За справедливое возмездие был бит еще одной группой старших товарищей, друзей и соратников первых участников соревнования, которые отлеживались по домам и в училищном госпитале.

   Ерунда! Кадетские будни! Что пугаться-то — молоти себе, вовремя прикрывай пах, голову и береги зубы.

   Но сейчас!

   Машка постояла, посмотрела на воду, подняла руки повыше... Он с ужасом, сжавшим сердце, понял: «Сейчас прыгнет!» И сорвался с места, обдирая кожу на ступнях об острые камни, влетел в воду, нырнул, вынырнул и понесся так быстро, как не плавал никогда, ни на зачет, ни на соревновательное «слабо».

   Сердце бухало, холод внутри не могла смыть теплая, как парное молоко, морская вода.

   Там мелкое дно, если войдет в воду неправильно — а она войдет неправильно, потому что не знает, не знает, как правильно, — убьется!

   Он успел! Доплыл в тот момент, когда Машка с визгом бомбочкой сиганула с камня. Поднырнул, когда она входила в воду, поймал ее у самого дна и вытолкнул наверх.

   — Руки-ноги целы?! Не болят?! Ты не ударилась?! — орал он на весь пляж и ощупывал перепуганную Машку.

   — Не-ет, — непонимающе, собираясь заплакать, проблеяла Машка.

   Схватив ее ручку-спичку, Дима поплыл к берегу, буксируя за собой дитя неразумное, выволок из воды, развернул, поставил перед собой.

   — Ты что, совсем идиотка?! Как можно оттуда нырять?! Я же пошутил, чтобы ты отстала! — орал он, не обращая внимания на любопытство окружающих. — Ты не знаешь дна! Ты плохо плаваешь! Запросто могла убиться!

   Она стояла перед ним, как солдатик, руки по швам, голова опущена, хлопчатобумажный ку-пальничек обвис на плоском животе и прикрытой пупырышками груди, ибо, кроме этих пупырышек, на загорелой до черноты плоскости ничего пока не было, с мокрой гривы ручьями текла по спине вода. Волосы, отделываясь от влаги, скручивались в крупные кудряшки, отсвечивая рыжими выгоревшими прядками.

   Она не плакала, не всхлипывала, смотрела на него огромными серебристыми глазищами, полными непонимания и обиды.

   Господи! Как же ужасно он испугался! В животе что-то мелко-мелко дрожало, рассылая холод по всему телу, он и орал-то на нее от облегчения. И, не выдержав, прижал ее рывком к себе и обнял.

   — Испугалась?

   И тут точно шлюз открылся: она зарыдала, обливая Димин живот потоком горячих слез.

   — Ну все, все! — успокаивал он, как умел, поглаживая ее по голове. — Все, Машка, не плачь!

   Дима понял, что испугался не того, что оказался бы виноват, если бы с ней что-нибудь случилось, и не приговора, обвинения на всю оставшуюся жизнь Полины Андреевны, ее и его родителей, не вечного креста совести — нет! Он до жути перепугался, что Машки может не стать в его жизни! Оказалось, девчонка очень важна лично для него, Дмитрия Победного.

   А Машка все плакала, и он вытирал ей широкой ладонью слезы. Потом он повел ее в город и угощал мороженым и черешней, насыпанной в свернутый из газеты кулек. И привел в кафе, как взрослую, и, как взрослую, оставил сидеть за столиком, а сам, как галантный кавалер, принес газировки и пончиков, щедро обсыпанных сахарной пудрой. И Машка, позабыв о всех недавних страхах, хохотала, запрокидывая голову и открывая миру малозагоревшее горло. Перепачканная с ног до головы сахарной пудрой, летящей с пончиков, которые держала в руке-, она ела и жестикулировала одновременно, что-то рассказывая.

   Дима с удивлением узнал, что она свободно, как на родном, говорит по-английски и учит немецкий. Машка пообещала ему перевести текст толстого заморского журнала, нелегально привезенного знакомыми моряками торгового флота из дальних странствий. И оказалось, что эта щепка — круглая отличница и увлекается историей Древней Руси и на следующее лето обязательно — обязательно! — поедет на раскопки, папа уже договорился.

   Она была на шесть лет его младше — гигант-• екая разница, целая эпоха, временная пропасть!

   Но так ему почему-то хорошо было в тот день, проведенный с этой щебетушкой, говорившей без остановки, еле успевающей перевести дыхание между словами и смотревшей на него с обожанием. Может, оттого, что все обошлось, может, оттого, что она оказалась очень интересным человечком, а может, от осознания, что она часть его жизни.

   «У тебя атрофировано это чувство, удалено, как аппендикс!»

   Наверное.

   Эта двенадцатилетняя Машка была в жизни другого Дмитрия Победного, совсем другого — тому Дмитрию повезло больше.

   «Ты никого никогда не любил! Ни одну женщину!»

   Да, не любил. Факт.

   Но его почему-то тоже никто и никогда не любил по-настоящему, без расчетов и прикидок, искренне, сильно, до потрохов.

   Только та маленькая девочка Машка... Но она любила другого, того Диму.

   — Да и к черту! — взорвался он.

   Что за день такой?!

   «Ты что, Победный, сбрендил?! Какая любовь?!» На самом деле сбрендил! В его лексиконе и слова такого нет! Зачем сорокалетнему жесткому, удачливому, благополучному мужику, хозяину жизни, думать об этой лабуде? И печалиться о том, что что-то недодано в жизни, запивая горечь коньяком?

   Просто день сегодня такой — сплошная засада!

   Да, не задался сегодня день у Дмитрия Федоровича Победного. С самого утра не задался.


   Мария Владимировна Ковальская открыла дверь, вошла в прихожую с облегчением, шлепнула на пол две увесистые дорожные сумки.

   — Слава тебе господи! Добралась! Дом родной! — с облегчением вздохнула она.

   — Пупсик, ты что вернулся? — прозвенел нежный девичий голосок из спальни.

   Завязывая пояс на коротеньком шелковом пе-ньюарчике, из комнаты выпорхнула нимфетка небесной красоты и свежести.

   — Что та-акое? Что здесь происходит? Вы кто? — потребовало объяснений прелестное создание. Нежные переливы в голосе сменились на истеричные нотки базарной торговки.

   — Кхм! — кашлянул за спиной у Марии Владимировны таксист, согласившийся за отдельную плату отнести два неподъемных чемодана в квартиру.

   — Очевидно, я не пупсик, — предположила Мария Владимировна. Порывшись в сумочке, нашла кошелек, достала купюры и протянула водителю: — Поставьте сюда, пожалуйста, — вежливо попросила она.

   — Да что такое?! — возмутилось нежное создание. — Вы совсем обалдели?! Я сейчас милицию вызову!

   Поставив чемоданы, таксист принял купюры и быстро шмыгнул за дверь, подальше от чужого скандала.

   — Милиция — это хорошо, — согласилась с предложением Мария Владимировна спокойно и устало.

   Все ясно и понятно — жена вернулась из командировки. Анекдотичная ситуация. С кем не бывает. Вот и с ней случилось.

   Она сбросила туфли, заперла дверь и прошла в кухню, отодвинув по дороге примолкшую барышню.

   — Я... вы... — забормотало эфирное создание.

   — Да, — отозвалась из кухни Мария Владимировна, — я и вы. Кофе хотите?

   — Не-ет, нет. Я пойду, мне надо... пора, — пятилась в спальню огорошенная красотка.

   — Как угодно, — холодно разрешила Мария Владимировна.

   Устала она ужасно! Многочасовой перелет с пересадкой, смещение всех, каких можно, часовых поясов, утренняя головная боль и несбывшаяся надежда попасть из жары в нормальный температурный режим средней полосы. Первые дни июня, а в Шереметьеве ее встретила африканская жара, усилив головную боль.

   Она плохо ориентировалась в своей кухне — забыла за полгода, но кофе нашла и турку тоже.

   Надо поскорее выпить кофе!

   — Я пойду, до свидания, — прошелестела от входной двери барышня.

   Открылась и закрылась дверь.

   Маша вовремя подхватила турку с грозящей перелиться через край пенной шапкой закипевшего кофе, наполнила чашку, сделала глоток и зажмурилась от удовольствия.

   С чашкой в руке, делая мелкие глоточки, она обошла свою квартиру, заглянула и ванную и в туалет.

   «Итак, что мы имеем?»

   Затренькал незатейливой мелодийкой ее сотовый. Она не спеша порылась в сумке, откопала трубку, догадываясь, кто звонит.

   -Да.

   — Ты приехала, — констатировал муж, забыв поздороваться.

   — Да. Здравствуй.

   Он помолчал, ожидая ее реакции — сообщение о прибытии жены, как Маша понимала, принесло выпорхнувшее из квартиры нежное создание, и заботливо поинтересовался:

   — Как долетела?

   — До места назначения, что самое главное, — сухо ответила она. — Ты когда будешь?

   — После семи, как обычно, — насторожился муж, заподозрив обещание пошлого скандала.

   — Вот и отлично! Я ужин приготовлю! Сколько не виделись! — бодренько сообщила Маша.

   — Я тоже соскучился, — сообщил «любимый», успокоившись.

   Маша еще раз обошла владения. Закончив обзорную экскурсию в центре гостиной, посмотрела в чашку на черную кучку осадка. Надо выпить еще кофе. И за дело!

   Она не стала разбирать чемоданы, сумки и пакеты с подарками, оставив их сиротливо стоять в прихожей — это потом, достала только свой ноутбук, подключила и вошла в Интернет. Сварила себе еще кофе и, чтобы не ждать, пока он остынет, бросила в чашку пару кусочков льда.

   Очень хотелось в душ, переодеться наконец, но и это потом, сначала более насущные дела!

   Пошарив в Сети, она нашла ближайшую к ее дому фирму, оказывающую услуги по ведению домашнего хозяйства, созвонилась и заказала срочную генеральную уборку. А заодно и пригласила слесаря.

   Они приехали очень быстро, через полчаса. Маша, предполагавшая, что прибудет парочка дивчин с синими паспортинами, имеющими штампы о постоянной дислокации на обширной территории самостийной Украины, удивилась, распахнув дверь.

   Ввалилась бригада из семи человек, молодых, улыбчивых, интернациональных, упакованных в желтые майки и обрезанные бейсболки с логотипом фирмы. Притащили с собой тележки с инвентарем, два пылесоса и целую кучу средств чи-стяще-моющего предназначения.

   — Здравствуйте! — по-пионерски весело и задорно поздоровались хором.

   Вперед вышел мальчонка лет двадцати двух-трех, командир чистящего десанта, и предложил Марии Владимировне обсудить объем работ и высказать ее хозяйские пожелания.

   Пожелания были весьма просты — мыть и отчищать все, вплоть до самых дальних закоулков. Мальчонка ходил за ней с листочком, перечислял наименования работ и их стоимость и ставил галочки напротив запрашиваемой услуги.

   — Стирка требуется? Загрузить машину?

   — Нет, — отказалась Мария Владимировна.

   Все ее вещи, кроме того, что на ней надето,

   были выстираны, с особым удовлетворением и тщанием сложены в чемоданы и сумки, а чистота мужниных ее уже не интересовала.

   — А постельное белье? — уточнил юноша, окинув взором разворошенную кровать в спальне.

   — Это снимите и выкиньте, — распорядилась Мария Владимировна. — Да, и будьте любезны, пропылесосьте матрац и обработайте каким-ни-оудь антисептиком. У вас есть?

   — У нас все есть. Я понял.

   Отдав распоряжения, Маша вполне комфортно устроилась, если не считать так и не принятого душа и нескинутых одежек, которые ее раздражали — все ей казалось, что они грязные, помятые, потные.

   «Потерпи немного! — уговаривала она саму :ебя. — Что там у нас следующим пунктом?»

   Следующим пунктом был слесарь той же фирмы.

   Приземистый мужичок с большим пивным животиком, растягивавшим буквы на желтом маеч-ном полотне, выслушал Машину просьбу сменить оба замка в двери, оценил масштаб работ, обсудил с хозяйкой желаемое число запирающих устройств, озвучил стоимость работ и приступил к делу.

   Мария Владимировна вернулась на 'застекленную лоджию к ноутбуку, остывшей третьей чашке кофе и следующим пунктам плана.

   В двери появилась голова десантного предводителя.

   — Извините, что отвлекаю. Холодильник разморожен и отмыт. Продукты загружать назад?

   — Нет! — улыбнулась Маша.

   Ей вдруг стало весело! Даже головная боль прошла от будоражащей кровь вольницы.

   — Все скоропортящееся, — скомандовала она, — выбросить! Остальное сложить в пакеты!

   — Есть! — улыбнулся в ответ командир.

   Кто знает, что он там понял, но ей почему-то было приятно.

   Вот, собственно, и следующий пункт плана!

   Она порылась в Интернете, нашла удовлетворяющий ее пожеланиям ближайший супермаркет, позвонила в отдел доставки, сделала заказ, обговорив все формальности.

   Так. Что дальше?

   — Молодой человек! — позвала Маша, не вставая со стула..

   Стульчик был премиленький, страшно нравился ей этот гарнитурчик — два кованых ажурных стульчика и столик, она любила попить здесь кофейку, когда оставалась в доме одна. Это дизайнер придумала уголок для Маши на лоджии.