Из-за туч казалось, что наступила глубокая ночь. Никуда она не уедет. Решит проблемы. Сменит комнату. Может уедет на другой конец Москвы. Все будет нормально. Опять звонок. Тая не хотела брать трубку, но всё-таки ответила.

— Да, Леший.

— Риг нам гастроли организовал. Тур на два месяца.

— Так я же ушла.

— Не глупи, Тайка. Поехали. Вы с ним каждые несколько месяцев цапаетесь и дверью хлопаете. Все равно потом сходитесь.

— В этот раз все серьёзно, — возразила Тая.

— Работа одно, личные отношения — это другое. Поехали. К сентябрю дадим последний концерт, после этого и расходитесь. Мы ведь все об этом давно мечтали.

— Это он тебя попросил мне позвонить?

— Нет. Ребята. Без тебя все не то. И ты это знаешь.

— Риг будет против.

— Не будет. Так ты поедешь с нами?

— Поеду.

— Тогда завтра встречаемся у меня, — сказал Леший.

— Договорились, — согласилась Тая.

— Вот и правильно, — он повесил трубку.

Значит надо уволиться из магазина. Потом позвонить хозяйки, что она съезжает. Оплачивать два месяца комнату Тая не собиралась. Слишком накладно. Потом приедет и новую снимет. Гастроли. Они хотели их организовать ещё год назад, но что-то пошло не так. Тогда все сорвалось. И в этот раз могло все сорваться, но нет. У Рига получилось. Тая невольно почувствовала гордость за своего парня. Бывшего парня. Они расстались. Точка. Больше не вместе. Отработают два месяца и разбегутся. Оставалась надежда, что график будет не таким плотным и у нее будет окно, чтоб решить свои проблемы. Теперь они только ее. А это обидно. Удовольствия получали вдвоём, а за голову хвататься почему-то нужно лишь ей. Жизнь несправедливая штука.

— А я тебе говорил, что ничего страшного не произойдёт, если ты ей напишешь, — довольно сказал Данко. Мужчина лет тридцати с разноцветными глазами имел весьма специфическую внешность: светлые волосы средней длины каскадом спадали до плеч. В левом ухе серьга. Очки на носу, из-за которых он походил на какого-нибудь учёного. Нагловатая улыбка, которая почти не сходила с его лица. Лицо же было довольно живое, эмоциональное. В каждом движении прослеживалась уверенность.

— Так какая разница? Всё равно она ясно дала мне понять, что я ничего общего не хочет иметь со мной. Да я её и прекрасно понимаю, — ответил Гена. Его друг был полной противоположностью, хотя возраста они были примерно одинакового: короткие чёрные волосы, круглое спокойное лицо, плотное телосложение. Такие же очки. Они сидели у Гены в комнате, рядом с компьютером.

— Не надо на себе крест ставить. Ты в последние несколько лет только и делаешь, что сидишь дома. Носа из квартиры не вытаскиваешь. Это ведь не дело.

— Родители…

— Родители требуют присмотра. Я не сомневаюсь в этом. Даже не спорю. Но сколько они ещё проживут? Может год, а может пять лет. И что потом? Ты окончательно врастёшь в компьютерное кресло и разучишься общаться с людьми. Будет тебе под сорок лет. Толстый, лысый, небритый мужик, который никому не нужен. Выйдешь на свет из своей берлоги и от тебя шарахаться начнут, а ты будешь от людей шарахаться. С криком убежишь домой, а потом откажешься выходить из него. И придётся мне врачей вызывать. Класть тебя в психиатрию…

— Порой кажется, что я сам там скоро окажусь, — ответил Гена. Дверь открылась с ноги. В комнату влетел отец Гены с ведром воды. Весь в муке.

— Сын, пойдём на рыбалку? — предложил он, с ярко горящими глазами, такой взгляд, в котором отсутствовал разум, пугал. Резкие движения. Суета. Быстрый разговор. — Я уже и прикормку сделал.

— Это из себя? — спросил Гена, с сомнением посмотрев на отца.

— Да ладно, испачкался немного, — он стряхнул муку сплеча. — Сейчас мы возьмём удочку и пойдём рыбачить.

— Поздно уже, — сказал Данко. — Ночь на дворе.

— Ничего. Есть ночная рыбалка. Главное на неё успеть. И закинул старик невод. А там золотая рыбка. Эта рыбка желание исполняет. А я дурак был, что отпустил. Надо её было в аквариум посадить, — он нахмурился. — Ты помнишь рыбку в аквариуме? Такую красивую. Мне её тогда папа подарил. Где-то была фотография.

Он резко развернулся и пошёл в коридор, что-то продолжая бормотать себе под нос, забыв про ведро, которое так и осталось стоять посреди комнаты.

— У тебя есть ещё вопросы? — спросил Гена друга. — У меня тут филиал больницы. Какая нормальная женщина согласится в нём жить?

— Та, что любит, — ответил Данко. — Просто поверь. Такое тоже бывает.

— Не в моей жизни. Но то, что я Таи написал… Наверное, это правильно. Не знаю почему, но такие ощущения, что правильно. Хотя, я и не считаю, что из этого что-то получится, — упрямо ответил Гена. — Но пообщаться это не помешает.

— А там глядишь и общение станет чем-то большим. Ты только сразу ей душу не изливай и в грехах не кайся. Она не священник, чтоб тебя исповедовать, — посоветовал Данко.

— Тебя послушать, так я полный дурак, — поморщился Гена.

— А кто целый час мялся? — усмехнулся Данко. Он достал телефон и посмотрел на часы. — Ладно, мне пора. Ты главное не останавливайся на достигнутом. Посмелее. Сам же знаешь, что девчонкам это нравится. Пока будешь стоять и мямлить, она ждать устанет и точно уйдет.

— Уж как-нибудь без твоих советов обойдусь.

— Не, без них, ты никак не обойдёшься. Иначе ты бы до сих пор «думал», — надевая ботинки, сказал Данко. Из кухни появился отец Гены с мокрыми штанами. Но он этого не замечал. В руках держал губку со вставленной в неё укропом.

— Смотрите, какую я золотую рыбку поймал! — довольно сказал он.

— Чего-то совсем ему сегодня плохо, — заметил Данко.

— Так полнолуние. Почему-то фазы луны влияют на состояние. Мать сразу путает день с ночью, а отец полностью в свои фантазии уходит, — ответил Гена.

— Держись, — Данко хлопнул его по плечу. — Наладиться всё.

— Угу, — поглядывая в сторону отца, сказал Гена. — Созвонимся, а я пойду отмывать рыболова.

Данко ничего ему не ответил. Вышел на улицу. Прохлада ночи сразу коснулась лица. Редкие фонари почти не освещали улицу, но можно было увидеть звёздное небо. Красивое, яркое. Правильно, что он настоял на своём. А то Генка совсем в болоте быта зарос. И любит её. Хотя Данко так и не понял чего там было любить. Серая девчонка, которая хорошо на скрипочке пиликает. Генка хранил записи с её выступлений. Прям помешался на ней. Но у каждого свои вкусы. И не ему о них судить.

Он вышел из полосы света в тёмную ночь. Неожиданно наступила темнота. Резкая и пугающая. Данко оглянулся. Темно. Может свет отключили в районе? Такое бывает. Но рядом было слышно, как работал двигатель машины. Значит у неё должны быть включены фары. Он обернулся на звук. Ничего не видно. Какая вероятность, что фары машины не работали? Данко заставил себя взять в руки и успокоится. У него в кармане есть телефон. Надо только его достать. А там всё прояснится. Только дрожащие руки не удержали телефон. Он упал на землю. Данко закрыл глаза. Досчитал до десяти. Успокоился.

Стоило ему открыть глаза, как мир вернулся. Рядом машина светила фарами. Позади в доме горели огни. Чуть дальше были видны фонари. Телефон лежал на земле. Он поднял его. Провёл по разбитому экрану. Тот засветился голубоватым светом. И что это было?

Данко дошёл до дома. Стоило войти в квартиру, как он сразу окунулся в ароматы, что доносились с кухни. Из комнаты показалась голова Ваньки. Мальчишке было уже шесть лет. Разноцветные глаза сейчас только ярче стали выделяться. Светлые волосы и такой же непоседливый характер заставлял думать соседей, что шестилетний мальчишка его сын. Ванька чему-то рассмеялся и убежал назад. Прошло уже пять лет. Через год ему уже в школу идти. Быстро время идёт.

— Что готовишь? — спросил Данко, заглядывая на кухню. Эля стояла у плиты, что-то напевая себе под нос. При виде него, улыбнулась.

— Картофельную запеканку. Как там Генка?

— Нормально, — Данко усмехнулся, вспоминая прошедший вечер. Сел за стол.

— Ты чего так смотришь? — спросила Эля, всё с той же улыбкой.

— Ничего. Тобой любуюсь. Или нельзя? — спросил он. Она продолжала носить короткие стрижки и почти не изменилась со днях их знакомства. Только цвет волос периодами меняла. Эля вначале засмущалась, потом рассмеялась.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Эля. Налила ему чай. Из духовки достала запеканку. На стол поставила салат из свежих овощей.

— Почему ты считаешь, что я не могу на тебя любоваться?

— Любуются в первые месяцы брака. А у нас с тобой уже вон сколько, — она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону.

— Ага и мы с тобой прям такие старенькие бабушка с дедушкой, что на лавочке сидят и семечки лущат.

— Нет, но говорят, что люди привыкают за долгое время друг к другу. Отношения начинают идти на спад. Это естественно. И…

— А у тебя чувства на спад пошли? — посмеиваясь, спросил Данко. — Тогда надо сегодня ночью их возродить.

Он подошёл к ней, обнял сзади, положив подбородок ей на плечо. Эля тяжело вздохнула. Скользнула пальцами по его руке. Посмотрела на него.

— У нас с тобой какие-то ненормальные отношения.

— Как будто есть понятие норма, — поцеловав её в щеку, ответил Данко.

— Мы уже должны были по десять раз разочароваться друг в друге.

— С чего бы это? — не скрывая своего удивления, спросил Данко.

— Так в одной статье написано. Сегодня читала, пока не было посетителей.

— А ты поменьше их читай. И не забивай голову всякой ерундой. Нас слишком много связывает, чтоб так просто друг от друга отказываться. И не надо проблемы придумывать. Они и без нашей помощи в дверь постучатся.

— Не хочу, чтоб они к нам стучались, — ответила Эля.

— Так это не от нас зависит. Не может всё в жизни быть идеально. Но мы их так встретим, что они нас испугаются, — пообещал Данко.

— Я большой и серый волк! — из-за угла выскочил Ванька в пластиковой маске. — У-у-у!

— Какой страшный волк! — Данко поймал его и поднял над головой. Раздался довольный смех.

— Папа! Волки не умеют летать!

— А ты будешь первым волком — космонавтом, — сказал Данко, кружа его по кухне.

— Ребята, хватит. Давайте за стол, — сказала Эля. — Снесёте мне здесь всё.

— Мы аккуратно. Космические волки очень аккуратные создания, — сказал Данко. Но Ваню поставил на место.

— Пап, а я буду волка играть в спектакле! Мы с мамой даже мне маску купили.

— Которую ты сломаешь, если сейчас не снимешь, — сказала Эля.

— Так я аккуратно, — но маску ей отдал.

Данко смотрел на всё это и не мог поверить, что мета сбылась. Вкусный ужин, детский смех, тёплые взгляды, которые на него то и дело кидала Эля, сухая квартира. Сложно было поверить, что когда-то ему негде было жить, а будущее висело на волоске. Если бы он тогда сдался, то всего этого бы не было. Не было бы работы, семьи. А ведь тогда ему хватило выдержки проявить твёрдость. Теперь бы только Гене помочь, то совсем бы было хорошо.

Ночь. Ваняка уже уснул. Эля размазывала по лицу какой-то крем, от которого пахло свежей травой. Он знал, что она переживала за свой возраст. Не сильно и это было скорее временами. Тогда в доме появлялись какие-то кремы от морщин, а по вечерам она делала маски, которые пугали своей «красотой». Правда, потом всё это резко пропадало, так же резко, как и появлялось. А ведь достаточно было ей просто шепнуть, что она ему нравится любая. Тогда Эля словно расцветала. И кремы были не нужны.

— Ты спать собираешься или так и будешь продолжать маски накладывать? — ворчливо спросил он.

— Это не маска. А всего лишь крем. После того, когда ты меня водой облил с перепугу, я не решаюсь их делать, когда ты дома, — усмехнулась она.

— Так не надо было из темноты на меня выходить измазанной зелёной глиной с красными разводами.

— Это водоросли были такие. Они давали эффект подтянутой кожи.

— У тебя и так кожа нормальная. Но тогда первой мыслью было, что апокалипсис наступил и зомби напали.

— А не надо было фильмы про зомби смотреть, — ответила ему Эля.

— Тут не в фильмах дело. Пять утра, только глаза открыл, а из темноты ты с маской. Хорошо в кружки вода была, а не чай горячий, — ответил Данко. Они переглянулись. Рассмеялись. — Вот скажи, нормальная женщина будет в пять утра маски делать?

— Мне не спалось, — ложась рядом, ответила Эля.

— Не спалось. Разбудила бы меня. Я нашёл бы как нам время провести, — его рука скользнула по её телу. — А ты меня напугать решила.

— Я не специально. А будить тебя не хотела, потому что тебе надо было на работу, — расслабленно ответила Эля.

— Я забыл спросить, сегодня свет выключали?