, это звучит самонадеянно, но мне порой кажется — Люк и правда неравнодушен ко мне. Я, впрочем, тоже. Представляешь, несмотря ни на что, он все еще вызывает у меня определенные чувства.

Фелисити пожала плечами:

— Конечно, привлекательный мужчина, добавь к этому немножко таинственности, непредсказуемости — потрясающая комбинация! Не забывай, он одинок. И какой вызов обществу — стать женщиной, которая наконец-то заполучит Люка Фитцпатрика!

— Ты не поняла, Фелисити. Сказать откровенно — только не смейся, — бывают моменты, когда я его побаиваюсь. Конечно, звучит немного драматически, но это правда. Потом мне кажется, что я просто дурочка, но в нем есть что-то такое, что заводит меня. Очень хочется понять, в чем дело.