Не обращая внимания на эмоциональные порывы прислуги, парень недвусмысленно кашлянул, чтобы привести её в чувства. Девушка резко замолчала, замерла на мгновение и быстро отскочила назад. Щёки снова заливались уже слишком ярким румянцем, но радостная улыбка никак не хотела прятаться, продолжая освещать её лицо. Она быстро поклонилась в знак благодарности и, не говоря больше ни слова, развернулась и, окрылённая счастьем, убежала по коридору к лестнице.

Уильям снова вздохнул с чуть печальной усмешкой.

– Ты прямо читаешь мои мысли, – буркнул он, радуясь, что больше никто не должен помешать, и вновь открыл дверь в комнату матери.

Но думать о царящем здесь кавардаке никак не получалось, все мысли вдруг снова заполнила Мари. Взбалмошное поведение служанки так неожиданно напомнило виконту о новой знакомой, что он не успел оградить себя от мечтательных размышлений стеной здравого смысла. Слегка оттолкнув ногой попавшуюся на пути картину в сломанной раме, он прошёл к столу, поднял с пола чудом уцелевший стул, опустился на надорванную обивку, безучастно обвёл взглядом комнату ещё раз. За какие-то два дня жизнь из размеренной и скучной превратилась в мучительно загадочную. Вопросов была тьма, а ответа пока ни одного. Пробовать себя в деле следопыта не было ровным счётом никакого желания, и юноша, окончательно потеряв интерес к причине беспорядка в материнской комнате, опёрся локтями о тёмное дерево покосившегося, разломанного стола и уткнулся лицом в ладони. Тут его вдруг осенило воспоминание, что сюда он шёл за ключами. Уильям глянул на ящик стола, где обычно лежали все ключи от кладовых и складов – он едва держался в своей нише, накренившись в бок, на дне валялись какие-то соринки, прежнее содержимое, судя по всему, было разбросано по полу и укрыто желтоватыми бумажными листами.

– Что за невезение, – вздохнул виконт, неохотно раздвигая ногой валяющиеся в пределах досягаемости документы. Ключей не было видно, а искать их более усердно совсем не хотелось. Юноша поднялся на ноги, побрёл расстроенно к выходу, решив, что это, наверное, знак свыше – нужно дождаться матери в трезвом уме. В этот момент в дверь постучали. Уилл опомнился, насторожился, метнулся к выходу.

– Кто там? – спросил он растерянно, сжимая в кулаке дверную ручку.

– Это я, господин! – раздался снаружи встревоженный голос служанки, ещё совсем недавно с радостным визгом обвивавшей руками его шею.

Уильям открыл дверь и быстро вышел, чтобы девушка не успела заметить подозрительного разгрома.

– Что случилось? – спросил он как можно более спокойно.

– Там… Он, – служанка нервно переминаясь с ноги на ногу, – приехал…

– Кто приехал?! – вспылил вдруг юноша. – Говори яснее!

Она на секунду замолчала, округлившимися глазами глядя на хозяина, затем взяла наконец себя в руки.

– Приехал мужчина, – произнесла она, чуть заикаясь. – Говорит, что вашей матушке совсем нехорошо.

– Что?! Где он? – парень встрепенулся, во взгляде вспыхнули неожиданно гневные огоньки.

– Он… он внизу, у лестницы, – пролепетала девушка, тут же отскочив с дороги Уильяма. Решив не дослушивать сбивчивых речей, тот ринулся в конец коридора. В этот миг он поймал себя на мысли, что сам не знает точно, волнуется он о здоровье матери или так сильно хочет получить ответы на мучающие его вопросы. От мысли этой губы скривились в противной гримасе сами собой, юноше стало мерзко от собственного лицемерия. Но всё же жгучее желание успеть, узнать, заполнить хоть на малую часть пустоту мучительного неведения и, быть может, хоть чем-то помочь, гнало вперёд. И виконт, сломя голову, уже летел вниз по лестнице, у подножья которой ожидал человек в сером плаще с почти таким же серым лицом.

– Что с моей матерью?! Где она?!

– Графиня была вынуждена остановиться в гостинице, – ответил мужчина чуть сиплым голосом. – Я приехал за врачом и чтобы известить вас.

– А кто вы такой? Где Северин? – юноша вдруг подозрительно покосился на незнакомца, вспомнив о преследующих его семью странных событиях. Не имеет ли и он к ним отношения?

– Моё имя Райнер. Советник велел сопроводить миледи до имения, – отчеканил тот, выдавая армейскую выучку. – Но в дороге она потеряла сознание. Мы остановились в деревне на полпути отсюда, но там нет врача. Я приехал за придворным лекарем.

– Я еду с вами сейчас же. Придворный врач у себя дома, недалеко от имения. Где вы остановились?

– В Волдрене – деревушке у самого ущелья.

– Да, – виконт помрачнел. – Знаю такую. Кажется, она проклята, – добавил он с нескрываемой иронией. – Выдвигаемся.

– Нет, – резко ответил гонец, потянув руку за пазуху. Уильям насторожился, на всякий случай отступил назад. – Миледи велела передать вам это, – невозмутимо продолжил мужчина, доставая из-под тонкой шерсти плаща конверт с красной сургучной печатью и протягивая его юноше. Тот глянул на письмо, снова недоверчиво покосился на серолицего и взял конверт. – А так же настаивала, – добавил Райнер, – чтобы вы ни в коем случае не приезжали в деревню.

Виконт поджал губы, на секунду замешкался, глядя на вытесненного в сургуче златорогого оленя – герб графского двора. Что на этот раз? Почему мать так упорно не хочет давать ответы на волнующие его вопросы, избегает встречи? Наконец он вздохнул и вскрыл печать. В Волдрене, судя по всему, не хватало не только врачей, но и бумаги, поэтому конвертом служило само послание, Уилл аккуратно развернул его, пробежался глазами по неровным строкам мелких букв:

«Мальчик мой, не волнуйся о моём здравии и, если хочешь сохранить его ещё хоть ненадолго, покажи достопочтенному господину Райнеру, где живёт наш доктор Эберт, а сам как можно скорее покинь имение. С моей стороны было ошибкой просить тебя вернуться домой, поэтому сейчас же собирайся, возьми сопровождающих и направляйся в объезд Фалькнеса севернее – в город Сантерра, там инкогнито остановись в любой гостинице и в первый же день ищи аудиенции у епископа. Только ему открой своё имя. Я понимаю, как сильно ты хочешь задать мне некоторые вопросы, но потерпи ещё немного, я отвечу на них при первой же возможности. Сейчас тебе важно знать, что нам обоим угрожает серьёзная опасность, и исходит она из столицы. Поэтому будь осторожен и благоразумен, ожидай меня там, где прикажет быть епископ. Храни тебя Господь!»

Послание заканчивалось размашистым вензелем графини. Уильям медленно сложил бумагу, задумчиво глядя сквозь неё. Внутри у него всё готово было вскипеть от гнева, но почему-то этого не происходило – злиться не хотелось, доказывать и требовать что-то было не у кого, оставалось только смирить негодование, послушаться материнских наставлений и покорно отправиться в очередное путешествие.

– Я отправлюсь утром, – вздохнул юноша наконец. – Нужно поспать перед такой дорогой.

Серолицый слегка нахмурился.

– Графиня велела не медля покинуть имение, – произнёс он серьёзно. – Заночуйте в ближайшей деревне.

– Да уж, я чувствую себя в центре тайного сговора, – Уильям потёр пальцами глаза. – Ладно, остановлюсь у доктора Эберта, всё равно сейчас ехать к нему.

Гость коротко кивнул и, не говоря больше ни слова, покинул просторный приёмный зал.

– Кажется, я начинаю сходить с ума, – покачал головой виконт, когда тот скрылся за дверью, ведущей во двор. – Жаль, что не удалось чего-нибудь выпить…

Сил рассуждать о чём-то и пытаться искать логику в происходящем попросту не было, и юноша в очередной раз поймал себя на непривычной и даже в какой-то степени чуждой ему покорности материнскому слову. Со смертью отца оно вдруг приобрело для Уильяма весомую значимость, которой не было никогда ранее. Быть может, это было осознание хрупкости человеческой жизни, боязнь потерять близкого человека, так и не найдя с ним общего языка, а может просто поторопленное трагедией взросление. В любом случае, сейчас он не собирался нестись прямиком в Волдрен, как поступил бы в подобной ситуации ещё год назад, ругаться с матерью и требовать желаемого. Всё, чего виконт хотел сейчас – выспаться и отправится туда, куда велела ему Эрмелинда, чтобы там снова нетерпеливо ждать её появления с желанными ответами в попытках позабыть горячность мыслей о Мари и снова, вероятно тщетно, стараясь выкинуть из головы её образ…

* * *

День пятый.

Амелия без жалости хлестнула усталую лошадку вожжами, сжимая в одной руке официальное письмо от епископа с прошением о помиловании Мари, а другой утирая набежавшие слёзы. Проторенная дорога позволяла ехать быстро, но женщине всё казалось, что она опаздывает, что времени уже совсем нет, что Северин не сможет помочь её девочке. Она раз за разом прокручивала в голове события минувших дней, коря себя за всё произошедшее. Не скажи она правды Уильяму, не уговори дочь ехать в замок… Открой ей всю правду гораздо раньше – всё могло бы сложиться иначе!

– Боже! Только бы не опоздать, – шептала Амелия, вновь заливаясь слезами. От отца Бенедикта она узнала, чем может обернуться суд, если обвинитель вдруг изменит свои показания, каким жестоким бывает приговор, и теперь проклинала каждый свой ошибочный шаг всё с большим отчаянием.

Она уже твёрдо решила, что всё расскажет Мари, как только они покинут злополучный Фалькнес. Расскажет о Северине, который готов был стать её приёмным отцом, но не смог смириться и принять чужого ребенка, как своего. О графе Алоисе, так желавшем рождения наследника, но осчастливленном и появлением на свет своей внебрачной дочери, которую у него забрали прежде, чем он успел подержать кроху на руках. О Франческе – матери малышки, рождённой от именитого отца и поселённой в лесу в окружении диких зверей и старинных книг до своего шестнадцатилетия… Амелия уже твёрдо решила, что девушка достаточно выросла, чтобы всё понять и простить долгое молчание опекунши. И даже если ещё недостаточно… Сейчас она молила небеса лишь об одном – не отнимать у Мари жизнь, но сердце сжималось и щемило в предчувствии беды.

– Господи… Помоги, – в последний раз шепнула женщина, въезжая в ворота герцогского двора.

У входа в западное крыло её встретил супруг, вид его был весьма беспокойным.

– Что случилось? – едва не вскричала Амелия. – Говори, не скрывай ничего!

– Я не знаю, – мрачно отозвался Северин. – Герцог отказался принимать меня. Ты быстро вернулась. У тебя есть какие-то новости?

– Да, – женщина демонстративно подняла сжатый в кулаке свёрток. – Отец Бенедикт с большим пониманием отнёсся ко мне и не заставил ждать.

– Тогда нужно спешить, – мужчина выхватил письмо. – Скорее. Ты подождёшь меня в коридоре, я постараюсь добиться встречи с герцогом снова.

– Нужно говорить с маркизом, – возразила Амелия, едва поспевая за быстрыми шагами советника. – Он ведь приказал арестовать Мари!

– Я думаю…

Северин не успел закончить фразу, остановился перед высокой дверью – в полутёмный коридор резко ворвались лучи вечернего солнца, в дверном проёме стоял маркиз собственной персоной. Он сделал шаг назад и попытался скрыть раздражённое удивление, проявившееся на лице.

– Ваша светлость! – почтительно поклонился мужчина, незаметно потянув за рукав опешившую супругу. – А мы как раз ищем вас.

– Меня? – Болдер вложил в одно это слово столько надменности, что Амелия едва сдержала себя, чтобы не кинуться на него и не выцарапать глаза. – Что за дело у вас может быть ко мне?

– Есть официальное прошение от епископа, – как можно более спокойно и деловито произнёс советник, – об освобождении Аннымари из-под стражи.

– Да? – маркиз неохотно взял из рук мужчины письмо, развернул, пробежал взглядом по строкам. – Интересные детали, – он коротко глянул на застывшую в ожидании Амелию, затем вновь на письмо. – Так она не деревенская целительница?

– Она получила домашнее образование, живя в небольшом имении близ Волдрена, – возразил Северин. – Но она действительно принадлежит к знатному роду, есть документы подтверждающие это.

– Документы? Хотелось бы на них взглянуть, – усмехнулся Болдер, сворачивая прошение епископа.

– Они находятся в имении, – ответил Северин, спиной чувствуя, как Амелию начинает трясти от гнева и волнения.

– В таком случае, я не могу считать это письмо подлинным, – хмыкнул маркиз. – Да и какая разница? – он развернулся спиной к собеседникам, откровенно намекая, что дальше продолжать переговоры не намерен. – Шпионку уже казнили.

– Ш…шпионку? – только и смог выговорить Северин. Амелия, едва не потеряв сознание, повисла на его плече.

– Суд был коротким. – безучастно бросил Болдер, делая шаг вперёд, – она во всём созналась и была казнена. Тело сожгут сегодня.

– Нет, – тихо простонала Амелия, вытирая текущие ручьём слёзы. – Прошу, – она, превозмогая желание кричать и рыдать, подняла голову. – Дайте мне хотя бы похоронить дочь как подобает…

– Не могу, – всё так же равнодушно бросил маркиз, обернувшись. – По приговору суда тело подлежит обязательному сожжению. Но по моему милосердию, позволяю забрать её прах.