— Ладно, кончай давай. А чего, интересно, ты ожидала? Что он бухнется к твоим ногам и объявит о вечной любви?

— Ну по крайней мере…

— Не слишком ли высоко взлетела? — засмеялась Пола. — Он самый известный кинорежиссер, Кори. Женщины гоняются за ним по всему миру.

— Знаю, я для него ничто. Но он разбил мое сердце, я ни на кого другого больше не посмотрю. Слушай, может, мне написать ему и извиниться за свое поведение?

— Не стоит.

— Пожалуй, ты права. Он и читать не будет. Ох, ну зачем небеса наградили меня вкусом к таким мужчинам? Знаешь, когда я умру, выбей на моей могиле эпитафию: «Здесь лежит Кори Браун, старая дева этого прихода, Бог наградил ее вкусом к мужчинам, которые ей не по зубам».

— Заткнись, Кори. Может, он самый настоящий ублюдок. Расскажи-ка лучше о Люке. Ты выяснила что-нибудь у Радклифа?

— Да. Люк не знает Бобби Мак-Ивера, это просто плод моего воображения.

— Точно?

— Да. Вернее, я так не думаю, но сейчас просто ни о чем больше думать не могу, кроме как о Кристосе Беннати.

— Перестань ныть. А Люк знает, что ты ходила к Радклифу?

— Да, мы говорили об этом до прихода Кристоса. Сперва он был в ярости, как сам признался, а потом объяснил почему… О Пола, не трогай меня. Я настолько взвинчена, что просто хочу сейчас забыть о Люке Фитцпатрике.

Скорее сладострастно изводить себя воспоминаниями о неудачном вечере с Кристосом Беннати, чем Кори и занялась. И потом: если инспектор Радклиф удовлетворен беседой с Люком, почему бы ей сомневаться? Люк иногда, конечно, кажется странным, но ее собственное воображение куда богаче. Приняла же она краску за кровь и напугалась до смерти. Люк верно подметил — первое же столкновение с убийством довело ее до одержимости. Пора кончать строить из себя детектива-любителя.

15

Филипп Дэнби стоял на крыльце маленького домика с террасой в Твикенхэме. Он дважды позвонил, никто не ответил. Но он не сомневался, что она дома, просто не хочет его впускать.

Его красивое лицо казалось бледным и измученным. Он оглядел окрестности, зеленую аллею. Опускался вечер, кто-то стриг лужайку, кто-то мыл машину. В саду неподалеку играли мальчишки, гоняли мяч и ругались, как ирландские землекопы.

Филипп снова повернулся к двери. Он должен уйти и оставить ее в покое. Она так хочет. От этой мысли у него разрывалось сердце.

Он шагнул прочь по дорожке сада, открыл калитку и полез в карман за ключами. И, уже собираясь сесть в машину, Филипп в последний раз оглянулся, и сердце его сжалось. В дверях стояла Пэм.

Они долго смотрели друг на друга, наконец она отступила назад, оставив дверь широко открытой. Филипп почувствовал такое облегчение, что от внезапной слабости не мог сделать ни шагу. Она разрешает ему войти. Она ждала его, ждет… Нет, не надо торопиться с выводами.

Он снова зашагал по дорожке, неотрывно глядя ей в глаза. Как она постарела за последние три дня! А усталость в ее глазах — не столько усталость, сколько мука.

— Я думала — ты не придешь.

— Я должен был. Я должен знать… — Он отвел глаза. — Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. Я хотела, чтобы ты пришел. Просто ты появился раньше, мне нужно было время подумать. Ты же понимаешь.

— Конечно.

— Поэтому меня не было на работе. Но я рада, что ты здесь. — Она закрыла за ним дверь, прошла в гостиную. Филипп шел следом. Как сильно он любит этот маленький безалаберный домик и его хозяйку! Но сейчас ему было неловко, он двигался словно чужой, осторожно и скованно, затем остановился посреди комнаты.

Пэм принесла ему выпить, Филипп заглянул в глубокие карие глаза, как бы подтверждая свою любовь и готовность понять, если их отношения станут теперь другими.

— Все в порядке, — почти прошептала она. — Я знаю, ты этого не делал.

На миг лицо Филиппа вытянулось, потом вдруг у него перехватило дыхание.

— О Боже, — пробормотал он, — если бы ты только знала, что это значит для меня.

— Иди сюда, — Пэм, протянув руки, привлекла его к себе.

Они словно окаменели в этом бесконечном объятии, у обоих текли слезы по щекам. Наконец он снова заглянул ей в глаза и ощутил безграничную любовь к этой маленькой хрупкой женщине с огромным сердцем, в этот миг Пэм стала ему еще дороже.

Она улыбнулась, взяла Филиппа за руку и повела к дивану у открытого окна.

— Что ты решил делать? — спросила Пэм.

Он покачал головой:

— Я знаю, мне надо пойти в полицию и все рассказать… Я собирался, но… из-за Аннализы и Кори. Так ужасно, я не могу заставить их страдать. Пэм, пожалуйста, попытайся понять.

— Но ты же не делал этого, Филипп.

Он поник головой:

— О, продолжай, пожалуйста. Просто повторяй, и все. Я не делал, не мог…

— Знаю, что не мог, потому и верю тебе. И вообще, зачем было ходить к проституткам, если есть я?

Он нежно взял в ладони ее лицо.

— И осквернить тебя моими чувствами к Октавии? Нет, ни за что и никогда.

Она улыбнулась и поцеловала его ладонь.

— На случай, если еще сомневаешься: я люблю тебя, это ничего не изменит. Разве что люблю еще больше за то, что мне доверяешь.

— Я не достоин тебя, — прошептал Филипп.

Она тихо рассмеялась и нежно поцеловала его в губы.

— Все же тебе надо пойти в полицию, — вернулась она к разговору.

Филипп покачал головой:

— Пэм, все факты против меня. Меня могут безвинно осудить, такое случается. Они уже сейчас держат невиновного.

— Откуда ты знаешь?

— Да потому что за ним стоит Фитцпатрик. Не знаю, как ему удалось, но Мак-Ивер, возможно, еще один бедолага, которого Люк достал тем же путем, что и меня.

— Филипп, — осторожно спросила Пэм, — а ты никогда не задумывался, почему Люк так много знает об этих убийствах?

— В полиции рассказали. Инспектор его друг.

— Да, но откуда Люк знает, что ты был последним среди тех, кто видел девочек живыми?

— Запахи духов Октавии, возможно, так оно и было.

Пэм покачала головой:

— Нет, убийца был их последним клиентом или приходил к ним сразу после тебя, но само по себе такое совпадение маловероятно… Ладно если бы только одна из них, но пять… Или убийца использовал те же духи?! А Люк Фитцпатрик знает, когда ты ходишь к ним?

— Мне кажется, нет.

— Но вполне возможно.

Некоторое время они молча сидели, взявшись за руки. В конце концов Пэм выдохнула:

— Я думаю, этих женщин убил Люк.

Филипп поднялся и отвернулся от Пэм лицом к камину.

— Ты и сам так думаешь, да?!

— Но у меня нет доказательств.

— А ты не должен ничего доказывать. Это дело полиции. Поэтому надо просто пойти и все выложить. Пока они не узнают, что Люк тебя шантажирует, манипулирует…

— Я не могу, Пэм. Один Бог знает, что он сотворит с Аннализой и Кори в этом случае, — перебил ее Филипп.

— Но еще хуже будет, если ты не пойдешь. О Филипп, не пытайся успокаивать себя. Раз Люк Фитцпатрик убивает женщин, надо сделать так, чтобы его засадили, и поскорее. Прежде чем он снова…

— Он не посмеет, пока не посадит меня. А если я больше не пойду к проституткам…

— Все не так просто, Филипп. Кроме того, пять женщин уже мертвы.

Филипп схватился за голову:

— Я не знаю, что делать, Пэм! Он уже взял моих дочерей, мою жену… Боже мой, ну почему, что я такого сделал, чем вызвал такую ненависть?

Пэм не знала ответа. Она стала молча растирать ему шею.

— Ты давно его не видел? — спросила она.

— Давно. Он теперь в основном с Аннализой. Как ни позвоню, она или с ним или по дороге к нему.

— А Кори?

Под ласковыми пальцами Пэм Филипп начал расслабляться, но при упоминании о Кори снова весь сжался.

— Не знаю. О, как бы я хотел убить этого человека, за все, что он с нами делает! Из-за него я стал чужим для собственной дочери. Для дочери Эдвины. Я так виноват перед Эдвиной… — Он ударил кулаком по стене. — Боже, что он хочет от меня?!

— Ну уж не засадить в тюрьму. Хотел бы, давно бы сболтнул в полиции.

— Тогда чего же? Я уже и так задыхаюсь, а если всплывет моя связь с проститутками, то мне вообще конец, — вздохнул он. — Но это меня не волнует, главное — Аннализа и Кори. Я просто не могу тащить их за собой в пропасть!

— Да ради Бога! Ты же не виноват. Ну, ходил к проституткам, ну и что? И с тобой ничего не случится. Ни с тобой, ни с Кори, ни с Аннализой, если признаешься…

— Есть еще кое-что, — перебил Филипп. — И ты знаешь это.

— Октавия?

Филипп кивнул:

— Думаешь, мне хочется, чтобы Аннализа узнала правду про свою мать? Если я заявлю в полицию, все выйдет наружу. А уж Фитцпатрик проследит, чтобы так оно и случилось. Видишь, я бессилен.

— Но Филипп, если он и впрямь убил этих женщин, надо же что-то делать.


От самодовольной улыбки Люка Филиппа передернуло. Он всего несколько минут провел в этом кофейном баре и уже все понял: никакого смысла в их встрече с Фитцпатриком не было, поскольку не было никаких доказательств того, в чем в глубине души был абсолютно уверен.

— Я хочу знать, когда все это кончится? — спросил Филипп, когда поклонницы Люка наконец отошли от их столика.

— А что должно кончиться? — удивился Люк.

— Не притворяйся, — резко бросил Филипп.

Люк пожал плечами:

— Когда ты сдашься полиции.

— Не совершив преступления?

— Разве?

— А почему бы тебе самому не рассказать полиции о том, что тебе известно?

— На то есть основания.

Филипп ненавидящим взглядом уставился на него.

— Ты отлично понимаешь, что, как только я пойду в полицию, тебя немедленно привлекут.

— Как это?

— Я расскажу, как ты изводишь меня.

— Ну в таком случае, — усмехнулся Люк, — я обнародую, что занимался сводничеством, помогал твоей жене ощущать радости жизни. Или ты не в курсе? Было время, она неплохо развлекалась в роли проститутки. У меня полно фотографий, время от времени мы с Октавией разглядываем их. Она просто сходит с ума. Посмотри и ты, если хочешь, может наконец преуспеешь в постели, когда познакомишься с фантазиями своей жены!

— Ты мне отвратителен! — прорычал Филипп. — Как и она! Но мы сейчас не об этом. Я говорю об этих девушках, о том, кто их убил.

— Ну насколько я знаю, убил ты, — ухмыльнулся Люк.

— Тогда, черт побери, кто такой Бобби Мак-Ивер?

— Друг. Кстати, ты должен быть чрезвычайно благодарен ему. Он собирается принять удар вместо тебя. Ну а теперь прощай. У меня свидание с одной из твоих дочерей. — Он швырнул горсть монет на стол и поднялся. — О да, Филипп, — он подхватил пиджак, — я думаю, тебе небезынтересно — как только я пересплю с Кори, я предложу Аннализе выйти за меня замуж.

— Оставь их! — закричал Филипп. — Убери свои грязные руки от моих дочерей!

— Но я занимаюсь с ними только тем, чем ты и сам не прочь заняться, — слащавым голосом произнес Люк.

Филипп отшатнулся в ужасе:

— Да ты больной! Ты ненормальный!

— Но не убийца, — снова ухмыльнулся Люк и, не торопясь, вышел.


Прошел почти месяц со времени знакомства Кори с Кристосом Беннати. Он все не шел у нее из головы. Она прямо-таки изнывала от тоски, раздражаясь, отказываясь от вечеринок и кино, сидела взаперти, боясь показаться скучной. Короче говоря, вела себя, как испорченный ребенок, надувшийся из-за того, что не получил желаемого. Ее словно обманули.

— Похоже, — сказала она Поле в одном из многочисленных телефонных разговоров, — Бог, Судия или кто там еще смеется надо мной! Мол, ха-ха, не получишь!

— Ну, знаешь ли, ты слишком замахнулась, — осадила ее Пола. — Будь на твоем месте кто другой, я бы еще посочувствовала. Ведь Беннати, всемирно известный кинорежиссер, один из лучших на земле!

— Я знаю.

— В таком случае делай что-нибудь.

— Что, например?

— Вопрос не ко мне — у тебя же богатое воображение.

Программа о транссексуалах была запущена, Кори с Аннализой занимались исследованием статистических данных относительно увеличения числа гомосексуалистов и соответственно одиноких женщин. Под впечатлением Кори день и ночь размышляла, что не сможет заполучить Кристоса при такой удручающей цифири, нет никакой надежды встретить кого-то похожего.

— Скорей бы уж передача, — ворчала она после серии интервью на севере. — Эти одинокие женщины уже действуют мне на нервы.

— Будь моя воля, рядом с тобой в машине сидела бы сейчас замужняя женщина со стажем, — весело бросила Аннализа. — Ладно, остался только монтаж, начинай ломать голову над очередной передачей.