– До коронации осталось меньше месяца, – закусила губу Амелия. – Боже, как быстро прошло время. И сколько ещё нужно успеть…

– Мы всё успеем, – вздохнула графиня безрадостно. – Мы должны успеть.

* * *

Меньше, чем через час трое путников, без лишних церемоний подкупив немногочисленную стражу и заметивших их слуг, покинули замок. Один всадник и две женщины в небольшой телеге, запряжённой тяжеловозом.

– В городе мы заедем к моему старому другу, он сопроводит вас до имения, – негромко произнёс Северин, спешившись, пройдя через небольшую калитку в узких воротцах, вслед за повозкой, которая едва-едва протиснулась меж каменных столбов. Дорожка вела к лабиринту шумных столичных улочек – этим выходом пользовалась только прислуга и поставщик провизии.

– Мы решили ехать к епископу, – возразила Эрмелинда, поправляя капюшон серого шерстяного плаща, заменившего её манто.

– Это хорошая идея, – улыбнулся мужчина. – Но дорога неблизкая. Вы справитесь, миледи?

– Я могу съездить одна, – вмешалась Амелия. – Миледи, поезжайте в имение, вам важнее поговорить с Уильямом. А я поеду к отцу Бенедикту.

– Возможно, ты права, – вздохнула графиня. – Как бы мой сын не натворил бед в любовных метаниях.

– В таком случае, – вновь заговорил Северин, – мой друг сопроводит миледи. Амелия, я поеду с тобой.

– Нет, я прошу тебя вернуться в замок и попытаться увидеться с Анной, передать ей, что мы обязательно её выручим, чтобы она сидела тихо и не геройствовала.

Советник покачал головой, спорить с Амелией он не умел и редко пытался. Да и дорога к дому епископа хоть и была неблизкой, всё же оставалась безопасной. Тракт был широким и многолюдным, деревни облепляли его с обеих сторон и не нужно было ехать ни через леса, ни через пустынные места.

Для него теперь главной задачей становилось тянуть время и откладывать суд – за колдовство казнить запрещалось без повеления высшей церковной власти, но обвинение могло оказаться совершенно иным, если это станет нужно герцогу или маркизу. За измену или шпионаж судили гораздо более строго и часто казнили без достоверных доказательств, а порой и вообще без всякого разбирательства. Северин про себя порадовался, что об этом не известно Амелии, иначе, женщина ни за что бы не согласилась уехать и бушевала бы до сих пор, пытаясь всеми правдами и неправдами вырвать дочь из рук стражников. Советник мог признаться себе, что когда-то его посещали мысли о том, как хорошо было бы, если Аннамари не жила в уютном лесном домике вместе с Амелией, не совала свой любопытный детский носик во все касающиеся и не касающиеся её дела. Если бы её просто не было на свете… Но то были мимолётные ревнивые нотки, он никогда не желал девочке зла. И сейчас Северин с ужасом представлял худшую развязку случившегося, кровь холодела, и сердце замирало при мысли о том, что ни в чём не повинная девушка, пусть и не родная, пусть мешавшая так долго его собственной личной жизни, умрёт в пытках за преступление, которое просто не могла совершить… А что же будет с Амелией? Она так любила Мари, так пеклась о ней, переживала каждый момент её взросления, пропускала все радости и горести её жизни через своё сердце, вкладывала в малышку всю душу… Она не переживёт, если Мари погибнет, да ещё так – с позором, от рук палача. Советник стиснул зубы, бросил короткий взгляд на супругу, печально глядящую куда-то вдаль перед собой, вдохнул поглубже, стараясь взять себя в руки.

– Останавливайте лошадь, – произнёс он негромко, едва заглушив шум городской улицы. – Мы приехали.

Глава 7. Одиночество

Серые стены дворцового подвала едва освещал неровный свет единственной свечи, из жалости оставленной пленнице одним из стражников. Мари уже долго молча смотрела на огонёк, поняв, что стучать в дверь, кричать, просить, доказывать – всё бесполезно. Даже какой-нибудь утешительный план придумать не получалось, кроме неё и свечи, в подвале не было ровным счётом ничего – голые стены, пол, низкий потолок, пара мышиных нор в углах. Оставалось только ждать.

Девушка глубоко вздохнула, подтянула колени к груди, сидя на холодном полу, и снова уставилась на подрагивающую на тонком чёрном фитиле капельку жёлто-оранжевого света. Паника и негодование уже отступили, осталось лишь беспокойство – страх неизвестности. Привычное одиночество, конечно, не то, что было в лесу с матерью, но всё же тихое и вдумчивое одиночество, быстро приводило мысли в порядок. Общество людей пугало Мари больше, чем соседство диких зверей, и сейчас она понимала это как никогда чётко. Она размышляла над тем, как быстро сорвалась до истерики будучи здесь, как непривычно сильно переживает каждый момент, каждое чужое слово, взгляд. Идея с переездом в графское имение теперь казалась горячечным бредом, женитьба с молодым виконтом – тем более. Да и что думать о женихе, если он оказался обманщиком? Она снова вздохнула и уткнулась лицом в колени. Настроения убиваться над своей несчастной судьбой не было вовсе, жалеть себя – тоже, продумывать план мести – и подавно. Всё, что было возможно – терпеливо ждать, что жизнь приготовила ей за следующим поворотом помрачневшего вдруг пути.

За дверью послышались шаги, ключ с шумом повернулся в замочной скважине. Сердце девушки замерло в страхе – мир людей снова потянул к ней руки, и привычная уверенность, вернувшаяся было к ней, рассеялась лёгким дымом. Дверь скрипнула, Мари глянула на вошедшего затравленным зверьком и тут же снова отвела взгляд. Болдер усмехнулся, махнул рукой через плечо, отпуская охранника.

– Ну что? Ты готова? – спросил он с угрюмым ехидством.

– К чему? – буркнула пленница, стараясь подавить страх, но дрожь в груди, не дающая спокойно дышать, сделала голос испуганно тихим.

– Тебя арестовали за колдовство, – оповестил маркиз. – Я лично сегодня разговаривал с сестрой, она пошла на поправку, но утверждает, что никаких лекарств ты ей не давала. Это вполне достойно подозрений. Но главное, я убедился, что ты солгала мне днём. Поэтому, как и обещал, ты должна поплатиться за разрушенные планы. Я изменяю обвинение, ты арестована за шпионаж. По закону даже не нужен суд, ты приговорена к смерти. Но по своему милосердию, суд я устрою.

– И судьёй будете вы? – девушка скривила губы, снова пытаясь спрятать переполняющие её эмоции.

– Ты догадлива, – засмеялся мужчина. – Вставай! Скажешь несколько слов в свою защиту.

– Зачем? – она подняла глаза. – Вы уже всё решили.

– Откуда ты можешь знать, что я решил? Ты даже не хочешь побороться за свою жизнь?

– Вы хотите ещё поиздеваться? Не верю, что вы отпустите меня.

– Правильно. Не отпущу, – хмыкнул Болдер. – Вставай, или казнь провести прямо здесь?

– Нет, – Мари зажмурилась, едва сдерживая слёзы. – Хочу ещё раз взглянуть на солнечный свет…

– Не надо трагедии, – серьёзно перебил маркиз. – Противно смотреть! – он резко схватил девушку за предплечье, рывком поднял с пола. – Ты всего лишь чёрная крестьянка, как тебя не разодень и не научи кланяться, ты останешься безродной дворнягой. Одной больше, одной меньше – никто не заметит и не вспомнит!

Мари нетвёрдо встала на ноги, молча выдернула руку из чуть ослабленной хватки мучителя и, не поднимая глаз, шагнула к двери. Бороться не хотелось… Вообще ничего больше не хотелось, только закрыть глаза и, вновь открыв их, оказаться в своём маленьком лесном домике, забыв обо всём случившемся, продолжить жить в милом сердцу одиночестве…

Грубый толчок в спину поторопил обреченную пленницу, и та зашагала быстрее по узкому коридору. Одиночество… В этот миг Мари с особой остротой ощутила, чем оно отличается от привычного ей уединения. Оно было чёрным и холодным, и сейчас именно оно сковывало сердце ледяными пальцами предчувствия смерти. Никого рядом, никого… И лучше было бы погибнуть в зубах дикого зверя в родном лесу, чем под равнодушными руками палача, которому плевать, кого привели к нему в цепях на убиение. Никого рядом – никого, кого любила бы Аннамари, никого, кто любил бы её, для кого она значила бы хоть что-нибудь… Последние шаги в своей жизни несчастная дикарка должна была совершить в раскрывшемся ей наконец во всей своей «красе» и ненавистном теперь до глубины души одиночестве.

* * *

Небо медленно темнело, провожая заходящее солнце. Прохладные осенние сумерки ложились на дорогу. До дома оставалось ехать ещё около часа. Уильям гнал коня, позабыв об усталости, о дневном зное, обо всех своих ощущениях. В мыслях остались лишь вопросы. Разбираться во всём самому и надумывать ненужных проблем желания не было, надо было чуть потерпеть и узнать правду. Он будет смотреть матери в глаза, требуя признания, будет твёрд и решителен, он готов к любой правде.

Но ждать ещё так долго, графиня может ехать до самого утра, а если она остановится на ночлег, то и подавно – приедет только к обеду.

Впереди показалась стена родного имения, юноша невольно стиснул зубы, представляя, какая мучительная бессонная ночь ждёт его теперь в этих стенах.

У ворот встретил молодой уставший стражник, по лицу его было понятно, что сменщик задерживается, и у бедняги все мысли уже устремлены к тёплой постели, а не к бурной встрече своего господина.

– Здравствуйте, ваша милость! – как мог радостно произнёс он. – Не ждали вас так рано! А где же миледи?

Уильям кивнул в знак приветствия. При виде унылой мины стража, он сам ощутил накопленную за день усталость, захотел скорее упасть в своей комнате на мягкие подушки и уснуть, скоротать время до приезда матери, не трепать нервы зазря, не переживать впустую.

– Миледи задерживается, – буркнул парень. – Но она уже в пути.

Стражник натянуто улыбнулся, открывая ворота, проводил виконта взглядом, тяжело вздохнул, невольно ища глазами своего сменщика по широкому двору имения и, не найдя его, снова закрыл тяжелые створки.


Уильям скинул пыльную дорожную одежду, сел на край кровати, решая, чего он хочет больше – лечь спать или напиться, пока матери нет дома. Выпивку он не очень жаловал, но сейчас решение всех проблем явственно виднелось ему именно в вине. Юноша встал, натянул шёлковый халат, спустился на первый этаж. Прислуги нигде не было, видимо, никто не слышал ещё о приезде хозяина. Это было виконту только на руку, он тихо приоткрыл дверь материнской комнаты – там хранились ключи от кладовой с лучшим вином, которую, за неимением хорошего портье, приходилось запирать самой хозяйке, открыл и встал в ошарашенном изумлении. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: какие-то бумаги рассыпаны по полу, картины сброшены со стен, обивка стульев вскрыта, ящики письменного стола разломаны почти в щепки, как и сам стол.

– Что здесь стряслось? – невольно вслух произнёс Уильям, и тут же радостный крик из коридора отвлёк от взметнувшихся вопросов.

– Ваша милость! – кричала молодая служанка, подбегая ближе. – Вы уже здесь! Простите, мы не знали, что вы так рано вернётесь. Точнее, так поздно, – она с улыбкой мельком глянула в окно, за которым сгущались сумерки. – Прикажете подать ужин или согреть воды?

– Нет, – юноша натянуто улыбнулся, быстро закрывая дверь в кабинет. – Кто-нибудь приходил пока нас с матерью не было в имении? – спросил он.

– Нет, – удивилась девушка. – Стража ведь не впустит никого, пока хозяев нет, – она подошла совсем близко, чуть краснея. – Господин, – произнесла она едва слышно, – я имею дерзость просить вас…

Уильям подозрительно нахмурился и на всякий случай сделал шаг назад, не зная чего ожидать от зардевшейся девушки. Та заметила смятение виконта, тут же опомнилась, сама отпрянула и залепетала быстро, пытаясь оправдаться.

– Простите, я вовсе не что-то такое имела ввиду! Я хотела бы поговорить с миледи, но её нет дома, и я не знаю, когда она вернётся, вот и решила, что, быть может, вы сможете помочь… Вы ведь почти граф! – девушка окончательно потеряла ход собственных мыслей от смущения.

– Ладно, ладно, – успокоил её юноша. – Что ты хотела попросить?

– Мой жених – придворный повар, мы с ним поженимся уже завтра и он предложил… Нет, он очень хочет съездить вместе со мной на родину, познакомить с родителями, он ведь не из этих мест, он приехал вместе с вашим батюшкой, много лет назад. И вот… Я…

– Ты решила попросить за вас обоих? – хмыкнул Уильям.

– Но ведь повару куда сложнее увидеть господ, – вздохнула служанка, чуть приподняв от пола взгляд.

– Когда же вы вернётесь? – поинтересовался виконт и тут же со вздохом демонстративно махнул рукой. – Да что это я, в самом деле? Возвращайтесь, когда хотите. Счастья вам в браке. – добавил он без лишних эмоций.

В глазах девушки сверкнула невыразимая радость и благодарность, она прижала миниатюрные кулачки к груди, потеряв на секунду дар речи, и тут же повисла на шее Уильяма, мотая ногами в воздухе.

– Благодарю! Благодарю вас! – пропищала она. – Я уже счастлива! Вы такой… Такой!